– В Гэмпшире нет женщин? – спросил Итан.

Уэст бросил на него говорящий взгляд.

– Ты предлагаешь мне переспать с невинной дочерью местного сквайра? Или добропорядочной дояркой? Мне нужна женщина с опытом, Рэнсом. – Он подошёл к Итану и, в той же манере, прислонился спиной к стене. Проследив за взглядом собеседника, устремлённым на громадный портрет, он насмешливо проговорил: – Картина идеально ухватила суть этого человека. Член верхушки общества верховодит низшими слоями.

– Ты хорошо его знал?

– Нет, я видел графа всего несколько раз на больших семейных мероприятиях. На свадьбах, похоронах и тому подобном. Мы являлись бедными родственниками, и нашему присутствию не придавалось значения. Мой отец был жестоким козлом, а мать - кокеткой, у которой, как говорится, "не все дома". Что касается меня и моего брата, мы были парой угрюмых малышей, которые ходили кругами, пытаясь затеять драку с нашими кузенами. Граф не выносил нас обоих. Однажды он поймал меня за ухо и сказал, что я плохой, злобный парень, и когда-нибудь он позаботится о том, чтобы меня взяли юнгой на торговое судно, следующее в Китай, и его, несомненно, захватят пираты.

– И что ты ответил?

– Я сообщил ему, что надеюсь, он устроит это как можно скорее, потому что пираты воспитают меня гораздо лучше моих собственных родителей.

Итан почувствовал, как его лицо расплылось в улыбке, хотя он мог бы поклясться, что стоя перед этим чёртовым портретом, ничто не способно было его рассмешить.

– Отец избил меня до полусмерти за такие слова, – сказал Уэст, – но они того стоили. – Он задумчиво умолк. – И это моё последнее воспоминание о нём. Вскоре он умер, подравшись из-за женщины. Мой дорогой старый папаша никогда не позволял рациональным разговорам встать на пути его кулаков.

Раньше Итану не приходило в голову, что Уэст и Девон Рэвенелы вели какой-то другой образ жизни, кроме безбедного и праздного. Откровение вызвало в нём неожиданные чувства сопереживания и родства. Он не мог не проникнуться симпатией к Уэсту, который был чертовски дерзким, вёл себя легко и непринуждённо, сохраняя при этом скрытую внутреннюю твёрдость человека без иллюзий. Его Итан мог и понять, и найти с ним общий язык.

– А ты когда-нибудь встречался с графом? – спросил Уэст, медленно блуждая мимо ряда портретов.

– Однажды. – Итан никогда не рассказывал об этом ни одной живой душе. Но в тихой атмосфере портретной галереи он обнаружил, что делится воспоминаниями, которые преследовали его годами. – Когда моя мать была молодой, некоторое время граф имел с ней связь. Она была продавщицей, когда они познакомились, и красавицей. Жила в меблированных комнатах, за которые он платил. Отношения продолжались до тех пор, пока мама не узнала, что беременна. После этого граф не захотел её больше видеть, поэтому дал ей денег и рекомендации для работы, которая так и не состоялась. Её семья отреклась от неё, обратиться было некуда. Она знала, что если отдаст ребёнка в приют, то сможет устроиться на фабрику, но вместо этого решила меня оставить. Ангус Рэнсом, тюремный надзиратель в Кларкенуэлле, предложил ей брак и согласился растить меня как своего собственного сына.

– Но времена становились все более и более тяжёлыми, – продолжил Итан. – Наступил день, когда мы не смогли расплатиться за мясо и уголь для растопки очага. Мама взяла на себя смелость обратиться за помощью к графу. Она подумала, что ему не составит труда выделить несколько монет на своего собственного ребёнка. Но граф ничего не раздавал даром. Мама оставалась красоткой, и он всё ещё был не прочь этим воспользоваться. После этого она начала ускользать из дома, чтобы с ним встретиться, когда нам становились необходимы деньги на еду или уголь.

– Совести у него не было, – тихо произнёс Уэст.

– Я был ещё маленьким мальчиком, – сказал Итан, – когда однажды мама взяла меня на прогулку в красивой карете. Она сказала, что мы собираемся навестить её друга, который хочет со мной познакомиться. Мы вошли в дом, который я себе и представить не мог, прекрасный и тихий, с отполированными полами и золотыми колоннами по бокам дверных проёмов. Граф спустился вниз в бархатном халате, похожем на этот. – Итан коротко кивнул в сторону картины.

– После того, как он задал мне несколько вопросов, ходил ли я в школу, какая моя любимая библейская история, он похлопал меня по голове и сказал, что я умный мальчик, несмотря на мой акцент ирландского простолюдина. Он вытащил из кармана халата мешочек со сладостями и дал мне. Это были ячменные леденцы. Мама велела мне посидеть в гостиной, а сама пошла наверх поговорить с графом. Не знаю, сколько я там прождал, поедая сладости. Когда мама спустилась, она выглядела так же, как когда мы приехали, ни единого волоска не выбилось из причёски. Но при этом казалась какой-то пристыженной. Я был достаточно взрослым, и понял - они занимались нехорошими вещами, он что-то с ней сделал. Я оставил мешочек с конфетами под стулом, но привкус ячменного сахара преследовал меня несколько недель.

– По дороге домой мама сказала мне, что этот человек очень важный, благородный джентльмен, и он - мой настоящий отец, а не Ангус Рэнсом. Могу сказать, она испытывала гордость. Считала, что раз теперь я знаю сыном какого великого человека, аристократа, являюсь, это мне как-то поможет. Она не понимала, что теперь я потерял единственного отца, которого когда-либо имел. Зная, чей я сын, мне месяцами не легко было смотреть на Ангуса. До самой его смерти я задумывался, как часто он поднимал глаза и видел ублюдка другого мужчины.

Рэвенел замолчал на некоторое время, сердито осознавая услышанное.

– Мне очень жаль, – проговорил он, наконец.

– Ты здесь не причём.

– Мне всё равно жаль. На протяжении веков Рэвенелы из поколения в поколение рождались жестокими, безответственными ослами. – Уэст засунул руки в карманы и оглядел ряды строгих, надменных лиц из прошлого. – Да, я именно вас имею в виду, – сообщил он толпе портретов. – Грехи ваших отцов пролились на вас, словно яд, вы передали их своим детям, а они своим. Среди вас не было ни одного порядочного человека. – Он повернулся к Итану. – Вскоре после того, как у Девона родился сын, он сказал мне: "Кто-то должен поглотить весь яд, который веками передавался по наследству, и не позволить ему коснуться тех, кто придёт после нас. Я должен положить этому конец. Боже помоги мне, я собираюсь защитить своего ребёнка от своих собственных низменных инстинктов. Я стану препятствовать каждому жестокому, эгоистичному порыву, который мне привили. Это нелёгкая задача. Но будь я проклят, если выращу сына точно таким же, как мой отец, которого я ненавидел".

Итан уставился на него, поражённый мудростью и решимостью произнесённых слов. Он понял, что братья, принадлежащие к дальней ветви семейства Рэвенелов, не были просто парочкой беззаботных лентяев, которым посчастливилось получить неожиданное наследство. Они изо всех сил старались спасти поместье и не только его, они пытались спасти семью. И этим вызывали у него уважение.

– Возможно, твой брат может стать первым графом достойным своего титула, – сказал Итан.

– Начиналось всё не так, – ответил Уэст и рассмеялся. Когда короткая вспышка веселья угасла, он сказал: – Я понимаю, почему ты не хочешь иметь ничего общего с Рэвенелами. Эдмунд был бесчувственным монстром, и вдобавок ко всему, никто не любит признавать, что является продуктом шестисотлетнего скрещивания между родственниками. Но каждый должен иметь кого-то на кого может положиться, а мы - твоя семья. Тебе надо познакомиться с нами поближе. Если станет легче, то я худший из всех, остальные намного лучше.

Итан подошёл к нему и протянул руку.

– Ты меня вполне устраиваешь, – хрипло проговорил он, на что Уэст усмехнулся.

Когда они пожали руки, создалось впечатление, что кузены дали друг другу обещание. Между ними возникло обязательство.

– Итак, – сказал Итан, – где вы держите оружие?

Брови Рэвенела взлетели вверх.

– Рэнсом, если не возражаешь, я предпочитаю сменить тему разговора, используя пару нейтральных фраз.

– Обычно я тоже, – ответил Итан. – Но я быстро устаю, и сейчас пришло время вздремнуть.

– Могу я поинтересоваться, почему мы вооружаемся вместо сна?

– Потому что нас чуть не убили две недели назад, и мы уверены, что кто-нибудь придёт, чтобы закончить начатое.

Уэст посерьёзнел, а его взгляд ужесточился.

– Если бы я прошёл через то же, что и ты, Рэнсом, то чертовски точно тоже бы нервничал. Но никто не решит искать тебя здесь. Все считают тебя мёртвым.

– Не в отсутствии тела, – сказал Итан. – Если они его не найдут, то никогда не перестанут меня искать.

– С чего им вообще подозревать, что ты здесь? Они не свяжут твоё имя с Рэвенелами. Речные полицейские, которые доставили тебя в Рэвенел-Хаус, были слишком напуганы, чтобы кому-нибудь об этом рассказать.

– В то время, возможно, так и было. Но любой из них мог бы упомянуть об этом в разговоре с другом или возлюбленной, или слишком часто закладывать за воротник в местной таверне и что-нибудь сказать бармену. В конце концов, им учинят допрос, потому что они патрулировали той ночью район. Полицейские не продержатся долго под давлением. Кроме того, любой из слуг в Рэвенел-Хаусе может проговориться. Вдруг горничная станет сплетничать с продавцом фруктов на рынке.

Уэст отнёсся к этому скептически.

– Ты действительно думаешь, что несколько неосторожных слов в таверне или разговор горничной с продавцом на рынке дойдут до ушей Дженкина?

Вопрос был разумным, и это его ошеломило. Он понял, что слишком долго жил в запутанном и тайном мире Дженкина, и забыл, что большинство людей понятия не имели о происходящем вокруг них.

– Задолго до того, как Дженкин меня завербовал, – сказал Итан, – он начал создавать сеть из информаторов и шпионов по всему Соединенному Королевству. Из самых обычных людей в обычных городах. Кучеры, трактирщики, продавцы, проститутки, домашняя прислуга, фабричные рабочие, студенты... все они части механизма разведки, и получают плату благодаря секретными грантам, которые Дженкин получает от министерства внутренних дел. Премьер-министр об этом знает, но предпочитает оставаться в неведении относительно подробностей. Дженкин придумал целую науку сбора и анализа информации. В его распоряжении, по крайней мере, восемь действующих сотрудников, которые были специально обучены для выполнения любой, поставленной перед ними задачи. Они вне закона. У них нет ни чувства страха, ни угрызений совести. Они не дорожат человеческой жизнью, в том числе и своей собственной.