— В своем уме? — Всплеснула руками, еле сдерживаясь, чтобы не показать ему в стекло неприличный жест. — Давай по-человечьи останавливайся!

Тц-тц-тц. Старая развалюха со скрежетом проехала еще пару метров и замерла на остановке.

— Другое дело, — проворчала я, запрыгивая внутрь.

Порылась в карманах в поисках мелочи, выгребла, отсчитала сколько нужно и, не заметив в салоне признаков присутствия кондуктора, сложила монетки горочкой на панели возле водительского сидения. Вот так. Теперь я должна успеть к началу зачета по грамматике перевода. А он был очень важен для меня, ведь его преподавал сам Станислав Вячеславович. Мой Стас…

Нет-нет, конечно, педагог не догадывался, что он «мой». И что его как-то там зовут, пусть даже очень ласково, на вроде Стасик. Но для меня он был настоящим предметом обожания, с первого дня, стоило мне только его увидеть. Спутанные волосы, мягкие и кудрявые, совсем, как у моего брата. Светло-русые, намеревающиеся захватить весь мир и густыми прядями спадающие на лицо. Глаза, грустные и серьезные, большие и темно-зеленые. Такие темные, что кажутся почти карими. Но стоит посмотреть на них на солнце, и они загораются тысячами зеленых отблесков, сливающихся из маленьких искр в крупные яркие изумруды.

Высокий, всегда скромно, но со вкусом одетый, и что немаловажно, привлекательный мужчина лет сорока с хвостиком. Скажете, староват для меня? Нет, совершенно. Гораздо больше удручает тот факт, что ему не положено заводить близких отношений со студентами. Ну, так мне и осталось учиться всего-ничего — два года с небольшим. Главное, обратить на себя внимание, заинтересовать, а в этом направлении я уже немного продвинулась.

Еще на втором курсе, чтобы не отставать от других студентов, я начала читать неадаптированную литературу. Прочла в оригинале «Европейцев» Генри Джеймса, чуть тогда мозг не вывихнула, но осилила. Очевидность прогресса моих языковых навыков заставила меня продолжить эксперимент, подбирая для чтения все новые и новые произведения в нашей библиотеке. Слушала много музыки и аудио-спектаклей, привыкая к особенностям произношения и отличиям в британском и американском английском. А потом вдруг решила сменить тактику.

А что, подумала я, если попробовать поразить Стаса не своими успехами, а наоборот — попросить помощи? Хороший ход. И тогда по моей просьбе мама договорилась о двух часах в неделю дополнительных занятий. Индивидуальных. Для меня одной. У нас дома.

Стасик приходил по средам и пятницам вечером. Вот уже два месяца. Мы всякий раз садились за стол в гостиной. На расстоянии полуметра друг от друга. Опасно близко. Так близко, что сердце гулко отдавалось в ушах от каждого случайного соприкосновения рукавами. Я закусывала до боли губу, боясь, что он услышит. Но он продолжал монотонно объяснять материал, который был для меня проще пареной репы. Ловя глазами каждое движение его губ, я слушала и наслаждалась этой близостью.

Иногда, когда запах его парфюма ударял в голову, мне хотелось поцеловать Стаса и посмотреть на реакцию.

Вот наши взгляды встречаются. Искра, словно от спички. Еще несколько секунд на раздумье и долгожданное встречное движение. Мммм…. С каждым разом это видение становилось все реальнее и, казалось, вот-вот желанное произойдет наяву, а не в моих глупых мечтах. Но как всегда заходила мама со своим традиционным «я только поставлю вам чаю и уйду» и все обламывала. Отдаляя меня от моей цели и мужчины-мечты все дальше и дальше.

Разумеется, оплачивала я эти занятия из своего кармана. Маме и так было тяжело. На ее шее висели мы с братом, квартплата, кредит подонка-отца, бросившего нас еще в детстве и сам подонок-отец собственной персоной. Да-да, вы не ослышались. Узнав, что этот тип болен (хрен знает чем, мне все равно, но лучше бы он скорее загнулся от этой дряни) мама решила ему помогать и теперь навещает несколько раз в неделю уже в течение пары лет.

Из-за этого у нее с Пашкой постоянные конфликты. Брат громыхает своими вечеринками, стоит ей только выйти за порог, шокирует татуировками, пирсингом, сигаретами и странного вида девахами, которых он пачками тащит к нам в квартиру. Поэтому я держусь ровно, стараюсь не расстраивать родительницу еще больше. Молчу про свою учебу, подрабатываю переводами, батрачу в свободное время в местной забегаловке и стараюсь не злить. Одного стихийного бедствия на семью, пожалуй, будет достаточно.

Я удобнее устроилась на сидении напротив выхода. Может, стоило бы полистать конспекты, пока эта тарантайка ползет в сторону универа? Сняла очки, запустила руку в сумку, где приятно шелестели исписанные мною тетрадки. Зеленые, желтые, красные. Мои богатства. Мои верные спутники.

Автобус подскочил на кочке, вытряхивая из меня последние остатки сна (да и мозгов, пожалуй), и сбавил ход лишь перед остановкой. Отпустив конспекты, я покосилась на водителя. Если бы не такой чудесный весенний день, точно бы послала ему мысленно пару крепких ругательств. Лихач хренов!

Повернулась к окну. Солнышко пробивалось сквозь мутные стекла автобуса невероятно прозрачными, яркими лучами, растекающимися по салону, словно медовая акварель. Их блики вспыхивали, отражаясь в хромированных поручнях и даже в моих часах, и рассыпались на десятки солнечных зайчиков на сидении и под ногами.

Обожаю весну. Природа просыпается, согревает своим свежим дыханием, радует первыми цветами, звонкими ручейками. И даже музыка в наушниках звучит веселее, заставляя шагать вприпрыжку.

Тц-тц-тц. Опять! Автобус со страшным скрипом притормозил возле остановки. Я убрала за ухо две светлых прядки, упавших на глаза.

Похоже, водитель на этот раз решил не испытывать терпение пассажиров — остановился, как положено, и открыл двери. Желающих прокатиться в такую прекрасную погоду нашлось немало: целая орава первоклашек с учительницей с шумом влетели и рассосались по сидениям в хвосте салона, пара бабушек, ворчащих и спорящих друг с другом и со всем белым светом, еле вползли и заняли места рядом с водителем. И как пенсионеры вообще выносят такую жару в своих пальто, зашторенных буквально по подбородок? Да еще и в глухой вязаной шапке в комплекте с платком, плотно обернутым вокруг шеи? Загадка.

Я втянула носом приятный свежий аромат весны, вдруг ворвавшийся в салон. Все-таки лучше этого времени года и быть не может! И плевать на лужи, на грязь, которую приходится месить собственной обувью вплоть до мая, плевать на серые кучи снега и какахи, вдруг оттаявшие после зимы на газонах. Это же весна! И ничего не может быть прекраснее нее!

Я посмотрела на часы и нетерпеливо постучала пальцами по коленке. Пора бы и отправляться, чего он там ждет? У меня важный зачет, нельзя опаздывать. Бросила взгляд в сторону водителя. Типа: эй, чувак, ты уснул там? Он, казалось, перехватил мой взгляд, нахмурился и лениво нажал кнопку, которая закрывает двери.

Вот так уже лучше. А теперь поторопимся, иначе…

Дверь, почти закрытая до конца, заскрежетала, перехваченная чьей-то рукой.


Пальцы длинные, покрытые цветными татуировками от ногтей до запястий, увешанные странными массивными кольцами-печатками, вцепились в нее и с силой дернули в обратную сторону. Ветхая конструкция не стала сопротивляться — открылась податливо и мягко.

Через секунду вслед за костлявой рукой появилось такое же костлявое тело. Парень. Высокий, сутулый, в вытянутой, длинной серой футболке, непроницаемых черных очках и потертой кожанке запрыгнул на ступеньку. Я замерла. Голова его качнулась из стороны в сторону, пугающе и опасно. Он словно хищник выискивал глазами жертву. Хотя именно глаз и невозможно было разглядеть сквозь черные стекла.

Перестав мотать головой, взялся за поручень, обвив тот своими безобразными тонкими пальцами, и как-то странно покачнулся, хотя автобус еще не начинал движение. Наклонился всем телом на металлический релинг справа и снова принялся сканировать салон взглядом.

Я выпрямилась, стараясь не дышать. Еще не хватало, чтобы этот наркоман занял место напротив меня. Бледный, помятый, явно страдающий от похмелья или чего там у них, у нариков, бывает, он навалился на поручень, ожидая, пока автобус тронется и наберет скорость. Навис надо мной, как многоэтажка, угрожающе покачиваясь, и уставился… Да блин!

Мне опять не повезло. Это чучело заприметило-таки свободное место!

Парень отпустил поручень и грохнулся на сидение напротив, как тяжеленный мешок с картошкой. Ну, или с костями. Потому что он явно был изможден, как все любители курнуть, закинуться или уколоться. Сел, вытянул свои длинные худые ноги в узких черных джинсах, расслабил плечи и завис, глядя куда-то сквозь меня.

По спине пробежал холодок. Взгляд этого чудилы явно был направлен в мою сторону, но вполне могло статься, что он просто спит, а не рассматривает брошку на моем пальто. Я прижала к себе сумку и робко опустила глаза. В пол. А как? Не на него же глядеть? Если он такой наглый и бесцеремонный пусть пялится на меня. Лично я так не могу.

Посмотрела налево. Старушки уже перешептывались друг с другом, обсуждая странного пассажира, и брезгливо плевались в его сторону. Глянула вправо. Малыши-карандаши застыли с выражением ужаса на лице. Эксцентричный молодой человек с татуировками захватил все их внимание, обеспечив хотя бы на какое-то время, но идеальную тишину в салоне.

Я отвернулась, уставившись вновь на свои кеды, и выдохнула. Ну, и что? Да, тип отвратительный. Но не тронет же он никого прямо на глазах всего салона? Пусть себе сидит, а я пока посмотрю на него. И очень осторожно скользнула взглядом снизу-вверх.

Кроссовки. Спортивные найки, хай-топы с золотистым логотипом и красными шнурками. Донельзя белые и омерзительно дорогие. Новенькие. Или просто чистые. Ну, не летает же этот экземпляр на метле? Ходит, как и все, по улицам. Значит, только вышел из дома, целомудренно-незапачканный, не отмеченный серо-коричневой грязью этой весны.