Вот так достижение! – скажет каждый нормальный человек.

Да? А вы попробуйте найти выход в нашем старом добром Окенче! Там зеленая табличка с надписью «Exit» висит прямо посреди белой стены. Я долго стояла около этой стены, ожидая, что она вот-вот раздвинется. Потом я пробовала применить телепортацию и пройти сквозь стену, чтобы – о стыд! – убедиться, что эту стену нужно обойти. Я думала, что это только я такая полная дебилка, но нет: стена с табличкой «Exit» приводила в ступор почти всех пассажиров.

А тут, в Дублине, даже если бы я не хотела найти выход, даже если бы я мечтала затеряться в аэропорту и остаться здесь жить, мне бы это не удалось. И мало того что ты сразу попадаешь к выходу – ты попадаешь прямо туда, где твой багаж (что в Варшаве, где мониторы с номером рейса, которым прилетел багаж, частенько просто выключены, бывает довольно проблематично).

У зала прилета меня ждал Ян – отец Сесилии. Приятный черноволосый ирландец (да, да, я знаю – он должен быть рыжий! Но большая часть жителей этой страны являются выходцами с Балкан, а коренные ирландцы давным-давно почти вымерли). Он был высокий и стройный, с печальными голубыми глазами.

И вот удивление номер раз: при виде меня он потерял дар речи. Уж не знаю, как он понял, что я это я, может, в интернете нашел мою фотографию, а сам он стоял с табличкой «Эва Злотовская». Когда я его увидела и направилась в его сторону, у него на лице появилось такое выражение, будто он увидел привидение. Он смотрел на меня широко открытыми глазами, пока мое «Hi, I’m Ewa» не вывело его из состояния шока – надеюсь, приятного. Признаюсь, мне его лицо тоже показалось знакомым – но уж не до такой степени, чтобы застывать посреди аэропорта и пугать пассажиров.

Он пригласил меня в машину, и мы поехали в город.

Ирландия – страна очень зеленая, очень ветреная и очень дождливая. Этим она очень похожа на Польшу, а точнее – Келце. Потому что в Келце тоже мало того что все время идет дождь, так еще все время… дует.

Ну и дороги почти одинаковые.

Не то чтобы я имела что-нибудь против Келце и его окрестностей, просто мне же надо с чем-то Ирландию сравнить.

Вот.

Ирландские дороги…

Даже в моем Урли (а уж его никак не назовешь тигром Европы!) дороги более гладкие и более благоустроенные. Здесь же, пытаясь разминуться с автобусом, мы практически вплотную прижимались к нему боком, другим боком касаясь кустов, растущих по обочинам, – такие узкие у них дороги. У нас на международных трассах вроде бы человек машину о придорожные кусты не оцарапает. Разве что ему в голову придет такая извращенная фантазия…

Но мне все равно понравилось.

Ирландцы ездят как сумасшедшие. Ян, заметив, что я хватаюсь за все руками, слегка сбавил скорость, особенно на перекрестках, объясняя, что едет на минимально дозволенной скорости. В Польше даже я гоняла на своем Гучике со скоростью больше ста километров в час, но ведь это же было на скоростной трассе! Там, где по две полосы в каждом направлении, разделенных газоном, плюс ограждения. А тут-то шоссе состояло из полутора полос! Причем в обоих направлениях! А перед крутым поворотом, где вообще не видно было, едет ли кто-нибудь с той стороны, водители начинали гудеть. Типа: внимание, я еду!

Ну люди добрые, куда я попала?! Куда я попала?!

Через два часа мы приехали в симпатичный городок на юге страны под названием Уотерфорд, у моря – он мне сразу очень понравился, потому что был чистым и казался доброжелательным. И там было много иностранцев – я чаще слышала польский, китайский или арабский, чем английский.

Ян жил в маленьком домике среди множества таких же в точности маленьких домиков.

Едва живая, я рухнула на удобный диванчик в гостиной, а мой гостеприимный хозяин захлопотал, заваривая чай. Обедали мы по пути к дому Яна.

Сев напротив меня, он сразу начал рассказывать о Сесилии, чистейшей душе, с которой мне не суждено было познакомиться, а потом… потом произошло землетрясение, которое изменило весь ход моей маленькой, упорядоченной жизни…


Ян О’Коннор не спускал глаз со своей милой гостьи, которая прихлебывала чай. Еще в аэропорту, когда он только увидел эту девушку, у него возникли первые подозрения. Во время пути до Уотерфорда он вслушивался в ее голос, когда она рассказывала о своем издательстве, и подозрения превратились в уверенность.

Только что ему теперь с этой уверенностью было делать? Поделиться ею с незнакомкой?

«Не сейчас, – решил он. – Может быть, попозже».

– Сесилия была на два года старше вас, – заговорил он задумчиво, немножко не в тему, когда Эва на секунду замолчала. – Известие об этом самом диагнозе поразило и нас, и ее до самой глубины души.

Эва кивнула – она несколько месяцев провела в отделении гематологии, наблюдая за больными людьми и переживая за них… ей не составляло труда представить себе, как это может быть страшно.

– Сначала она была совершенно повержена. Она не выходила из своей комнаты, плакала с утра до вечера, не ела, не спала… но однажды – в тот самый «последний первый день», – он печально улыбнулся, – она вдруг ожила. Она спустилась вниз совершенно другая – изменившаяся, с блеском в глазах… бронзовых глазах, так похожих на глаза ее покойной матери… Помню, Адель, моя сестра, увидев ее, воскликнула: «Сеси, у тебя вид как у кота, почуявшего добычу!» А Сесилия широко улыбнулась и ответила: «Раз уж мне осталось всего полгода – я намерена в эти полгода как следует позабавиться!» Так и вышло. Свой путь к исполнению мечты она описала в своем блоге. Вот только вы, пани, не знаете, что через пять месяцев после этого, как раз когда она собиралась в Афганистан…

Ян умолк.

Все это было для него очень, очень тяжело. У него перед глазами стояла обожаемая дочка, вбегающая в дом с тем конвертом в руках, смеющаяся, загорелая – ведь она только что вернулась из Индии, где занималась духовными практиками. Она была полна энергии…

– Перед отъездом в Афганистан всем участникам экспедиции нужно было сделать ряд анализов… – продолжал он после паузы. – И вот они пришли – результаты анализов. Сесилия была здорова!

Эва закрыла рукой рот, совершенно потрясенная, – она могла ожидать чего угодно, но только не этого.

– Мы были поражены. Сесилия повторно сдала все анализы, включая МРТ, – и результаты подтвердились. Я и сегодня не понимаю, почему и как это произошло: то ли врачи изначально поставили неверный диагноз, то ли перепутали анализы пациентов, но Сеси была абсолютно уверена, что это те месяцы – последние, как она думала, в ее жизни, которые она прожила с максимальной отдачей, исполняя свои мечты, счастливая и радостная, – что это они способствовали выздоровлению. И она решила все равно отправиться в это треклятое место… – Ян невольно сжал кулаки. – Благотворительный фонд занимался доставкой лекарств нуждающимся в труднодоступные районы – туда, куда международная гуманитарная помощь не добирается. Все члены экспедиции понимали, что переход через горы, которые контролируются талибами, это практически самоубийство, все отдавали себе отчет, что это смертельно опасно, но все равно дали на это согласие. И моя доченька тоже. Она думала, что ее дни сочтены – но ведь выяснилось, что это не так! Выяснилось, что она здорова, что она вовсе не умирает! Мы просили, мы просто на коленях умоляли ее не ехать туда… Пани Эва, каждый день после ее отъезда мы сидели у телевизора и молились, чтобы не было плохих новостей из Афганистана. День за днем, с утра до вечера… Когда мы услышали, что конвой с гуманитарной помощью был расстрелян и что скорее всего никому не удалось спастись… что ищут погибших… – Ян снова умолк и прижал кулаки к глазам. – А потом был телефонный звонок. Сесилию расстреляли эти бандиты. И знаете что? – мгновенно постарев на десятки лет, несчастный, убитый горем отец поднял на Эву полные слез глаза: – Этим мерзавцам, этим негодяям было мало того, что они убили добрых, хороших людей, которые везли помощь их соотечественникам, – они еще и лекарства сожгли. Пять грузовиков с лекарствами превратились в дым. Помощь, за которую люди заплатили собственными жизнями, так и не дошла до места назначения, где ее так ждали. Вы понимаете, пани? Как же так можно? – гневным жестом Ян вытер слезы. – Моя девочка… моя маленькая девочка, которая чудом спаслась от смерти один раз… ее жертва оказалась напрасной. Она погибла зря.

Он встал и вышел, пытаясь взять себя в руки.

Эва сидела как оглушенная, руками обняв живот. Она не плакала, хотя в горле стоял болезненный ком, – до нее не доходило то, что она услышала. Это было… как будто рассказ Яна был пересказом страшного фильма или книги. Когда она ехала сюда, она очень надеялась в глубине души, что «Последний первый день» окажется выдумкой, литературным вымыслом, созданным талантливой начинающей писательницей с богатой фантазией, что дверь маленького домика откроет ей сама Сесилия с криком: «Сюрприз!» А потом они оба, Сеси и ее отец, извинятся, что ввели Эву в заблуждение, поболтают, как старые знакомые, подпишут договор, и Эва, счастливая и довольная, вернется в Польшу, увозя с собой милые воспоминания о визите и обещания в свою очередь приехать в гости.

Но ничего подобного не произошло.

Сесилия действительно была убита где-то на краю света. И ее смерть оказалась бессмысленной, потому что бандиты сожгли лекарства.