Во дворе дома, где он снял для них квартиру, Салтыков остановился и с силой прижал Оливу к себе.

— Я никому тебя не отдам, слышишь? Никто не сможет помешать мне быть с тобою рядом...

Внезапно город накрыла грозовая туча. Где-то в отдалении прогремел гром.

— Щас дождь ливанёт, пошли скорее в дом! — Олива высвободилась из его объятий.

Небо и правда уже уронило несколько капель дождя. Когда Салтыков и Олива вошли в тёмный подъезд и поднялись на девятый этаж, дождь косым ливнем хлынул как из ведра.

На лестничной клетке Салтыков снова остановился и медлил у входной двери. Олива недоуменно посмотрела на него.

— Ключи, что ли, забыл?

— Мелкий… — пряча глаза, пробормотал Салтыков, — Мелкий, у тебя денежка есть?

— Ну, есть, — Олива пожала плечами, — А тебе зачем?

— Дай три тысячи… За квартиру заплатить...

Олива почувствовала внутри какую-то гадость, как будто проглотила горький, гнилой орех. Однако она ничего не сказала, а, достав из сумки три тысячи рублей, молча отдала их Салтыкову.

Глава 33

Квартира, в которую Салтыков привёл Оливу, оказалась какой-то обшарпанной и мрачной, какими вообще бывают съёмные квартиры. Из мебели в комнате стояла только старая раздолбанная софа да платяной шкаф; кухни же не было вовсе.

— Ты пойдёшь в душ? — спросила Олива, разбирая свой рюкзак.

— Иди, я потом.

В душе, стоя под слабой струёй ржавой воды, Олива никак не могла отмыться от мерзкого ощущения. Три тысячи — половина её месячной зарплаты — ушли на этот клоповник. «Ладно, чёрт с ними, с деньгами...» — мысленно убеждала она себя, но гадкое разъедающее чувство продолжало сосать где-то под ложечкой.

Она вышла из душа, переодетая в длинную ночную сорочку до пят и, сложив одежду, ещё медлила около тумбочки. Салтыков лежал на постели и курил. Выбросив бычок за окно, он подошёл к Оливе сзади, погладил по спине, поцеловал-укусил в шею. И произнёс:

— Я ревную тебя к Гладиатору.

— На каком основании? — удивилась она.

— Он испытывает к тебе симпатию.

— Ну и что? Он мне тоже симпатичен, — сказала Олива, складывая футболку в рюкзак.

Салтыков больно сжал ей запястье руки.

— Ты не так поняла. Симпатию — в смысле, нравишься ты ему.

— Ну, а мне-то что делать?

— Ничего не делать, — отрезал Салтыков, — В походе ты будешь со мной, а не с ним.

— Но...

— Никаких «но». Ты моя девушка. И точка.

Олива подавила вздох.

— Опять ты всё за меня решил...

Салтыков с новой силой сжал Оливе кисти рук и прошипел:

— Если ты будешь с ним мутить, я тебе голову оторву. Поняла?

— Больно же, — процедила она, потирая запястье.

Салтыков опять принялся за свои ласки. Он попытался проникнуть ближе к её телу, но запутался в длинных полах Оливиной сорочки.

— Зачем ты одела эту ночнушку? Сними её! — потребовал он.

Олива скрестила руки на груди.

— Ты обращаешься со мной как с вещью...

Салтыков отошёл к окну и, встав спиной к Оливе, опять закурил. Дождь продолжал хлестать в открытую форточку. В воздухе пахло озоном и сигаретным дымом. Олива уложила в тумбочку свои вещи и, закрыв её, подошла к Салтыкову сзади.

— Дай мне немного времени. Я просто ещё не готова.

Салтыков, не оборачиваясь, продолжал молча курить и смотреть в окно.

— Ты, конечно, можешь меня сейчас бросить, это твоё право… — не прикасаясь к нему, сказала она.

— Господи, Олива, я никогда тебя не брошу! Я тебе клянусь!

— Не клянись. Всё это ещё вилами по воде писано...

Салтыков повернулся к Оливе и принялся жадно целовать ей волосы.

— Я люблю тебя так, как никогда и никого в своей жизни не любил...

— А Ириска? — спросила Олива, – Ты же с ней, помнится, прошлой зимой замутил. Я-то помню, как ты на весь форум кричал, что её обожаешь...

— Так я её не любил, — отмахнулся Салтыков, — Обожать и любить — разные вещи. И замутил я с ней по пьяни. Так, от нехуй делать с ней встречался...

— А со мной ты тоже по пьяни замутил?

— Господи, мелкий! Конечно, нет! К тебе у меня настоящие чувства, поверь мне...

— Знаешь, — попросила Олива, — Расскажи мне про турбазу «Илес» поподробнее. Как ты, встречаясь с Ириской, замутил с Дикой Кошкой? Как это получилось?

— Ну зачем тебе это знать?

— Надо, раз спрашиваю.

Салтыков затянулся сигаретой и, помолчав, произнёс:

— Да хуй знает, как это произошло… Так уж случилось...

— Но почему ты не подумал в тот момент о том, как будет страдать Ириска?

— Ириска? Страдать? Мелкий, я тебя не понимаю. Она же сама заставит страдать кого угодно, и тебе она крови попортила немало. Почему ты её защищаешь?

— Потому что речь сейчас не обо мне, — сказала Олива, — Да, с Ириской у меня были плохие отношения, но дело совсем не в этом, а в том, что если ты так поступил с ней, то где гарантия, что ты точно так же не поступишь и со мной?

— Да как я с ней поступил-то? Я ей ничего не обещал. И я её не любил...

— А Дикую Кошку?

— С ней меня связывал только секс. Ничего более. С тобой у меня всё совсем иначе.

— Это ты сейчас так говоришь, — сказала Олива, — Вспомни, ведь тогда… ну, помнишь, два года назад, когда мы только познакомились на форуме и переписывались — ты же первый перестал мне писать...

— Но я же тогда не знал тебя так, как знаю теперь!

— Ты меня и теперь не знаешь, как следует, — возразила Олива, — Я долго думала о нас с тобой, все эти две недели думала. Знаешь, я ведь люблю тебя, я всегда любила тебя как друга, как брата. Но всё-таки, подумай ещё раз, если тебе от меня нужен секс, я пока не смогу тебе этого дать… Да, я не хочу тебя терять, да, мне будет больно, если ты от меня отвернёшься, но лучше всё это решить сейчас, пока не поздно...

Салтыков помолчал минуту, словно обдумывая. Потом, наконец, произнёс:

— Я тоже не хочу тебя терять и отворачиваться от тебя не буду. Любовь, по моему мнению, не базируется на сексе, поэтому мне неважно, чтобы любить тебя, как ты относишься к сексу. Тем более, что любовь — это чувство, а секс — лишь способ получить удовольствие. Да, ты меня нереально заводишь в сексуальном плане, да, у меня всё встаёт от одного взгляда на тебя, ты единственная девушка, на которую я так реагирую, но люблю-то я тебя не за сверхъестественную сексуальную привлекательность, а за твой безграничный внутренний мир, за твою душу, за твой талант, за твой обворожительный взгляд...

Салтыков привлёк её к себе и поцеловал в губы.

— Я люблю тебя...

Внезапно небо за окном прорезала молния, и последние его слова потонули в раскате грома.

Глава 1

Автобус до Васьково мчался как ненормальный по раздолбанному асфальту периферийных дорог. Тряска была ужасная, и все четверо — Олива, Салтыков, Гладиатор и Флудман — аж подпрыгивали на своих задних сиденьях, рискуя в любой момент впечататься в потолок. Но обошлось, никто в потолок не впечатался, а просто мирно сошли в ниибаццо гламурном Васьково-Сити аккурат напротив супермаркета.

Гладиатор, с которым Олива переписывалась пару раз в аське, ещё у МРВ, как только они подошли, уставился на неё во все глаза. Олива тоже, хоть и не так явно, рассматривала своего асечного знакомого, тем более, время до автобуса позволяло.

Гладиатор занимался бодибилдингом вот уже несколько лет, о чём свидетельствовала его мощная, накачанная фигура. В нагрузку к этому он изучал немецкий и даже стажировался в Германии. К тому же, с этой фигурой в сочетании со светлыми коротко стриженными волосами, большими голубыми глазами, волевым подбородком и арийскими чертами лица, он и сам был похож на немца-эсэсовца.

— Дай угадаю, какая твоя любимая музыка, — сказала ему Олива, — Раммштайн, верно?

— Верно, — отвечал Гладиатор, — А песня?

— Ду Хаст, естессно!

— А еда?

— Мясооо!

Но тут подошёл автобус, и пришлось отставить разговоры. А там, рассевшись в самом заду и подпрыгивая на колдобинах, продолжать переговариваться через сидящего между ними Салтыкова было уже не совсем удобно.

— Надо купить хавки для похода, — заявил Гладиатор безапелляционным тоном и, несмотря на то, что у них уже было с собой четыре пластиковых корыта с шашлыком, никто не посмел ему возразить.

— А шашлык хорош должен быть, — изрёк Флудман, пока Гладиатор делал покупки в магазине, — Это хорошо ещё, я успел достать в «Полюсе». Панамыч нас с мясом тусанул, конечно...

— Сука, Помоич он, а не Панамыч! — заржал Салтыков, — И мясо он наверняка из помойки бы достал...

— Андрюха, иди помоги жрачку упаковать! — крикнул Глад из магазина.

Когда ребята вошли и увидели, что, вернее, в каком количестве Глад накупил жранья, у всех просто глаза на лоб полезли. В несколько баулов с трудом умещались два пакета макарон, два мешка сахара, несколько пакетов с картошкой, несколько огромных банок с говяжьей тушёнкой, кетчуп, майонез, помидоры, огурцы, палка сырокопчёной колбасы, кусок большой сыру, пять буханок чёрного хлеба, два мешка солёного крекера, ещё пуд соли. Плюс палатка, спальники, чайник, шампуры, посуда, топор, пила и прочие походные причиндалы. Это с учётом того, что им ещё предстояло идти с этими баулами пёхом пятнадцать километров по лесной трассе...

— Зачем в походе сахар? — изумилась Олива, помогая парням упаковывать всё в сумки.

— Как зачем? Чай там пить, — сказал Гладиатор, выкатив по привычке свои большие, немного выпуклые глаза.

— Да, но куда столько-то? А это зачем? — Олива взяла в руку банку тушёнки, — У нас же шашлык есть!

— Я буду делать макароны по-флотски, — Гладиатор уже терял терпение.