– Спасибо, Генри, – сказала Пенелопа, когда с этим было покончено, и её безупречная бледность оказалась надежно спрятана в тени. Затем она слегка повернулась в направлении Дианы и Грейсона и помахала им рукой. – Эй, привет! – закричала она, даже не притворяясь удивленной. – Смотри, там мой брат и мисс Холланд.

Генри давал чаевые мальчику, но вскинулся, словно его поймали за распитием спиртного в церкви.

Диана внезапно остро ощутила все недостатки своей внешности. Она была намного ниже Пенелопы, волосы всегда беспорядочно вились, а обшитый белым кантом синий купальный костюм с широким моряцким воротником, украшенным вышитыми якорями, давно вышел из моды. Диана была так благодарна Клэр, когда та перешила старый костюм, купленный давно, ещё до смерти отца. С тех пор её тело изменилось, к тому же Диана знала, что даже перешитым костюм казался нарядом для маленькой девочки. Но, даже сознавая это все, она помахала в ответ.

– Как замечательно вы здесь устроились, – ровным тоном произнесла Диана, когда они с Грейсоном подошли поближе. Она не была уверена, собиралась ли произнести это с притворным воодушевлением или легкой иронией, но в любом случае её слова прозвучали так же скучно, как глухой стук её сердца. Также она не знала, что хотел донести до неё Генри своим выражением лица, но была вполне уверена, что солнечная сцена семейной жизни вряд ли являлась тем, ради чего он заманил её во Флориду. – Прямо-таки поселение для двоих, – добавила она, и на этот раз в голосе четко прозвучала горечь.

– А теперь уже для четверых!

Пенелопа приподнялась на локтях и широко улыбнулась Диане и брату. Под гофрированными рукавами откровенно виднелась бледная кожа. Вся восхитительная женственность её тела, с болью заметила Диана, была выставлена напоказ в вышитом и заколотом булавками купальном костюме.

– Но здесь всего два лежака и один зонт.

Диана обращалась к Пенелопе, но смотрела на Генри, на чьём лице всё ещё читалось слегка глуповатое, но до конца непонятное выражение.

– Ах, да. Генри взял их для нас в аренду. Генри знает, как быстро я обгораю, и не мог этого допустить. – Пенелопа откинула голову назад и рассмеялась, а затем по-девичьи прижала щеку к плечу. – Конечно, цвет твоей кожи намного темнее, Ди. Тебе, верно, нет нужды столь усердно защищаться от стихии.

– На самом деле, я весьма чувствительна ко всему бесчеловечному.

Обычно Диана ни в коем случае не стала бы сравнивать себя с бывшей мисс Хейз, но внезапно ею овладело убеждение, что она сама должна обладать тем же, что требовалось Пенелопе. Она повернулась к Грейсону, про себя радуясь, что он стоит рядом.

– Мистер Хейз, будьте так добры, принесите мне лежак и зонт. Такой же, как этот, в красно-белую полоску.

– Конечно, мисс Ди, – ответил он с фамильярностью, которая час назад очень ей не нравилась, но теперь воспринималась весьма к месту. В эту минуту, испытывая чувство отчаяния по вине Генри Шунмейкера, она была бы рада даже обществу Персиваля Коддингтона, совершенно ужасного холостяка, который унаследовал состояние и поэтому стал вероятным, по мнению ее матери, кандидатом на роль мужа любой из девиц Холланд и о котором говорили, что он тоже остановился в этом отеле.

Поднялся ветерок, взвив кудри вокруг её милого личика. На секунду она отвлеклась и чувствовала себя почти расслабленно, греясь на солнце и вдыхая океанский воздух, стоя на тёплом песке. Но затем вновь перевела взгляд на Шунмейкеров и заметила, что Генри шевелит губами. Он был так же красив, как и всегда, а его высокие скулы и благородные очертания рта, как обычно очаровывали её. Но следом её брови вопросительно приподнялись. Пенелопа, отметив изменившееся выражение лица Дианы, пошевелила головой, и Генри был вынужден любезно улыбнуться обеим юным леди.

Словно в ответ ему Пенелопа провела рукой по своей вытянутой ноге, отстегнула от пояса чулки и немного стянула их, приоткрыв узкую полоску обнаженной кожи на бедре. Это местечко на женском теле особенно нравилось Генри – и Диана поняла, что Пенелопе это известно не хуже, чем ей.

– Вот! – объявил Грейсон, подходя к ним с необходимыми для принятия солнечных ванн предметами.

Диана послала ему бледную улыбку – она не была уверена, что способна изобразить нечто более благодарное, и брат соперницы совершенно точно не мог вызвать в ней это чувство. Она плюхнулась на лежак, не сумев удержаться от еще одного взгляда на обнаженное белоснежное совершенное бедро на лежаке слева от себя.

Очевидно, его заметила не только она, потому что следующие услышанные ею слова исходили от пляжного блюстителя нравов.

– Дамы! – выкрикнул он, и вся компания покосилась на высокого, рано постаревшего мужчину в сдвинутой на затылок шляпе. Хотя он и мог обращаться к обеим девушкам, Диана чётко видела, что смотрит он на Пенелопу. – Правила есть правила!

– В чем дело? – прошептала Пенелопа словно ягненок, по неосторожности забредший слишком далеко от пастуха.

Но даже под палящим солнцем она не сумела вызвать на щеках стыдливый румянец.

– Чулки должны плотно прилегать к купальному костюму, не обнажая тело! – резко продолжил блюститель нравов, словно цитируя правила отеля наизусть.

Пенелопа испуганно посмотрела на Генри, и следующие несколько секунд Диана надеялась, что сейчас он скажет своей жене, что она выглядит такой же потаскухой, какой и является, и его сердце принадлежит другой женщине. Но он лишь наклонился вперед и протянул служителю правопорядка сложенную купюру.

– Это моя жена, – произнес он не своим голосом, но Диана не могла не признать, что с его уст сорвались именно эти слова.

– Тогда скажите ей прикрыться! – пробормотал блюститель нравов, протягивая руку за взяткой, которую давал ему Генри.

Диана поняла, как это работает, и, не желая отставать, наклонилась вперед и отстегнула свои чулки от пояса так, что они тут же слегка оголили её немного более округлые и розоватые бедра. Глаза служащего округлились от ужаса и негодования, и он уже было открыл рот, чтобы сделать выговор и ей, но Диана бросила взгляд на Грейсона. Прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, деньги перешли из рук в руки и блюститель нравов отправился восвояси.

– Мне внезапно так захотелось пить. – Пенелопа снова откинулась на лежак, сложив руки под головой, и закрыла глаза. – Мистер Шунмейкер, здесь где-нибудь продается лимонад?

– Да, думаю, я вижу…

Пенелопа подняла руку и успокаивающим жестом положила ладонь на предплечье Генри.

– Принеси мне стаканчик, пожалуйста.

Диана невольно оттопырила полную нижнюю губу, увидев, как единственный мужчина, которого она любила в жизни, безропотно подчинился жене. В следующую секунду она повернулась к Грейсону:

– Меня тоже мучит жажда.

Когда мужчины удалились, Пенелопа перевела тревожный взгляд на соперницу и задержала его на ней так надолго, что Диана принялась отодвигаться. Она поняла, что хочет домой – не в отель, а в Нью-Йорк, к книгам, в которых сможет раствориться. Казалось, прошли часы, прежде чем вернулись мужчины. Девушки принялись цедить лимонад и смотреть вдаль на море, усеянное людьми в темных купальных костюмах.

– Генри, я готова поплавать, – заявила Пенелопа, допив лимонад.

Её голос звучал беззаботно, но взгляд, которым она одарила Диану, был полон плохо сдерживаемого гнева. Её поза словно говорила о вере в то, что Диана повторит и это предложение, но та разочаровала её, безразлично улыбнувшись и откинувшись на шезлонг.

– А я, пожалуй, ещё немного погреюсь на солнышке.

Повисла тишина, заполненная лишь визгом купальщиков и ревом прибоя. Дамы, которые в обычной жизни из всех эмоций позволяли себе не более чем едва поморщиться, увидев кого-то, одетого менее изысканно, чем они сами, сейчас держались за веревку, уходившую в океан, и визжали, когда волны окатывали их с ног до головы. Пенелопа приняла соблазнительную позу, но Диана оказалась в более выигрышном положении, поскольку хоть и нервничала в присутствии миссис Шунмейкер, да и одета была хуже и не так худа, но сейчас лежала на ивовом шезлонге и удивила соперницу тем, что просто осталась на месте.

– Пойдемте, мистер Шунмейкер. – Пенелопа нетерпеливо отвернулась и направилась в сторону моря. Если Генри и выказывал своим видом нежелание следовать за ней прежде чем встал и пошёл следом, Диана этого не заметила. Его намерения были для неё загадкой. Чего он вообще хотел, когда заставил её проехать все это расстояние?

Она наблюдала, как Шунмейкеры шагают к воде и осторожно заходят в море.

Диана села и тоном помешанной на замужестве дебютантки произнесла:

– Они кажутся такими счастливыми!

– Кто, они?

Грейсон, до этого лежавший на соседнем шезлонге, внезапно сел и убрал с лица газету, которой прикрывал глаза.

– А вы так не думаете?

Диана кокетливо подтянула колени к груди и обхватила ноги руками.

Грейсон пожал плечами. Было заметно, что он никогда над этим не задумывался, а также что чем бы он ни занимался прошлой ночью, это его изрядно утомило.

– Наверное, это так, – сказал он, приподняв бровь. – Хотя я думаю, она боится разговоров слуг, и вам стоит поверить, что я бы не сопровождал её сюда, если бы она была уверена в его любви.

– О! – Диана снова вспомнила, как улыбаться.

В небе плыли огромные пушистые облака, но они двигались быстро и, возможно, через несколько часов небо снова станет чистым и голубым.

Глава 19

Возобновление долгих пеших прогулок пошло на пользу мисс Элизабет Холланд. Или же нет? Она много пережила за последний год, и мы можем лишь предположить, что ее присутствие в Палм-Бич на этой неделе – свидетельство отчаянного желания ее матери устроить брак дочери. Это также могло бы объяснить продолжение дружбы с миссис Генри Шунмейкер, которая вроде бы увела её суженого…

Из светской хроники Нью-Йорка в «Уорлд газетт», пятница, 16 февраля 1900 года