– Да, такие глаза забыть невозможно, – вздохнув, согласилась Аннора и поцеловала Джеймса в краешек глаза, который он так долго прятал ото всех. – У вас очень красивые глаза.

Джеймс покраснел от смущения. Давненько его так не трогали женские комплименты. А он без ложной скромности мог сказать, что слышал их немало за свою жизнь. Однако Джеймс чувствовал, что каждое сказанное Аннорой слово искренне и идет из самого сердца. Это не часть любовной игры. Похвала Анноры была приятна и льстила ему. Узнав, что Анноре нравится то, как он выглядит, Джеймс чувствовал себя таким же довольным и гордым, как петух в курятнике.

Опасаясь, что сейчас может сказать какую-нибудь глупость, он поцеловал Аннору. Джеймс снова ощущал себя неопытным юношей, не на шутку распалившимся и изнемогающим от желания. Он не знал, что именно решило исход ее внутренней борьбы. Ведь всего минуту назад Джеймс видел, что Аннору одолевают сомнения. У него и в мыслях не было спрашивать ее о том, что явилось причиной происшедшей с ней перемены. А то, чего доброго, он снова даст Анноре повод для сомнений. А Джеймс больше всего боялся, что Аннора ему откажет. Он хотел, чтобы она ни о чем не думала, а просто отдалась своим ощущениям.

Изо всех сил стараясь ошеломить Аннору своими поцелуями, Джеймс начал ее раздевать, стараясь не делать это слишком поспешно, чтобы не испугать девушку. Хотя на самом деле ему хотелось поскорее сорвать с Анноры все, что на ней было надето. Он хотел ощущать ее плоть, любоваться ею, гладить и ласкать.

Сняв с Анноры остатки одежды, Джеймс не мог отвести взгляд от ее обнаженного тела. Он смотрел на Аннору так, словно хотел запомнить каждый ее изгиб. У нее были роскошные полные груди, тонкая талия и округлые бедра. Несмотря на то что Аннора была стройной, у нее был и округлости, ласкавшие взгляд. Темный мысок скрывал ее лоно. Ее соски были темно-розовыми. Атласная кожа кремового оттенка приковывала взгляд Джеймса.

Джеймс посмотрел на лицо Анноры. Ее щеки покрывал стыдливый румянец. Увидев смущение и робость у нее в глазах, он насторожился: этот взгляд слишком сильно напоминал ему Мэри. Он чаще всего означал, что Джеймсу будет отказано в женской ласке и теплоте. Испугавшись, что ее желание того и гляди иссякнет, Джеймс поцеловал Аннору. В этот поцелуй он вложил все свое отчаяние, внезапно охватившее его. Он целовал ее до тех пор, пока Аннора не стала отвечать ему с удвоенной страстью, и тогда его страх прошел.

Когда Джеймс, как безумный, уставился на ее тело, Аннора была готова сгореть от стыда. Никто до этого не видел ее совершенно нагой, как сейчас, – ни мужчина, ни женщина. И чем дольше Джеймс смотрел на Аннору – ничего не говоря и ничего не предпринимая, – тем сильнее в ней возрастала уверенность в том, что увиденное разочаровало Джеймса. Когда он наконец поднял на нее глаза, Аннора ожидала, что он ей что-нибудь скажет. Она внутренне сжалась, приготовившись услышать неискренний дежурный комплимент, сказанный для того, чтобы замаскировать огорчение и пощадить чувства Анноры. Но вместо слов Джеймс поцеловал ее – очень пылко и страстно.

Несмотря на желание, которое с новой силой охватило ее, Аннора сумела заметить отчаяние и даже страх в глазах у Джеймса. Но чем самозабвеннее она отвечала на поцелуи Джеймса, тем быстрее проходила его неуверенность. И вот уже Аннора чувствовала в нем только одно неистовое желание. Когда Джеймс лег на нее и их обнаженные тела впервые соприкоснулись, она уже больше не могла ни о чем думать.

– Ах, Аннора, милая, я не хочу торопиться. Я хочу узнать каждый дюйм твоего прекрасного тела, но ты просто сводишь меня с ума, – пробормотал Джеймс.

Неужели ему хочется сейчас разговаривать? Как он может в такой момент что-то говорить? Она не может ни о чем думать. Она полностью погружена в свои ощущения: его губы на ее шее, тепло его тела под ее ладонями. Она не в состоянии сейчас мыслить связно. Вряд ли в состоянии вспомнить даже, как ее зовут. Но когда Джеймс коснулся влажным языком ее соска, к Анноре снова вернулся дар речи. Она как во сне пробормотала его имя, а в это время все ее тело охватил огонь. Пока он целовал ее сосок, Аннора могла только тихо охать и приглушенно стонать. Аннора старалась не думать о том, что впоследствии, вспоминая о такой полной потере самообладания, она наверняка будет испытывать ужасную неловкость.

К тому времени, когда Джеймс переключил свое внимание на другую ее грудь, Аннору уже не интересовало, какие звуки слетают с ее губ и что именно делает Джеймс. Лишь бы удовольствие, которое он ей доставлял, никогда не кончалось. Она чувствовала, как что-то твердое и длинное прижалось к ее лону. На одно короткое мгновение Аннора подумала, что ей следует бояться этой штуковины и того, какая она большая, но вскоре наслаждение вытеснило все опасения у нее из головы. Аннора даже не вздрогнула и не была потрясена, когда его рука, опускаясь все ниже по ее животу, проскользнула у нее между ног. Одним лишь движением своих длинных пальцев он доставил ей такое наслаждение, что Аннора безропотно раскрылась на его ласку.

– Господи правый, любимая, ты такая горячая и влажная, – прохрипел он, и все его тело дрожало от желания скорее оказаться внутри ее.

– Это хорошо? – спросила Аннора прерывающимся шепотом, потому что в глубине души ее это тревожило.

– Отлично. Просто превосходно. Это означает, что твое тело приветствует меня и приглашает войти в него.

И он войдет туда – прямо сейчас. Джеймс старался не торопиться, помня о том, что Аннора – девственница и нужно все сделать для того, чтобы ее первый опыт не оставил после себя страхов и слишком много боли. Но ему было чертовски трудно не проявлять нетерпения и двигаться медленно и осторожно, потому что от жгучего желания у него бурлила кровь, а тело Анноры радостно встречало его.

Сильнее раздвинув ей ноги, Джеймс расположился внутри ее. Лишь только его плоть прикоснулась к ее пышущему жаром естеству, он с трудом удержался от того, чтобы не проникнуть в нее как можно глубже. Джеймс входил в нее медленно и постепенно, шаг за шагом, пока не уперся в преграду ее девственности. Нагнувшись над Аннорой, он поцеловал ее в губы.

– Сейчас тебе может быть немного больно, Аннора, – прошептал он, – но, клянусь, эта боль скоро пройдет.

Аннора только сильнее обняла Джеймса за шею.

– Не думай об этом, Джеймс. Сделай, что нужно, а после этого мы будем вместе наслаждаться друг другом.

То, что Аннора употребила слово «наслаждаться» для описания того, чем они занимаются, воодушевило Джеймса. Он поцеловал ее, а потом продолжил. Вдруг все ее тело напряглось, и она тихонько вскрикнула. Оказавшись глубоко в ней, Джеймс на некоторое время замер, продолжая целовать и ласкать Аннору, чтобы успокоить боль которую ему поневоле пришлось ей причинить, и стараясь возродить ее страсть. Через какое-то мгновение он осознал, что пытается двигаться так, как ему все время хотелось.

Джеймс поднял голову и посмотрел на Аннору: у нее на лице он не увидел ни гримасы боли, ни отвращения. Ее щеки раскраснелись, а темно-синие глаза стали почти черными от желания. Он знал, что причинил ей боль, но Аннора оправилась от нее быстрее, чем он предполагал.

– Больше не больно? – хрипло спросил Джеймс.

– Нет, – прошептала она.

– Обхвати меня ногами, любовь моя.

Аннора сделала так, как он сказал, и почувствовала, как он вошел в нее еще глубже.

– А что делать потом?

– Наслаждаться, – сказал он. – Просто наслаждаться своими ощущениями.

Он медленно почти полностью вышел из нее. Не успела Аннора против этого возразить, как он снова вошел в нее толчком, и она чуть не вскрикнула от удовольствия. Пока он это проделывал снова и снова, в голове у Анноры проносилась безумная мысль, что это именно то, ради чего ее мать так рисковала. И внезапно до нее дошло, почему ее мать всегда так грустила – потому что лишилась этого. А через некоторое время Аннора уже не могла ни о чем думать.

Как это ни было трудно, Джеймс, стиснув зубы, сдерживался, хотя ему не терпелось получить разрядку. Но он хотел, чтобы они вместе достигли высшей точки наслаждения. Вдруг он почувствовал, как ее тело начало сжиматься вокруг его плоти. Через мгновение она выкрикнула его имя, все ее тело изогнулось и задрожало, и Джеймс наконец полностью отдался собственному наслаждению.

После этого Аннора лежала, не шевелясь, чувствуя усталость во всем теле, как будто весь день трудилась в поте лица. Она постепенно начинала осознавать, что лежит на кровати совершенно нагая и ничуть не стыдится Джеймса. Лишь тогда, когда он обнял ее, она стала по-настоящему приходить в себя. Она только что отдала свою невинность мужчине, который даже никогда не говорил ей о любви. Аннора осознавала, что совершила тяжкий грех. Наверное, самым разумным было бы сейчас побежать из его спальни прямо в церковь и покаяться во всем. Но Анноре совсем этого не хотелось. Ей хотелось только одного – оставаться в постели Джеймса, в его объятиях. Гладить, как в забытьи, его широкую грудь и наслаждаться покоем и счастьем.

Однако незаметно в ее блаженное забытье стала врываться суровая реальность. Аннора стала думать о том, что может случиться с ней в будущем. Она отдавала себе отчет в том, чем ей может грозить появление у нее любовника, особенно такого мужчины, как Джеймс. Даже если Джеймс одержит победу над Доннелом и восстановит себя в правах над Данкрейгом, связь с Аннорой будет для него всего лишь мимолетным увлечением. Она не должна забывать о том, что Джеймс – лэрд. А лэрды не женятся на бедных незаконнорожденных женщинах, какого бы знатного происхождения ни был один из родителей. Лэрды находят себе жен, которые приносят им земли и деньги, которые могут приумножить их власть или богатство. Аннора понимала, что эти вещи должны быть важны для лэрда Данкрейга, как никогда: наверняка Доннел растранжирил богатство Данкрейга и вряд ли хоть сколько-нибудь позаботился о том, чтобы хозяйство велось рачительно.