«Бедненькая, — неизменно отвечал он на все её излияния, — Как бы я хотел тебе хоть чем-нибудь помочь...»

С одной стороны, Оливе льстило, что хоть кто-то ей сочувствует, и понимает её. Но сочувствие это было… какое-то ходульное, что ли. Впрочем, Олива, в силу своей молодости и неопытности, не знала ни слова «ходульность», ни его значения, поэтому не могла дать себе ясного отчета, почему этот парень с одной стороны так притягивает её к себе, а с другой — настораживает. Ей его участие было и приятно, и неприятно одновременно. Тексты его были всегда длинны и содержательны, но в то же время в них присутствовал тонкий налёт пошлости. Салтыков не предлагал ей «секса по телефону» и прочего в таком духе, но что-то в его сообщениях такое было. Даже в его, казалось бы, невинных ежевечерних пожеланиях «Оленька, спокойной ночи!» проскальзывал едва уловимый привкус чего-то такого, словно еле-еле отдающая хлоркой вода из-под крана. Олива не могла этого объяснить, но чувствовала, и тем не менее, жадно пила эту воду его эсэмэсок со странным привкусом, пила, и никак не могла утолить своей жажды.

«Честно говоря, я не считаю себя красивой, – отвечала Олива на просьбу Салтыкова описать свою внешность, – Рост у меня маленький, ноги короткие. Волосы обычного цвета: прямые и сами не вьются… Глаза тоже обычные – серые… Ещё у меня есть веснушки… Нос курносый, да и вообще черты лица неправильные… И вообще я себе совсем не нравлюсь…»

«Да ну, брось ты! – шутливо отвечал Салтыков, – Я тоже маленького роста, меньше всех в компании, и совершенно не парюсь по этому поводу…»

Салтыков и правда нисколько не комплексовал из-за своей внешности. Несмотря на то, что ростом он был мал и на лицо неказист, он ощущал себя в своей среде чуть ли не королём. Впрочем, его архангельскому окружению никогда и в голову не приходило считать его некрасивым, и лишь одна Олива, когда прокралась в приёмную Яны, где стоял компьютер, с риском попасться на глаза начальнику Елагину, отрыла на фотофоруме его фотографию – и ужаснулась.

Салтыков на фото был в Музее военной техники. На голове у него, как у фашиста, красовалась каска; он стоял в ней, запрокинув руки за голову, и ржал, широко распялив рот, как будто говорил: «Гааа!» Рожа у него была красная, нос из-за гримасы казался картофельным и блестел, маленькие «поросячьи» глазки, опухшие с похмелья, казались щёлочками. Ко всему прочему у него были кривые и щербатые зубы, и щель между двумя передними зубами была так велика, что сквозь неё ему, наверное, очень удобно было плеваться.

«Фу, ну и страшон же ты, приятель! – Оливу аж передёрнуло, – Настоящее Квазимодо! Бедный… Какие уж у него там могут быть девушки…»

– Ты чего это тут смотришь? – Яна подошла к ней со спины, – Ой, Боже ж ты мой, какой страшный парень…

Олива густо покраснела. Ей отчего-то стало стыдно и неприятно, что Яна тоже увидела его и тоже посчитала уродливым. Ведь Салтыков стал ей почти что самым близким другом, несмотря на то, что общались они только по смс.

– Это он и есть твой виртуальный знакомый? – пренебрежительно фыркнула Яна, – Нда-а… Отрыла ты себе красавца, ничего не скажешь…

– Он не мой, – вспыхнула Олива, – Просто с ним общаться прикольно…

– А чего это мы так покраснели? Уж не влюбились ли часом, а?

– Да иди ты…

– А чего? Всё в жизни бывает, – продолжала издеваться Яна, – Прикинь, если он станет твоим мужем… Или твоим первым мужчиной… в постели…

– Иди в жопу! – Олива швырнула в Яну ластиком, но не попала.

Яна подскочила как коза и ткнула Оливу в бока. Та заверещала. Девчонки так раздурились, что не заметили, как в приёмную вошёл Елагин.

– Так! А ну, брысь в кабинет! – гавкнул он на Оливу, – Сколько раз тебе повторять – не торчи в приёмной! Чтоб я тебя больше здесь не видел!!

Олива мышью порскнула в свою подсобку. Сейчас она была рада убраться с глаз долой – фотография Салтыкова и Янины комментарии вогнали её просто в краску. Уж эта Янка тоже дурища, каких поискать – как чего сказанёт, дак хоть стой, хоть падай…

«А прикинь, реально так получится – он будет твоим первым мужчиной в постели… твоим мужем…»

– Бррр! – Олива затрясла головой, силясь вытряхнуть эти нелепые мысли, – Только не это! Не, парень прикольный, конечно… Даже очень… Общаться с ним здорово… Но заниматься с ним любовью – нет, нет, упаси Господь!..

Глава 5

К концу августа Архангельск стал мало-помалу оживляться. Постепенно с югов и столиц возвращался отдыхавший там летом народ, стекались к первому сентября в город школьники и студенты. Среди последних были и многочисленные приятели Салтыкова. А в приятелях и знакомых у Салтыкова был чуть ли не весь город Архангельск, включая даже крупных чиновников. Что ни говори, а своим хорошо подвешенным языком Салтыков умел расположить к себе людей и завязать какие угодно знакомства. Язык, как известно, до Киева доведёт, не то, что до архангельского губернатора.

В тот последний вечер лета набережная Северной Двины была особенно оживлённой. Это излюбленное место архангельской молодёжи в упомянутый тёплый солнечный вечер прямо-таки кишело компаниями парней и девчонок, словно мухи облепивших бетонный бордюр реки, что тянулся от МРВ до самого ж/д моста.

Оно и немудрено. Ведь набережная была, пожалуй, одним из красивейших мест славного города Архангельска. Что может быть лучше, чем, сидя на бордюре в приятной компании и потягивая пиво, вдыхать свежий запах речной воды и любоваться закатом, расплавленным золотом отражающимся в холодных, величавых водах широкой Северной Двины? Тем более, распитие пива и других напитков в публичных местах в те золотые-нулевые годы, как мы знаем, было не запрещено.

А ещё, набережная Северной Двины была традиционным местом знакомств. Там, сидя с пивом в приятной компании, можно было любоваться не только красивым пейзажем реки, но и гуляющими мимо не менее красивыми архангельскими девушками. А если, вдобавок ко всему, ты ещё обаятелен и красноречив, как Салтыков, можешь смело выбирать самую симпатичную и кадрить её. Отказа не будет; ведь девушки, как известно, ходят на набережную гулять с точно такой же целью: подцепить кого-нибудь симпатичного. Быть может, на один вечер. Может, на пару месяцев. А может статься, что и на всю оставшуюся жизнь...

Но Салтыков, попивая в тот вечер пиво в компании друзей на набережной, не сразу заметил двух сидящих неподалёку симпатичных подружек, поскольку был слишком увлечён разговором с приятелями.

— Ну чё, общаешься с москвичкой-то? — спросил его Павля, который, как никто другой, почти всегда был в курсе всех дел Салтыкова.

— Да, эсэмэсюсь с ней, — последовал ответ, — Имя у неё такое странное — Олива.

— Гы-гы! — заржал Павля, — Олива! Тогда я Оливье!

— Может, она и не Олива вовсе, а Оля, — включился в разговор высокий светловолосый парень, известный на форуме под ником Кузька, — Они, девчонки, любят себе заграничные имена придумывать.

— Хз. Может, и Оля, — сказал Салтыков, — Говорит, ей девятнадцать лет, учится тоже в универе, в Москве, как его… Геологоразведки, во! И работает секретаршей в приёмной какой-то там шишки.

Павля и Кузька с ухмылкой переглянулись.

— Ты чё, Андрюх, в Москву намылился, что ли?

— Да не… — смутился Салтыков, словно его поймали на чём-то таком, — Я же даже не знаю, как она выглядит. Вдруг крокодил какой окажется!

— Дак ты фотки её не видел, что ли?

— Я просил фотку, она говорит, нету… — Салтыков глотнул пива из бутылки, — Просил себя описать, она как-то так ответила, мол, некрасивая. Это меня и останавливает. Может, правда, страшна, как атомная война!

— А может, просто закомплексованная… — высказал соображение Кузька.

— Ну, дык, тем более. Ещё не легче. Закомплексованная, депрессивная к тому же. Ноет и ноет, как ей плохо. Данунах, связываться ещё с такой. Я и писал-то ей от скуки. А щас учёба начнётся, все соберутся, я и забью на неё.

— Слышь, Андрюх, ты только резких движений не делай, — посоветовал Павля, — А то соплями потом весь форум перемажет.

— Да знаю я. Кого ты учишь? — отмахнулся Салтыков. — Ясен перец, сразу прекращать писать нельзя. Постепенно надо, чтоб потихоньку отвыкала.

Кузька усмехнулся.

— Ну да, ты же у нас спец по таким делам.

Глава 6

Осень пришла в Москву.

Деревья давно уже скинули свои золотые наряды, и теперь тянулись мокрыми голыми ветвями к свинцово-серым облакам. На дорогах, особенно во дворах, была слякоть; снег выпадал пару раз, но тут же таял, едва коснувшись голой и мокрой земли. Не хотел снег ложиться на московскую землю раньше декабря месяца. Не хотел — и всё тут.

У Оливы начались занятия в университете, вот только ходила она туда без особого желания. Учёба, многое из которой ей было сложно и непонятно, нагоняла тоску, от которой даже зубы ломило, но деваться было некуда: Олива понимала, что без высшего образования сейчас никуда. Обеспеченных родителей у неё не было, личной жизни тоже не было, а перспектива проработать всю жизнь курьером ей не улыбалась.

«Боже мой, боже мой, какая тоска! — думала она, сидя на лекции и меланхолично разрисовывая парту, — Неужели нет нигде другой жизни, в которой я не чувствовала бы себя так неуютно, как здесь, словно на лунном кратере...»

Препод заставил делать самостоятельную работу. Олива открыла учебник на заданной странице и тупо уставилась в текст задания, не понимая ровным счётом ничего из того, что от неё требовалось.

«По лучу, азимут которого совпадает с направлением движения водного потока, построить график зависимости смещения изолиний от времени… Выполнив осреднение графика, рассчитать скорость движения… Выполнив осреднение… А что такое осреднение? И не спросишь никого… — она скользнула затравленным взглядом по своим одногруппникам, с которыми она была далеко не в хороших отношениях, — Ну не понимаю я этих геофизических методов! У меня голова болит, я хочу есть и спать — так нет же, изволь тут сидеть до ночи и не втыкать! Ну не понимаю я, ну тупая, ну и идите вы все нахер!..»