— Темнело за окном, и наступала ночь!!!

За кухонным столом сидели мужики!

Весь вечер непрерывно бил по крыше дождь,

Да гром гремел ужасно где-то у реки.

А в доме шло веселье и гульба!!!

Ещё никто не знал, что в этот миг

Охотник Себастьян, что спал на чердаке,

Вдруг почернел лицом, стал дряхлый как старик...

— Янка, давай с нами! — крикнула Олива, проносясь мимо неё и запуская в водящего подушкой.

— Я уже выросла из этого возраста, — надменно процедила та.

Ребята и правда носились по тёмной квартире с восторженным гиканьем, как будто им всем было не по двадцать лет, а по десять. Только Паха Мочалыч спокойненько сидел себе под раковиной и покуривал. Да Денис, когда все перебежали от водящего в гостиную, невозмутимо так предложил:

— Может, чайку?

— Эх, ну давай, что ли, раздавим по кружечке, — охотно согласилась Олива. Однако не успели они выпить и пары глотков, как в комнату ворвалась толпа удирающих от водящего с криком «Шухер!» и все резко побежали прятаться...

— Оооо-хот-ник! Оооо-хот-ник!!! — пел Кузька, ловко уворачиваясь от водящего Лиса, — Охотник Себастьян!!!

— Ага, вот ты и попался, охотник Себастьян!

Лис схватил свою жертву, но Кузька вырвался и со всего размаху, одновременно с Гладиатором вспрыгнул на диван, где сидела Яна. Не выдержав такого испытания, диван с треском проломился, и парни, вкупе с визжащей Яной, кучей-малой полетели на пол.

Глава 30

Наутро в воскресенье Салтыков, сказав, что идёт на весь день к родителям, покинул съёмную квартиру, и Яна с Оливой остались одни. Яна была явно не в духе; а вот Олива, напротив, была как никогда радостна и оживлена.

— Слушай, давай пиццу закажем, — весело сказала Олива, присаживаясь к Яне на кровать, — Тебе «Маргариту», или с морепродуктами, как ты любишь?

— Без разницы, — хмуро ответила та.

— А чё такая невесёлая? — Олива шутливо потрепала подругу по волосам.

— Зато у тебя, я смотрю, радости полные штаны, — процедила Яна сквозь зубы.

— А ты что, не рада моему счастью? А ещё подруга называется!

— И это ты называешь счастьем? — фыркнула Яна, — Ты ж его дожала!

Лицо Оливы стало серьёзным.

— Да, дожала, — сказала она, — Иначе он сам никогда бы на мне не женился, и ты об этом прекрасно знаешь.

— Я только одного не могу понять, — устало произнесла Яна. — Зачем надо было вчера так нажираться и устраивать дебош? Если тебе пофиг на своё здоровье и репутацию, подумала бы хотя бы о ребёнке, которого ты носишь...

— Да нет никакого ребёнка, — сказала Олива.

Яна оторопело уставилась на неё.

— То есть, как это нет?

— Так, нет и всё.

— Интересное кино… — Яна даже присвистнула от неожиданности, — Получается, ты просто выдумала весь этот фарс с беременностью?

Олива густо покраснела.

— А что мне ещё оставалось делать? Никакие другие аргументы на Салтыкова не действовали...

— Ты зациклилась на Салтыкове, — сказала Яна, — Что ты в него так вцепилась?

— Я люблю его! Я не могу без него жить! — Олива едва сдерживала подступавшие к горлу рыдания, — Я хочу быть с ним, неужели ты этого не понимаешь?!

— Вопрос в том, хочет ли он быть с тобой, — Яна надменно усмехнулась, — Ежу ясно, что женится он на тебе, извини, по залёту. Если он узнает, что ты его обманула, он тебе такого пенделя даст, что будешь без самолёта лететь до самой Москвы, — безжалостно докончила она.

— А как он узнает? Ты же меня ему не заложишь?

— Я-то не заложу, а вот как ты собираешься дальше выкручиваться?

— Как, как… — передразнила Олива, — Как бабы в мексиканских сериалах выкручивались? С лестницы упала, выкидыш… Да мало ли, чего!

— Поменьше бы сериалов смотрела! В твоём случае это явно не прокатит...

— Почему не прокатит?

— А как ты себе это представляешь? Это тебе не Москва, здесь концов в воду не спрячешь. Ты, вообще, в курсе, что у него мать — врач, и работает в поликлинике?

— Ну и что?

— А то, что он тебя, дорогая моя, завтра же потащит в женскую консультацию вставать на учёт. Вот и откроется твоя лже-беременность, и его мамаша по своим каналам первая об этом узнает!

— Блин, я об этом не подумала… — Олива озадаченно обхватила себя руками за голову, — Что же делать?

— Пойти и сказать ему правду, — отвечала Яна.

— Да? Чтобы он меня тут же отправил далеко и надолго? Ну уж нет!

Яна с психом вскочила и, сев около своей тележки, принялась её застёгивать.

— Он тебя и так отправит… Далеко и надолго...

Оливе стало неприятно. Она уже пожалела, что рассказала обо всём Яне.

— Я вообще-то думала, что как подруга ты будешь на моей стороне, — сказала она.

— Вот только мной манипулировать не надо, ладно? Особенно, пользуясь в таких целях словами о дружбе и бла-бла-бла!

Олива оторопела.

— А чего ты бесишься? Завидуешь, что ли?

— Я?.. Я завидую?!

И тут, как говорится, огниво чиркнуло.

Впоследствии ни Яна, ни Олива уже не помнили, с чего это началось, кто кому что сказал в начале, кто кому что ответил. Кровь шибанула в голову обеим, они вскочили и, стоя друг перед другом с искажёнными гневом лицами, шипели, как две кошки, выкрикивали друг другу оскорбления, друг друга перебивая, не слушая друг друга.

— Да ты и летом от зависти чуть не лопнула! Да! Завидуешь, что я замуж выхожу, а ты нет!

— А ты забыла, кем ты была! Чмо! Была чмом, и всегда им будешь!!

— Что?! Это я чмо?!

— Да, ты!!! Кому ты нужна, ты посмотри на себя! Ты думаешь, Салт с тобой, а он тебе рога наставляет! У тебя же под носом! Дура!

— Какие ещё рога?! Чё ты плетёшь?

— А такие рога! Большие, ветвистые! Он давно уже ко мне перебежал, а ты не заметила! Вот так-то, дорогая моя Олива!

И Олива, как пыльным мешком саданутая, так и села с раскрытым ртом.

Глава 31

Говорят, когда на человека обрушивается убийственная новость — мозг поначалу блокирует эту информацию, отказываясь её воспринимать, чтобы медленно подготовить организм к стрессу. Первое, что приходит в голову в таких ситуациях — неверие в реальность происходящего. «Это чушь!» «Это абсурд!» «Этого не может быть!» — вот первая мысль-реакция, которая возникает в ответ. Правда, не всегда. Не у всех. Но Олива относилась как раз к такому типу.

— Ты врёшь, — выдавила из себя она, когда обрела способность говорить.

— Спроси Салтыкова сама, если не веришь мне, — сказала Яна, — Хотя, он наверняка начнёт выкручиваться, как он обычно это делает...

Олива сгорбилась, обхватив колени руками.

— Что ж, выходит, он и тебя опутал… — медленно произнесла она.

— Никто меня не опутал, — Яна уже собрала свою тележку, — Мне плевать на Салтыкова. Да и на тебя тоже.

Олива закрыла лицо руками и заплакала.

— Тогда зачем тебе это надо было? Поиздеваться надо мной захотела? Реванш взять?

— Думай, что хочешь.

Яна вышла в коридор, быстро оделась и, выкатив тележку, захлопнула за собой дверь. Олива же продолжала сидеть, не повернув головы. В данный момент она понимала одно — подруги у неё больше нет.

Да и была ли Яна когда-нибудь настоящей подругой? Олива сидела и медленно перебирала воспоминания, связанные с ней, её вечные попытки как-нибудь уколоть, унизить Оливу, её презрительно-снисходительный тон… А Олива все эти годы цеплялась за эту дружбу, как за спасительную соломинку, искренне полагая, что Яна желает ей добра. Да и ей ли, Оливе, несчастному чмошному Филипку, было разбрасываться друзьями, когда с ней в Москве никто больше толком и не общался?..

Ладно, ушла она — и пускай… И пускай… Никто не заплачет. Но Салтыков… Салтыков, который, казалось, ещё вчера клялся ей в вечной и верной любви!.. Подонок… Какой же он подонок...

«Но я же знала, какой он; я знала это ещё год назад, что он такой, что он может так поступить… — рассуждала Олива сама с собой, — Дура, понадеялась, что со мной он изменится! Люди не меняются...»

А может, Янка действительно всё наврала?..

Однако, додумать эту мысль до конца Олива не успела, так как вернулся Салтыков. Но он был не один, а с Мочалычем.

— Мелкий, бери сумки...

Олива долгим, пронзительным вглядом осмотрела его низкорослую коренастую фигуру в коричневой дублёнке и повязанном снаружи тёмно-красном шарфе.

«Нет, что-то в нём есть подлое всё-таки...» — промелькнуло у неё в голове.

«А я не подлая? Я же тоже его обманула, и теперь трясусь, что обман раскроется, — тут же подумала Олива, — Кругом ложь, враньё, предательство… Километры лжи… Мерзко...»

Олива взяла у него сумку, посмотрела, что внутри. Там лежали смятые наволочки, бутылки жигулёвского пива и торт «Южная ночь» в магазинной коробке, и это тоже показалось ей лживым и отвратительным.

Она свалила сумки на кухне и, не говоря ни слова, прошла в спальню. Не включая света, Олива в одежде легла в кровать и лежала долго поверх одеяла. Она слышала, как невнятно базарили о чём-то на кухне Салтыков с Мочалычем, чувствовала доносящийся оттуда запах сигарет, и её трясло.

Наконец, Мочалыч ушёл. Как только за ним захлопнулась входная дверь, Олива босиком вышла в коридор и направилась к Салтыкову.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — сурово спросила она его.

— Что именно?

— Ну, например, спросить, где Яна.

— Ну, и где Яна? — спросил Салтыков довольно безразличным тоном.

И Олива, кривляясь, словно обезьяна, замахала руками:

— Уехала твоя Яна! Улетела!

— Почему это она моя? — глядя в сторону, хмыкнул он.