— Почти. Родителей с отдыха. Можете записать еще один пункт — дармоедка. И отдать меня Цеберу. Очевидно, что я вам в качестве помощницы не подхожу.

— Ну это я безусловно решу сам. Кстати, Цебер — великолепный врач, но одна из самых стервозных стерв на планете Земля. Не просто так это ее тринадцатая больница за четыре года. Если со мной у тебя есть шанс выжить и благополучно получить по практике зачет с удовлетворительной оценкой, то с ней — абсолютно точно нет.

— Ну и зачем вы тогда послали к ней Егора?! — сама не заметила, как вскрикнула, на что Лукьянов как-то странно на меня посмотрел.

— Чтобы набрался опыта. Ему можно, он — парень. Женщина с мужчиной лучше контактирует, так заложено природой. А стерва со стервой — контакт не найдет, — это я-то стерва?! — Итак, жду извинений за машину и пройдемся по еще одному незаконченному делу.

— Извините за поврежденный автомобиль, — нехотя произношу я.

— Извинения приняты, — вполне серьезно произносит он, отпивая из бутылки воду. Чтоб ты подавился.

— Знаешь какое умение для врача одно из самых главных? — встает с места, обходит его и опирается пятой точкой на стол. — Помимо его знаний и умений.

— Тактичность?

— Нет. Делать хорошую мину при плохой игре. Всегда и во всем. Половина, а может быть и больше, пациентов будут тебя раздражать. Кому-то из них ты захочешь дать в морду или продавить каблуком ногу, причем за дело. Но нельзя. Увы, пациент всегда прав, даже если он полная фекалия. Не скрывая свои эмоции от них, ты будешь их неосознанно радовать, не всех, конечно, но какую-то часть безусловно. Так вот, желая мне подавиться, выпитой несколько секунд назад, водой, потому что я тебя раздражаю, ты показываешь свою слабость передо мной. Не стоит. Учись на мне делать на своем прекрасном личике маску внешнего спокойствия. Уверяю тебя — это выбивает людей из колеи. Можешь взять ручку и записать первое правило — хорошая мина при плохой игре.

— Я запомню, — как можно спокойнее отвечаю я.

— Вот, уже лучше. Но ты кулаки сжала. Это тоже выдало тебя с головой.

— А ведь вы сказали, что еще ни над кем не издевались. Врали, стало быть.

— Нисколько. Ты просто еще не совсем зрелая личность, поэтому не способна распознать истинное издевательство. Итак, через три дня поедем в салон, а теперь вернемся к последнему делу.

— Я больше ничего не делала плохого в те дни. Клянусь своими руками. Ну разве что, весь торт сожрала от стресса. Но к вам это никак не относится.

— Ко мне точно не относится. Вернемся к моему паху. Твой удар коленом оказался достаточно болезненным.

— И?

— Вероятнее всего, ты повредила мне scrotum, а возможно и то, что находится внутри, — память, напрягись. Что такое скротум? Мошонка. Точно! — А так как такой генетический материал как у меня не должен пропадать из-за возможной травмы и в будущем мне бы хотелось заиметь наследников, надо поскорее оценить масштаб, пока не поздно. Сутки как раз не прошли.

— Простите, а сколько вам лет?

— А ты с какой целью интересуешься?

— Мне кажется, в вашем возрасте у вас уже есть дети, может быть, даже… дети детей, — я не знаю зачем я нарываюсь, но произнесенная фраза приносит мне неимоверное удовольствие.

— Дети детей. Молодец, Анна, — не скрывая улыбки, выдает он. — Снова опрометчиво, но сказано хорошо, почти не выдала эмоций. Я оценил.

— Стало быть, я хорошая ученица?

— Возможно. В этом мы убедимся в процессе. Итак, возраст. Угадывай.

— Ой, боюсь я могу вас обидеть. У вас такой тип строения лица, что можно накинуть лишние года.

— А что с ним не так?

— Ну у вас глубокие морщины в области носогубных складок, плюс разросшаяся щетина, что придает визуально пять, а то и десять лет. Поэтому я могу ошибиться и дать вам сорок пять, а в реале может оказаться, что вам тридцать пять и ненароком обидеть.

— Угадала.

— Сорок пять?

— Тридцать пять.

— Ой, а так и не скажешь. Хорошо выглядите, — улыбаясь, произношу я. На мой комментарий Лукьянов лишь усмехается.

— Ну что, вернемся к scrotum.

— Я извиняюсь за то, что, возможно, вам ее повредила. Все?

— Конечно, нет. Ты, как будущий врач, должна провести осмотр и оценить мое состояние.

— Шутите?

— Нет, — как ни в чем не бывало бросает Лукьянов.

— Вы и без меня можете определить повредила ли я что-нибудь вам.

— Как?

— Визуально. Если там есть припухлость, то, возможно, повредила я вам не только автомобиль.

— Припухлость?

— Ну, отек.

— Без «ну». Припухлость тоже сгодится. Но надо произносить увереннее. Что еще ожидаешь увидеть, кроме отека?

— Гиперемию. Ну и боль.

— Молодец, — отталкивается от стола и подходит к шкафу. — Только без «ну». Держи, — подходит ко мне и подает перчатки. — Проводи осмотр и пальпируй. Пока я оголяюсь, надевай перчатки.

— Вы серьезно?!

— Да, Анна, я не шучу. Ты же будущий врач.

— Но я не уролог!

— Я — тоже. Однако обязан смотреть больному в трусы, если понадобится. И не забывай, что врач — бесполое существо. Давай проводи скорее осмотр, у нас еще много дел.

— Я не буду.

— Будешь, — уверенно произносит он и снимает медицинский халат. Хватается за ремень брюк и начинает его расстегивать. Вжик молнии и я закрываю лицо ладонями. Ну уж нет, смотреть на его гениталии я уж точно не буду. Это просто неудачный день. Второй неудачный. Но все пройдет. Надо просто потерпеть. — Анна, расслабься уже и иди ко мне, — медленно убираю ладони от лица и сразу же попадаю взглядом на сидящего за столом Лукьянова. Судя по халату — одетому. — Давай чуть живее. Мне, точнее уже нам, через десять минут надо быть в реанимации, — снова что-то пишет в ежедневник. — Бери скорее стул и садись ко мне.

Пререкаться с ним и тем более что-то спрашивать — нет никакого желания. Наверное, поэтому я как послушная кукла беру стул и присаживаюсь рядом с одетым, к счастью, Лукьяновым. Подает мне чистый лист бумаги и ручку.

— Писать чистосердечное признание?

— Нет, всего лишь рисовать.

— Что?

— Мужские половые органы. Без особых художеств. Посмотрим на твои знания анатомии.

— А говорили, что не издеваетесь.

— Мужчина сказал и мужчина сделал, как правило — это разные мужчины. В твоем возрасте пора бы это знать. Кстати, тебе сколько лет?

— Двадцать один, — после затяжной паузы произношу я.

— А должно быть двадцать два. Рано в школу пошла?

— Да.

— Больно умная?

— Нет. Родителей как раз тогда укусили клещи, и моя злая тетка отправила меня в школу, дабы я ей не мешала, — произнесла я, не задумываясь над сказанным. Я бы сказала, совершенно без эмоций.

— И вот тебе двадцать один.

— Да.

— А так и не скажешь. Меньше двадцати пяти бы не дал. Видимо, излишек косметики прибавляет тебе пять лет. Кстати, ты хорошо видишь из-за столь густо накрашенных ресниц? — валить! Мне надо отсюда валить. Продержаться три дня, заплатить ему за авто и срочно писать заявление в деканат на смену места практики. Жития мне здесь не будет. К гадалке не ходи — не будет. Глубоко вдыхаю и перевожу взгляд с чистого листа на моего нежеланного собеседника.

— Отлично вижу.

— Это хорошо, что отлично. Кстати, я передумал, рисуй всю мочеполовую мужскую систему, а то что мне одни мпо. На все пять минут. А пока рисуешь — вспоминай названия на латыни, строение, ну и функции органов, особенно возможно поврежденной scrotum. Начинай, Анна.

Глава 4

Скротум есть, яички Фаберже мы туда окунули, и кукуруза посередине тоже имеется. Осталось вспомнить к чему они прикрепляются и что от них отходит. Картинка, картиночка появись передо мной. Закрываю глаза и пытаюсь представить плакаты по анатомии. Да, детка! Открываю глаза и начинаю дорисовывать недостающие элементы. Осталось только высунуть от усердия язык. Смотрю на рисунок и понимаю, что чего-то мужского-полового явно не хватает. Точно, семявыносящий проток! И все равно чего-то не достает.

— Чего застыла? Это что, все?

— Чувствую, что упускаю что-то важное, но никак не могу вспомнить что именно. Ну из ваших половых органов, пусть будет все, — удовлетворенно произношу я. Где-то глубоко внутри умная часть меня не одобряет мои порывы нарваться, но эта же часть меня говорит о том, что я все равно попаду с этой картинкой на жесткий опрос и падение ниже плинтуса. А так хоть зубы ему заговорю.

— Из моих? Ну да ладно. У тебя парень есть?

— А вы с какой целью интересуетесь?

— Для составления индивидуального плана работы. С удовлетворенной девушкой проще сработаться, — ничуть не стесняясь, произносит Лукьянов. Паскуда!

— Не волнуйтесь, я полностью удовлетворена.

— Интересно каким образом, если на картинке нет важного органа. Я ставлю под сомнение твое удовлетворение.

— Так я же рисую ваши органы, а не своего парня.

— Ну хорошо, Анна, я тебе подыграю. Где моя prostatа?

— Ой, прости Господи, забыла. Точно предстательная железа. Вот она, красавица, — быстро принимаюсь дорисовывать жизненно-важный орган.

— Забыла она.

— Все, все. Дорисовала.

— Никак не могу привыкнуть к мысли, что это нарисованы мои половые органы. В душе раздай.

— Я поняла в чем дело. Сейчас кое-что исправлю, — чуть улыбнувшись, произношу я, принимаясь дорисовывать. Точнее увеличивать объем нарисованного. — Ну вот так лучше.

— А после дорисовывания на место раздрая пришла тревога. Это что? — тычет ручкой в самую нижнюю часть моего рисунка.

— Головка.

— Чья?

— Ну так ваша же.

— Во-первых, на латинском.