Пульс Итана участился. Больше всего на свете он хотел получить доступ в лондонский дом лорда Тэтхема, министра внутренних дел. Но при упоминании имени Уильяма Гэмбла, сослуживца, агента секретной службы, который с готовностью пристрелил бы его по команде, Итан нахмурился. Дженкин часто любил сталкивать их лбами, как пару бойцовых бультерьеров.

– Обеспечение безопасности, не самая сильная сторона Гэмбла, – сказал Итан. – Я бы предпочёл всё сделать сам.

– Я уже назначил его ответственным. Следуй его инструкциям слово в слово. Я хочу, чтобы ты сосредоточил внимание на прилегающих к дому территориях и предоставил Гэмблу анализ всех особенностей ландшафта или строений, которые могут представлять риск.

Итан бросил на него мятежный взгляд, но  спорить не стал.

– Вы оба будете присутствовать на приёме, – продолжил Дженкин, – и, естественно, держать ухо востро. Гэмбл выступит в роли младшего дворецкого.

– А я? – с опаской спросил Итан.

– Ты предстанешь в образе владельца строительной компании в Дареме.

Это слегка успокоило Итана. Он мог бы получить небольшое удовольствие, главенствуя над Гэмблом на приёме. Однако следующие замечание Дженкина погасило вспышку удовлетворения.

– Как предприимчивого молодого городского человека, тебя, скорее всего, должна сопровождать подходящая леди. Она придаст твоему облику правдоподобности. Возможно, мы должны подыскать тебе спутницу. Привлекательную и образованную женщину, но не слишком знатную, чтобы она не оказалась за пределами досягаемости.

В его словах не прозвучало никакой особой угрозы, но у Итана упало сердце. Даже не задумываясь, он начал выравнивать дыхание так, как учил его гуру в Индии. Плавно втягивая и выдыхая потоки воздуха... на счёт четыре вдох... на счёт четыре выдох.

– Я не знаю ни одной леди, – спокойно сказал он.

– Правда? – задал вопрос Дженкин с лёгким оттенком удивления. – У меня сложилось впечатление, что последнее время ты проводил в компании довольно интересной дамы. Доктора Гарретт Гибсон.

Теперь Итану уже не казалось будто его сердце упало. Сложилось ощущение, что оно с треском вылетело в окно и стремглав бросилось вниз в осколках разбитого стекла. Каждый раз, когда Дженкин обладал достаточными знаниями о человеке, чтобы упомянуть его или её имя, их продолжительность жизни по статистике становилась короче.

В оцепеневшее сознание Итана проникли слова Дженкина, когда он снова заговорил:

– Никогда не туши хорошую сигару, Рэнсом, она не заслуживает насильственной смерти. Пусть догорает с достоинством. Ты не ответил на мой вопрос.

Итан опустил взгляд на раздавленный кончик, который он гасил в пепельнице, даже не подозревая об этом. Когда струйка дыма от загубленной сигары ударила ему в нос, он спросил:

– Какой вопрос?

– Очевидно, я бы хотел, чтобы ты рассказал мне об отношениях с доктором Гибсон.

Лицо Итана застыло, как будто его покрыли штукатуркой и оставили сохнуть. Ему нужно было изобразить улыбку, такую, чтобы она выглядела искренне, и он отчаянно копался в хаосе своих мыслей, пока ему не пришла на ум фраза "натирание мошонки". Это помогло вызвать усмешку. Расслабленно откинувшись в кресле, он встретился глазами с Дженкином и увидел в них намёк на удивление из-за проявленного Итаном самообладания. Хорошо.

– Нет никаких отношений, – спокойно сказал Итан. – Кто вам об этом рассказал?

Пожилой мужчина проигнорировал вопрос.

– Ты следил за доктором Гибсон в Кларкенуэлле. Ходил с ней на необычную вечернюю ярмарку, а потом посетил её дом. Как бы ты это назвал?

– Я закрутил с ней небольшую интрижку. – Итану потребовались все его силы, чтобы выглядеть спокойным, когда он понял, что почти наверняка за ним следил другой агент. Возможно, этот  вероломный придурок, Гэмбл.

– Доктор Гибсон не из тех женщин, с которыми можно закрутить интрижку, – возразил Дженкин. – Она уникальна. Единственная женщина-врач во всей Британии... благодаря чему она этого достигла? Исключительному уму, крутому нраву и храбрости, сравнимой с мужской. Помимо всего прочего, она, как сообщается, довольно миловидна. Можно даже назвать её красоткой. В некоторых кругах она считается святой, в других - дьяволицей. Ты должно быть ею очарован.

– Она всего лишь диковинка.

– Неужели, – изумлённо упрекнул его Дженкин. – Это очень слабо сказано. Даже самые резкие критики доктора Гибсон не станут отрицать, что она экстраординарна.

Итан покачал головой.

– Она не прогибаемый человек. Тверда, как кремень.

– Я не против того, чтобы ты проявлял к ней интерес, мой мальчик. Совсем наоборот.

– Вы всегда говорили, что женщины только отвлекают.

– Так и есть. Тем не менее, я никогда не просил тебя жить как монах. Естественные потребности мужчины должны удовлетворяться в умеренных количествах. Длительное воздержание проявляется в раздражительности.

– Я не раздражителен, – огрызнулся Итан. – И я заинтересован в докторе Гибсон не больше, чем в созерцании ведра с нечистотами.

Дженкин с видимым усилием подавил улыбку.

– Ты слишком щедр на уверения. – Видя отсутствие понимания у Итана, он спросил: – Разве ты не прочитал пьесу Гамлет, которую я тебе дал?

– Не до конца, – пробубнил Итан.

Пожилой мужчина был явно недоволен.

– Почему?

– Гамлет всё время болтает. И никогда ничего не делает. Это пьеса про месть без свершения мести.

– Откуда ты знаешь, если так и не дочитал?

Итан пожал плечами.

– Мне всё равно, какой там конец.

– Эта пьеса о человеке, который вынужден столкнуться с реалиями человеческой порочной натуры. Он живёт в падшем мире, где сам решает, что "правильно", а что "неправильно". "Ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает всё таковым". Я предполагал, что у тебя хватит воображения сопоставить себя с Гамлетом.

– Если бы я оказался на его месте, – угрюмо сказал Итан, – то делал бы что-нибудь, а не стоял на месте, произнося речи.

Дженкин одарил его взглядом с оттенком раздражения, но по-отечески добрым. Что-то в этих заинтересованных, заботливых глазах запало Итану в душу, который всегда жаждал иметь отца. И это причинило боль.

– Пьеса Гамлет - это зеркало человеческой души, – сказал Дженкин. – Прочти до конца и расскажи мне, что ты увидишь в отражении.

Последнее, что хотел увидеть Итан, это отражение собственной души. Да поможет ему бог, оно может оказаться  слишком похожим на то, что принадлежало человеку, сидящему напротив.

Но на Итана оказала влияние ещё и мать. В последнее время он всё чаще и чаще вспоминал о том, как ей было стыдно за грехи, которые её заставили совершить обстоятельства, и как она надеялась, что он вырастет хорошим человеком. Ближе к концу жизни она обратилась к религии и постоянно беспокоилась о спасении не только своей души, но и сына. Его мать умерла от холеры вскоре после того, как Итан присоединился к подразделению "К".

Одним из последних воспоминаний о матери было то, как она плакала от гордости, увидев его в синей форме. Мама думала, что служба станет его спасением.

Как же она возненавидела бы сэра Джаспера Дженкина.

– Что касается доктора Гибсон, – продолжил Дженкин, – выражаю почтение твоему вкусу. Женщина с мозгами будет развлекать тебя не только в постели, но и вне её.

Если бы Дженкин решил, что Итан испытывает чувства к Гарретт, он бы стал использовать её как пешку, чтобы им манипулировать. Ей могли угрожать или причинить вред. В один прекрасный день, она может просто исчезнуть, будто раствориться в воздухе, и её больше никто и никогда не увидит, если только Итан не сделает то, что захочет от него Дженкин, каким бы, чудовищным не оказалось задание.

– Я предпочитаю женщин, с которыми легко сойтись, и от которых также просто избавиться, – коротко сказал Итан. – В отличие от доктора Гибсон.

– Вовсе нет, – последовал немного жутковатый ответ Дженкина. – Как мы с тобой оба знаем, Рэнсом... избавиться можно от кого угодно.


Покинув Уайтхолл пешком, Итан направился на север и пересёк набережную Виктории, дорогу и променад вдоль Темзы. Новая проезжая часть вдоль гранитной набережной, как ожидалось, должна была разгрузить плотное дневное движение на Чаринг-Кросс, Флит-стрит и Странде, но, оказалось, что ощутимого эффекта не произвела. Однако ночью здесь было относительно спокойно. Сквозь железные вентиляционные решетки периодически просачивались клубы дыма или пара, напоминая пешеходам о скрытом мире под их ногами, состоящим из: туннелей, телеграфных проводов, подземных железных дорог, газовых и водопроводных труб.

Блуждая возле угольной и кормовой пристани, Итан добрёл до лабиринта проулков, заполонённых экскаваторной техникой и временными рабочими сооружениями. Он проскользнул за массивную камнедробильную машину и стал ждать.

Менее чем через две минуты в переулке появилась тёмная фигура.

Как и ожидал Итан, это оказался Гэмбл. Его худощавое, хищное лицо и выпуклый лоб бросались в глаза даже в потёмках. Как и Итан, он был высоким, но не настолько, чтобы выделяться в толпе. Благодаря мощным рукам и крепкому торсу, большая часть его силы сосредоточилась в верхней половине туловища.

Уильям Гэмбл обладал многими качествами, которыми стоило восхищаться, но понравиться могли немногие. В физическом плане он был развит и агрессивен, выдержав жестокую расправу, он не останавливаясь возвращался за добавкой. Упорство заставляло его тренироваться усерднее, чем любого другого из людей Дженкина. Он никогда не жаловался и не оправдывался, никогда не сгущал краски и не хвастался. Эти качества Итан уважал.

Но Гэмбл родился в семье угледобытчиков в Ньюкасле, и безысходная бедность в детстве породила в нём свирепость, которая выжгла все мягкие черты характера. Он преклонялся перед Дженкином с рвением, граничащим с фанатизмом. В агенте не осталось ни сентиментальности, ни намёка на сострадание, которые Итан раньше считал силой, но впоследствии они оказались слабостью. Гэмбл, как правило, не замечал маленьких подсказок и сигналов, которые люди бессознательно подавали в процессе разговора. В результате, он не всегда задавал правильные вопросы и часто неверно истолковывал ответы.