— Да кто их есть-то будет? Нам шашлыка вот так хватит, под завязку! Боже мой, и хлеб… Глад, ну ты чё, на Северный полюс, что ли, собрался? Мы не съедим столько за два дня!

— Съедим, — отрезал Гладиатор и, давая понять, что разговор окончен, обратился к парням, — Ну вы чё встали-то? Укладывайте всё в сумки!

С трудом упаковав тяжеленные сумки, ребята двинулись через лес строевым шагом. Впереди всех шёл, нагруженный огромным рюкзаком, Гладиатор. За ним шли Салтыков с Оливой. Замыкал шествие Флудман, сгибаясь под тяжестью набитой до отказа гладиаторовой жрачкой дорожной сумки.

— Сука-Помоич наебал нас с мясом и не звонит даже, — съязвил Салтыков, — Как вернёмся из похода, я ему на форуме профиль поменяю — будет он у нас не Панамыч, а Помоич.

— Зачем же так жестоко, — произнёс Флудман, — Может, человек убухался так, что не в состоянии куда-либо идти теперь.

— А мне пох! — сказал Салтыков, — Хоть он там в мясо нажрался!

— Помоича на-кус-ки! Однозначно! — добавил Гладиатор, — Однозначно накуски!

Олива шла и молча слушала, о чём они говорят. «Оказывается, компании парней мало чем отличаются от компаний девчонок, – отметила она про себя, — Так же, как мои одноклассницы в школе сплетничали и перемывали кости какой-нибудь отсутствующей девчонке, так и эти парни сейчас идут и обс.ирают за глаза этого Помоича, главным образом потому, что его здесь нет...»

— Помоич он и есть Помоич, — продолжал свою «умную» речь Салтыков, — Живёт в помойке. Питается отходами из помойки. Спит на мусорной куче...

— И учится на специальности «утилизация отходов и стеклотары», — поддакнул Флудман.

— Я и не знала, что у вас в АГТУ есть такая специальность, — съязвила Олива.

Разговор их прервал звонок мобильника. Это Гладиатору звонил Хром Вайт — ещё один форумчанин Агтустуда. Он тоже намылился с ними в поход, но задержался на час.

— Хром бежит бегом через всю трассу! Скоро будет, — объявил Гладиатор.

— Ну чё, делаем привал? — сказал выдохшийся от ходьбы Салтыков. — Я ноги себе натёр, шопиздец!

— Ты задрал уже скулить, — оборвала его Олива, которая явно была не в духе.

На привал остановились у железной дороги. Олива открыла сумку Салтыкова, чтобы достать хлеба и колбасы для перекуса — и ахнула. Этот остолоп впопыхах положил вниз сахар и овощи, а сверху буханки хлеба и тяжеленные банки с тушёнкой. Немудрено, что пакеты с сахаром все к чертям собачьим разорвались, и весь сахар вперемежку с кетчупом вылился на дно сумки, задев его куртку, которая лежала там же.

— Ну не идиот ли?! — Олива ногой пихнула сумку к Салтыкову, — Ты посмотри, чё ты наделал! Кто ж это теперь жрать-то будет?!

Салтыков, насупившись, склонился над раскрытой сумкой.

— Семейные разборки, — понимающе бросил Флудман и многозначительно переглянулся с Гладиатором.

Глава 2

Наконец, прибыл Хром Вайт, худенький светловолосый парнишка с огромными, в пол-лица, серыми глазами. Он был младше всех в компании, на вид ему можно было дать не более шестнадцати лет. Дождавшись его, ребята уже впятером двинулись дальше через лес.

Они шли где-то около часа. Но вот деревья начали редеть, и впереди показалось Медозеро. Перед взором путников открылась чистая водная гладь красивого лесного озера. Солнце между тем уже клонилось к горизонту, освещая прозрачную воду золотыми своим сиянием.

— Давайте скорее купаться!!! — в восторге заверещала Олива, уже на ходу стягивая с себя одежду.

— Нет, — жёстко отрубил Гладиатор, — Сначала надо нарубить дрова, затем разобрать палатку. Выкладывайте съестные припасы. Хром, Флудман — ставьте палатку. Я пойду валить лес.

Сделав такое распоряжение по вверенному ему гарнизону, наш товарищ командир-походник взял топор и отправился валить сосны. Олива подавила вздох и принялась разгружать съестные припасы. Покончив с этим, быстро переоделась в купальник и с разбега нырнула в озеро.

Вода в Медозере была превосходна. Чистая, прозрачная, тёплая как парное молоко. Олива легко рассекала воду на умеренной скорости по направлению к противоположному берегу. Салтыков, три тысячи рублей и её дурное настроение были сброшены вместе с одеждой и оставлены далеко позади.

Как хорошо было скользить по чистой водной глади, смотреть на небо, чуть подсвеченное отблеском заходящего солнца, танцевать в воде, ощущая себя частью природы! Вокруг — никого и ничего, только небо и мягкая, позолоченная закатным небом, словно мёд, вода...

«Так вот, почему Медозеро называют Медозером! — подумала Олива, переворачиваясь со спины на живот и скользя по золотой воде руками, — Потому что вода здесь как мёд...»

Олива усмехнулась, представив себе, как она вылезла бы на берег и сказала о своём открытии Салтыкову. «Не, он не поймёт… — подумала она, — А вот Даниил бы понял...»

Она нырнула с головой под воду, проплыла ихтиандром несколько метров. Ей не хотелось сейчас вспоминать Даниила. Слишком большая была разница между ним и Салтыковым, и Олива боялась признаться самой себе, что Салтыков хуже, и что она его не любит.

«Но ведь Даниил предал меня, — промелькнуло у неё в голове, — Да, мы были с ним невыразимо счастливы и тогда, на Ламповом заводе, и на Кузнечевском мосту, и когда бродили по ночному Архангельску, целовались… С Салтыковым я, конечно, никогда уже не смогу всего этого испытать, но, по крайней мере, он любит меня и хочет на мне жениться...»

— Олива! Плыви назад! — заорал Салтыков с берега.

— Нет, это ты плыви сюда! — крикнула Олива и засмеялась, — Плыви скорее, ну плыви же! Смотри, как тут хорошо...

Салтыков нерешительно топтался на берегу, потом всё-таки собрался с духом и вошёл в воду. Однако, не проплыв и пяти метров, стал задыхаться.

— Я не могу больше плыть! У меня одышка…

Он забарахтался в воде, погрёб назад. Олива плавала поодаль и наблюдала, как он поспешно вылезает на берег, и её сосало тоскливое чувство. Нет, не за такого «принца» она мечтала выйти замуж. Одышка у него, видите ли…

— Оля, вылезай! — опять крикнул Салтыков с берега.

— Нет! — Олива захохотала и сделала в воде «колесо», — Эй, пацаны, идите купаться!

Рискнул Флудман. Он разделся до трусов и поплыл к Оливе.

— А ты умеешь в воде делать кувырок вперёд и назад? — спросила она.

— Не, — ответил Флудман.

— А я умею. Смотри!

Олива сделала сальто в воде, потом двойное колесо, затем тройное. Затем проплыла несколько раз под ним.

— Лёха!!! — послышался с берега крик Гладиатора, — А ну, вылезай давай! Кто будет деревья таскать? Хватит прохлаждаться!

Флудман и Олива поплыли к берегу. Вылезши из воды, Лёха пошёл подсоблять Гладиатору, а Олива ещё медлила на берегу, выжимая воду из своих длинных волос.

— Что тебя вечно куда-то тянет! Давай в палатке посидим, — закапризничал Салтыков.

— Ну вот ещё! — презрительно фыркнула Олива, — Что же я, целый день шла на Медозеро, чтобы весь поход в палатке проваляться? Ты как хочешь, а я пойду купаться. Эй, кто со мной?

Вызвался Гладиатор. Он и Олива одновременно вошли в воду и поплыли синхронно в лучах заката.

Салтыков же, стоя на берегу, злобно и ревниво смотрел им вслед.

Глава 3

На Медозеро опустилась тёмная августовская ночь.

Лишь со стороны самого озера, застывшего, как зеркальная гладь, виднелась в тёмно-синем небе безмолвная светлая полоса, прочерченная чёрными силуэтами прибрежных сосен. За этими-то соснами и пропадал в темноте леса одинокий костёр, свет от которого неяркой звездой просвечивал между деревьями.

Впрочем, костёр сей, согласно шашлычной инструкции, уже почти перегорел, и лишь горячие оранжевые уголья золотыми искрами потрескивали в темноте. Именно на таком огне и полагалось жарить шашлыки, которые Флудман и Хром Вайт пока только насаживали на шампуры.

— Луку, луку побольше насаживай! — руководил Хром Вайт, — Я лук — ужас как люблю!

Гладиатор, выкупавшись в Медозере, сидел у костра в одних плавках, играя в отблесках огня своим накачанным, мускулистым телом. Олива, накинув поверх купальника ветровку и распустив сушиться свои длинные, мокрые от купанья волосы, села на бревно рядом с ним. Она чувствовала жар, исходящий от тела Гладиатора, а Гладиатор близко ощущал запах её волос. Он вспомнил, как днём она плавала в озере, выделывая перед ним в воде сальто-мортале, вспомнил её прыгающую под купальником большую грудь, и ему захотелось придвинуться к ней поближе, вплотную...

Олива почувствовала ещё больший жар, исходящий от его тела, но вместо того, чтобы отодвинуться, придвинулась к нему сама.

Внезапно сзади послышался чей-то знакомый кашель. Олива обернулась, но ничего не увидела в темноте, хотя и догадалась, откуда был слышен этот кашель и кому он принадлежал. Но в данную минуту ей меньше всего хотелось думать об этом.

— Тащи гитару, Хром! — распорядился Гладиатор, когда шашлыки уже ровными рядами жарились на угольях.

Олива от восторга аж захлопала в ладоши.

— Класс! Что петь будем?

— Давайте «Снежную Королеву», — сказал Хром Вайт, настраивая гитару.

Олива с радостной готовностью уселась посередине. Она обожала песни под гитару, особенно в кругу молодёжи тихим летним вечером. Господи, как она, бывало, завидовала тем компаниям во дворе, что по весне лабали на гитаре нехитрые цоевские мотивчики и нестройно подпевали своими ломкими юношескими голосами! Как ей хотелось тогда, в пятнадцать лет, выйти к ним, и присоединиться к песне! Но она не могла — она, Филипок, с которым никто не дружил и никто никуда не звал. Тогда Олива злилась на эти компании с гитарой, но в глубине души понимала, что злится она оттого, что завидует. Завидует, что они, те, что сидят внизу во дворе — вольны и свободны, что для них и эта весна, и этот двор, и эта гитара. Для них, а не для неё, жалкой и презренной чмошницы...