— Да тебя взашей надо гнать, а не обслуживать! — Олива уже не церемонилась, — Ты хоть себя-то со стороны вообще видел? Припёрся, ссаный-сраный, да ещё пальцы гнёт, как будто так и надо...

Салтыков посмотрел на неё исподлобья.

— Тебе доставляет удовольствие унижать меня?

— Нет, — сказала Олива, — Это ты своим поведением постоянно сажаешь меня в галошу.

Он взял её руку в свою и начал целовать, бормоча:

— Я весь в твоей власти, что хочешь со мной, то и делай… Унижай, бей, топчи, только не отвергай...

— Перестань! — Олива вырвала у него руку, — Я не собираюсь тебя ни бить, ни топтать. Просто я терпеть не могу в людях этого мажорства. Ты вот сейчас назаказывал того-сего, — она кивнула на столик, уже уставленный разнообразными яствами, — В то время как другим, может быть, жрать нечего. Конечно, откуда директорскому сынку знать, что такое нужда! И каково это — жить на четыре тысячи рублей в месяц...

В последнюю фразу Олива вложила всю свою горечь.

Салтыков понял её посыл по-своему. Он достал из нагрудного кармана своего пиджака толстую пачку денег, долго считал их и, выбрав, наконец, из пачки тысячерублёвую купюру, протянул Оливе.

— Зачем это? — вспыхнула она.

— Возьми, — Салтыков пододвинул к ней купюру.

— Ещё чего! Убери сейчас же!

— Но мне эти деньги ничего не стоят, — сказал он, — То, что ты зарабатываешь за месяц, я делаю за два дня.

— Спасибо, что напомнил. Только подачки твои мне не нужны! — Олива гневно сверкнула глазами.

— Но почему я не могу материально помочь своей любимой девушке?

— Да потому, что это унизительно! — сказала она, — Я, между прочим, не нищая!

Салтыков убрал купюру. Он встал и, перебирая ей волосы, поцеловал в голову.

— Иначе моя Олива и не могла поступить! Вот за это я тебя и люблю…

Олива поморщилась.

— Ты таким образом проверял меня?

— Ну почему сразу проверял? Мне ничего для тебя не жалко. Хочешь, я тебе всё отдам, что у меня есть? Хочешь?

Он снова вытащил свою пачку денег, но не положил на стол, словно боясь, что Олива примет это за чистую монету и вправду заберёт у него всё.

— Думаешь, за деньги можно всё купить? — усмехнулась она, — Ладно, расслабься. Не возьму я твои бумажонки...

Но Салтыков ответить не успел, ибо в этот самый момент зазвонил его телефон.

— Да, Майкел! — ответил он, и лицо его внезапно вытянулось и побледнело. Через несколько секунд он молча нажал на отбой.

— Что? Что такое? — встрепенулась Олива, — Что с Майклом?.. Да говори уже, не тяни!..

Глава 27

Майкл проснулся перед самыми сумерками и не сразу понял, где он находится. Нос его был заложен, горло першило; однако, вспомнив всё, что было накануне, он почему-то радостно заулыбался.

«Да, точно — я же в Москве… — пронеслось в его голове, — Салтыков и Олива щас гуляют… А я сегодня гулял с Волковой...»

При воспоминании о Насте Волковой Майклу становилось радостно и грустно одновременно. Он вспомнил, как они под руку гуляли по Арбату, как сидели рядом в кафе, как у метро она поцеловала его на прощание — летучим таким, небрежным поцелуем с еле уловимым ароматом духов — и сердце его снова ухнуло куда-то вниз. Майкл ещё никогда в жизни никого не целовал, да даже не сидел так близко с девушкой… Олива не в счёт, она — своя, как рубаха-парень. Настя же совсем другое дело — от неё исходил какой-то непередаваемый, тонкий шарм, что заставлял сердце Майкла замирать жутко и сладостно. Всё было для него так необыкновенно ново — Москва, в которой он ни разу не был, эта белокурая девушка, подруга Оливы, с нежной кожей и щебечущим голоском, похожим одновременно на пение синиц и журчание ручейка. Её летучий поцелуй, обещающий всё и ничего. И, наконец, этот невероятно длинный день, в котором было столько приключений...

Майклу захотелось пить, и он, преодолевая болезненную слабость во всём теле, поднялся с кровати. Поставив на кухне чайник, он подошёл к окну. Дождливый московский день клонился к вечеру; уже кое-где зажглись в окнах огни. Майкл от нечего делать стал смотреть на окна соседнего здания; однако, еле успев с грустью подумать, что московские приключения подходят к концу, вдруг увидел нечто такое, что заставило его на мгновение забыть даже о Волковой.

Прямо напротив Майкла из окна соседнего здания, как в замедленном кино, плавно вылетел железный сейф и, сделав пируэт в воздухе, полетел вниз. Выбросивший сейф быстро вылез по балконам; ещё два человека схватили его, и все вместе скрылись внизу.

«Ничего себе!» — выдохнул Майкл, продолжая смотреть в окно широко раскрытыми глазами. На минуту ему показалось, что он сходит с ума: так нереально было то, что он сейчас увидел. До этого он видел ограбления только по телевизору. К тому же, у него снова разболелась голова и поклонило в сон, и Майкл лёг обратно в постель.

Проснулся он от стука в дверь. Ещё какое-то время он лежал с закрытыми глазами, собираясь встать, но в дверь колотили так, что, казалось, собирались сорвать её с петель.

— Андхей, это ты? — зевая, отозвался Майкл, — Щас, щас откхою!.. Дай тхусы-то надеть, чёхт...

Однако, к великому изумлению Майкла, в дверь стучал вовсе не Салтыков. Открыв дверь, будучи в одной майке и трусах, Майкл невольно отступил назад.

— В чём дело?.. — растерянно спросил он, увидев на пороге своего номера портье, двух милиционеров и ещё какого-то человека.

— Мы должны всё здесь проверить и снять отпечатки пальцев, — последовал ответ, — Кроме вас кто ещё проживает в этом номере?

— Ещё мой дхуг, но он сейчас гуляет с девушкой...

— Позвольте ваши документы.

Майкл протянул свой паспорт.

— Друга с девушкой тоже желательно бы вызвать, — сказал милиционер.

— Для допхоса? Мы задехжаны? — бледнея, спросил Майкл.

— А что вы так нервничаете, молодой человек? — подал голос человек в гражданском, въедливо глядя на Майкла.

— Я не нехвничаю… Пхосто мы не имеем к этому огхаблению никакого отношения...

— А разве кто-то говорил про ограбление? — Майкла тут же поймали на слове.

Следователь сел на диване поудобнее.

Разговор предстоял быть долгим.

Глава 28

Салтыков подозвал официанта и попросил принести счёт. Окинул взглядом еду на столе, которую они так и не успели съесть: два больших блюда с цыплёнком табака, шашлык, сёмга, салаты, коньяк… Всё это обошлось ему в семь тысяч рублей. Неужели это добро так и пропадёт? Совершенно забыв о приличиях, Салтыков с жадностью набросился на еду, судорожно запихивая себе в рот цыплёнка табака вперемежку с салатом и сёмгой. Презентабельные мужчина и женщина за соседним столиком презрительно покосились на него.

— Пошли! — прошипела Олива, хватая его за рукав.

Салтыков, ещё недавно учивший Оливу правильно держать вилку и нож за столом, а теперь сам больше похожий на голодного представителя племени мумбу-юмбу, никак не мог оторваться от стола, и Олива кое-как выволокла его из ресторана. Рот его был набит до отказа, руки все перепачканы в жире и в салате; и при этом он ещё умудрялся жадно обгладывать ногу цыплёнка-табака.

— Смотри, не подавись! — презрительно бросила Олива.

— Угу-угу, — пробубнил Салтыков с набитым ртом.

— Я с тобой больше никуда не пойду, понял? Мне стыдно с тобой ходить! Тебя что — год не кормили, что ли?

— Ну ладно тебе, мелкий...

— Что?! Это я — мелкий? Сам ты мелкий, понял?!

Однако, время для выяснения отношений было неподходящее. Надо было срочно ехать к Майклу в гостиницу.

— Вот мы влипли так влипли! — причитала Олива уже в такси, — Ведь арестуют, как пить дать арестуют...

— Глупости, мелкий! — вяло успокаивал её Салтыков, хотя сам был бледен, как полотно.

— А чего он тогда нас вызвал? — не унималась Олива, — Давать показания? Да прекрати ты чавкать! — она пихнула Салтыкова локтем в бок, — Тут такое, а он жрёт в два горла. Как тебе ещё кусок-то в глотку лезет?!

— Бонни и Клайд, ё-маё! — фыркнул себе под нос таксист.

Однако, когда Салтыков и Олива, скрепя сердце, поднялись в гостиничный номер, следаков там уже не было. Майкл, встрёпанный и какой-то мятый, зевая, открыл им дверь.

— Ну, чего тут такое? Чё случилось-то? — встревоженно напустились на него Салтыков с Оливой.

— Ушли они. Не дождались, — сказал Майкл, пропуская друзей в номер, — Но пхосили не покидать гостиницу. Обещали намылиться с допхосом завтха утхом.

— Едрить-мадрить! — выругался Салтыков, — Ещё не легче...

— А чего они спрашивали-то? Чё они от нас хотели? — спросила Майкла Олива.

— Спхашивали, откуда мы, кто такие, как познакомились...

У Оливы захолонуло сердце.

— Они нас выследили?

— Они всех в этой гостинице по ходу пховехяют, — ответил Майкл, — Но нам-то бояться нечего. Я уже сказал, шо мы не имеем отношения к этому огхаблению...

— К какому ещё ограблению? — хором спросили Салтыков с Оливой.

— Да того мужика, из окна котохого сейф выкинули…

— Ничего не понимаю, — хмыкнула Олива, — Ты можешь толком объяснить? Какой мужик? Какой сейф?

— Дак я же и говохю, — отвечал Майкл, — Мужика напхотив огхабили. Пхичём я сам видел, как он летел из окна — вышел на кухню воды попить, глянул в окно, смотхю — летит!

— Кто летит-то? Мужик?

— Да не мужик, сейф! А потом оххана с мусохами двехь взламывали...

— Фу-ты, ну-ты! — выдохнула Олива и без сил плюхнулась на кровать, — Так и говорил бы сразу.

— Я схазу и сказал...

— Мы-то думали, они по нашу душу! Ну и напугал же ты нас, Медвед! — напустилась на него Олива, — Нет бы объяснить сразу, мол, это по другому вопросу… А то звонит, говорит, из милиции пришли, вызывают — мы и пересрали! Ну кто так делает-то?