Прижавшись щекой к её волосам, Рэнсом рассеянно проговорил:

– Для политиков и аристократов мы все одинаковы. Они думают, что рабочий человек - это вьючное животное без ума и души. Боль утраты не должна его глубоко ранить, как они считают, потому что он и так привык к трудностям. Но в любом из этих людей столько же нежности и чести, сколько в герцоге и его родне. Они не пешки. Никто из них не заслуживает быть принесённым в жертву.

– Принесённым в жертву кем? – спросила Гарретт.

– Эгоистичными ублюдками, которым есть дело только до собственной власти и прибыли.

Она мгновение помолчала, задаваясь вопросом, были ли ”эгоистичными ублюдками" те люди, на которых он работал. Возможно, он имел в виду членов парламента, выступающих против независимости Ирландии. На чьей стороне "ирландского вопроса” он находился? Испытывал ли Рэнсом сочувствие по отношению к тайным сообществам, наподобие того, что планировало взрыв в Гилдхолле? Трудно было поверить, что он вступил в сговор, чтобы причинить вред невинным людям, особенно после сказанных им слов. Но она не могла отрицать тот факт, что была слишком ослеплена собственным влечением, чтобы объективно судить о том, кем или чем он являлся на самом деле.

Гарретт повернулась к нему лицом, размышляя, хочет ли знать о нём правду.

"Не будь трусихой", – сказала она сама себе и посмотрела ему прямо в глаза.

– Эятан... – Она почувствовала, как его хватка слегка усилилась. – До меня дошли слухи о вас и вашей работе. Я не знаю, чему верить. Но...

– Не спрашивайте. – Рэнсом уронил руки. – С вашей стороны было бы глупо поверить в любой из моих ответов.

– Вы бы мне солгали?

– Я лгу всем.

– Тем не менее, я должна спросить о той ночи, когда в Гилдхолле устраивался приём... там умер человек... вы имеете к этому какое-то отношение?

Кончики его пальцев коснулись губ Гарретт, заставляя умолкнуть.

– Правда заставит меня думать лучше или хуже о вас? – упорствовала она.

– Это не имеет значения. Завтра мы снова станем друг другу чужими. Как будто сегодняшнего вечера никогда и не случалось.

В его голосе отчётливо звучала категоричность.

В прошлом, когда разум и сердце Гарретт конфликтовали, здравый смысл всегда побеждал. Однако, на этот раз, сердце вело ожесточённый бой. Она не представляла, как у неё получится смириться с таким резким обрывом зарождающихся отношений, несравнимых ни с чем до этого.

– Я не понимаю, как это возможно, – сказала она.

– Мы оба знаем, что я вам не пара, – тихо проговорил Рэнсом. – Когда-нибудь вы выйдите замуж за хорошего, порядочного мужчину с традиционными взглядами, который подарит вам детишек и домашний очаг и будет сопровождать в церковь по воскресеньям. За человека с мягким характером.

– Я буду благодарна, если вы позволите мне самой выбирать спутника жизни, – сказала Гарретт. – Если бы я и вышла замуж, то точно не за бесхарактерного человека.

– Не путайте мягкость со слабостью. Только сильный мужчина может быть мягким с женщиной.

В ответ Гарретт рассеяно взмахнула рукой, не желая тратить время на афоризмы, когда в её голове роилось столько мыслей.

– Кроме того, я не планирую иметь детей. У меня есть карьера. Не каждой женщине суждено стать матерью.

Рэнсом наклонил голову, изучая Гарретт.

– Мужчины вашей профессии создают семьи. Почему вы не можете?

– Потому что... нет, вам не удастся отвлечь меня дискуссией на другую тему. Я хочу с вами поговорить.

– Мы и разговариваем.

Смесь нетерпения и желания сделала её безрассудной.

– Не здесь. В уединённом месте. Вы снимаете комнату? Или квартиру?

– Я не могу вас отвести туда, где живу.

– Почему? Там опасно?

По непонятной причине Рэнсом долго медлил с ответом.

– Для вас, да.

Каждый дюйм кожи Гарретт горел в темноте. Она всё ещё не ощущала тех мест на шее, где он её целовал, как будто его губы оставили невидимые ожоги.

– Меня это не волнует.

– А должно.

Гарретт молчала. Воздух стал душным и разрежённым, будто из него выкачали весь кислород. Сегодняшний вечер оказался одним из самых счастливых в её жизни, подарком, который каким-то образом свалился ей в руки. Она никогда особо не задавалась вопросом о счастье, будучи слишком занятой работой над достижением своих целей.

Гарретт только что стала олицетворением клише: старая дева безнадёжно влюбляется в красивого, таинственного незнакомца. Но со временем тёмное и опасное очарование Итана Рэнсома, вероятно, исчезнет, и она сочтёт его совершенно обычным мужчиной ничем не отличающимся от других.

Однако, посмотрев на его лицо в полумраке, она подумала:  "Он бы никогда не показался мне обычным, даже если бы и был таковым".

А затем, она услышала, как просит его:

– Проводите меня домой, пожалуйста.


Глава 7


Независимо от времени суток, поездка в наёмной двуколке напоминала головокружительную погоню, не оставляющую возможности вести беседу в процессе. Экипаж, как правило, кренился и раскачивался, грубо игнорируя правила дорожного движения и законы физики, он так безрассудно вписывался в повороты, что можно было почувствовать, как отрываются колёса от земли.

Тем не менее, Гарретт Гибсон, хорошо осведомлённая об опасностях такого передвижения, оставалась невозмутимой. Она прочно сидела в углу скамьи и стоически наблюдала за проносящимся мимо пейзажем.

Итан украдкой поглядывал на неё, не в состоянии разгадать настроение спутницы. Она погрузилась в молчание после того, как он отказался ответить на вопрос о вечере приёма в Гилдхолле. Рэнсом подозревал, что она начала понимать, насколько сомнительным персонажем он являлся, и образумилась. Вот и хорошо. Начиная с этого момента, Гарретт захочет, чтобы Итан держался от неё подальше.

Эта ночь чётко дала понимание одной вещи: какую большую опасность представляла для него Гарретт. Он был сам не свой рядом с ней... или, возможно, проблема состояла в том, что он становился как раз самим собой. В любом случае, из-за неё он был не в состоянии работать тогда, когда ему особенно требовалось оставаться беспристрастным.

– Секрет выживания заключается в том, – однажды сказал ему коллега, тоже работающий на Дженкина, Уильям Гэмбл, – чтобы ни черта не дорожить жизнью.

Так и есть. Если тебе становится не всё равно, это меняет твои инстинкты, даже в мелочах, например, уклоняешься ты от удара влево или вправо. В его профессии желание человека сохранить свою жизнь обычно обрекало на смерть. До сих пор Итану не составляло труда относиться по-философски к своему будущему: когда твои дни сочтены, они сочтены.

Но в последнее время эта необходимая беспристрастность начала ему изменять. Он поймал себя на мысли, что хочет тех вещей, которых ему хотеть не следует. Сегодня он вёл себя, как влюблённый безумец, флиртуя и страстно желая Гарретт Гибсон. Примчался к ней, словно хорошо обученная овчарка, заслышав свисток. Разгуливал с ней на людях и наблюдал за фейерверком, блуждая руками по всему её телу. Он потерял чёртов рассудок, так сильно рисковать.

Но как мужчина может не растеряться рядом с такой женщиной? Гарретт словно околдовала его любовными чарами в день майского празднования. Она одновременно производила впечатление респектабельной и провокационной, искушённой и невинной девушки. Фраза “непроизвольная эрекция”, произнесённая этим чётким голосом леди, подняла ему настроение на весь год вперёд.

Он так сильно желал её, что это пугало до чёртиков. Итан буквально начинал дрожать, представляя эту женщину в его постели, распростёртую под ним. Она будет так стараться не потерять достоинство, даже когда он мало-помалу, дразня, станет избавлять Гарретт от него, целуя между пальчиками её ножки, нежные ложбинки под коленями...

"Довольно", – мрачно сказал он сам себе. Она ему не принадлежала. И никогда не будет.

Они приблизились к ряду одинаковых домиков в георгианском стиле. Улица была типичной для среднего класса: аккуратной, мощёной и с несколькими потрёпанными деревьями. Двуколка с грохотом и дребезжанием остановилась перед домом из красного кирпича с отдельным входом в подвал для слуг и курьеров. Один из верхних этажей был ярко освещён, через открытое окно доносились мужские голоса. Трёх... нет, четырёх человек.

Итан вышел из двуколки с докторским саквояжем и тростью в руках. Он потянулся к Гарретт. Хотя она не нуждалась в помощи, всё же взяла его за руку и вылезла из экипажа с ловкостью, которую даже корсет не мог ограничить.

– Подожди, – сказал Рэнсом кучеру, – пока я провожу леди до двери.

– За ожидание отдельная плата, – предупредил кучер, на что Итан ответил коротким кивком.

Гарретт посмотрела на него своими ясными серьёзными глазами, которые пленяли его в тысячу раз сильнее, чем любой манящий, соблазнительный взгляд или надутые губки. Из всех женщин, которых он встречал до этого, у Гарретт был самый прямой взгляд.

– Не зайдёте со мной в дом, мистер Рэнсом?

Встреча под влиянием судьбоносного порыва подошла к концу. Итан знал, что ему следует уйти. Нет, он должен бежать без оглядки. Вместо этого он замешкался.

– У вас гости, – неохотно ответил Итан, его взгляд метнулся на окна верхнего этажа.

– Это всего лишь партнёры отца по еженедельной игре в покер. Он и его друзья обычно остаются наверху до полуночи. Мой кабинет занимает большую часть первого этажа, там мы можем поговорить наедине.

Итан колебался. Вечер начался с того, что он намеревался проследить за этой женщиной, оставаясь на безопасном расстоянии, а теперь он раздумывал над тем, чтобы войти в дом, где находились её отец и его друзья. Как, чёрт возьми, до этого дошло?

– Acushla, – хрипло начал он, – я не могу...