— И где я тебе его возьму? — мозги не выдавали сигнал тревоги, доверчиво поддавалась ласкам — склоняла голову, открывая шею для полоски поцелуев, повела плечом помогая оттянуть лямку сарафана — открылась та самая молочно-белая часть кожи с розовым кружком, фантазии быстро переходили в реальность.


— Кофе? — Никита все еще пытался удержать нить разговора, но голос осип, тормоза не срабатывали. Губы вобрали в себя торчащий возбужденный сосок. От прикосновения она замерла, через несколько секунд вдохнула полной грудью, оценив ощущения захватывающими, изогнулась. Бедра уперлись друг в друга. Ясно без слов — кофе никому теперь совсем не принципиален.


— Нет, секс, — кокетливая хитрая улыбка, язычок, скользнувший увлажняя губы. Чертовка играла в недетские игры. В такие игры он тоже согласен был играть, только по настоящему — по-взрослому.


— Ну, мы же не маленькие, придумаем что-нибудь, — сделал акцент на слово "немаленькие", что дало наилучший эффект. Он не считал ее ребенком. Конечно, кто целует так ребенка? Горячо, жадно, словно пытался выпить всю её душу. Кто позволяет себе трогать маленьких девочек там, где раньше казалось стыдным, а теперь там жарко, очень влажно и сладко. Кто говорит детям отчаянное: "Я хочу тебя, я больше не могу".


Что такое "хочу" она еще не знала и конечно боялась надвигающихся действий, и вряд ли бы позволила, если бы вовремя сообразила, что черта парнем уже перейдена. Движения его стали более настойчивые, ласки откровеннее, вместо дыхания рваный сип. "Это не игра" — последнее, что мелькнуло в ее голове, перед наглым вмешательством и пронзившей ее резкой болью. Дернулась пискнув. Закусила губу, уперлась лбом в его грудь. Сердце там стучало гулко, сильно.


— Ань, ты чего? — растерянно шепнул он. Сам замер, не выходя из нее. Схватил за голову, приподнял лицо — в глазах капельки слез. Она поспешно замотала головой и снова уткнулась в его грудь, шмыгнула.


— Блин, Анька, я что-то не подумал, — нежно погладил ее по волосам, снова поднял лицо, нашел дрожащие губы, целуя, зашептал в них, — прости, маленькая.


Она ответила, тихо целовались, аккуратно гладил шею, спину, наконец, она успокоилась, шок прошел, даже попыталась слабо улыбнуться. Облегченно выдохнул. Не обижается? Обнимает. Прижимается. Его девочка, только его. Он ее обожал. Заглянул в глаза, слезы высохли.


— Нормально все?


— Да, — едва выдохнула.


— Потерпишь немного? Я быстро, — дождался согласного кивка, приник к губам, возобновил движения, сначала бережно аккуратно. Тут же подумал, что нет, так будет долго. Перешел на резкие, быстрые выпады, сосредоточившись лишь на своем удовольствии. Девчонка не вырывалась, обнимала, терпеливо ожидая его кульминации. Накатило быстро, и вроде даже вовремя успел выйти.


— Мне в душ надо, — Анька тут же шустро нырнула под его руку и пропала за дверями комнаты.


А он стоял и бессмысленно глядел на закрывшуюся дверь. Чувства расслабленности и удовлетворения не перекрывали вину и раздражение на самого себя. Ему не стоило ее трогать, она этого не заслуживала. Не так и не с ним.



— Ты, что здесь сидишь? — поднял непонимающий взгляд — вернулась Таня. Сколько времени прошло, как убежала от него Анька? Двадцать минут? Полчаса? Может и больше. Все ждал, что выйдет. Сам заходить боялся, да и что она выйдет к нему, тоже боялся. Совершенно не знал, чего хочет. Просто тупо сидел возле двери и ждал. Начавшиеся так весело развлечения вдруг резко зашли в тупик. Перспектива нарисовывалась мало радостная.


— Да, так… — поднялся. И в самом деле, сидит как приблудный пёс у закрытой двери. Посторонился, пропуская девушку в комнату.



На Танькин взгляд, Аня тоже сидела приторможенная, уныло ковырялась в телефоне, про замечание о парне, ждущем чего-то у порога, не отреагировала, больше интересовалась, где подруга пропадала. "Поругались, похоже" — сделала свои выводы Таня и с азартом рассказала, как рассвет встречала на берегу моря.


Романтик — Илья это звучало нелепо, но бывают в жизни такие казусы. Кто-то стихи читает, а потом внезапно случается секс без обязательств и невозможность продолжения отношений, а кто-то мозги выедает о перепихе, но в итоге дарит восходящую звезду "по имени Солнце".



Днем на пляже Аня по-прежнему казалась беззаботной и веселой и на Никиту не держала никаких обид. По-ребячески визжала под накрываемыми ее поднимающимися огромными волнами, цеплялась за его руки, плечи, шею. Охотно, даже забвенно отвечала на поцелуи. На берегу прижималась к груди, слушала его уверенно стучащее сердце, счастливо вздыхала. Эти дни под южным солнцем все ее, все ночи под луной все с ним. Сейчас они вместе. Слова так и норовили слететь с губ: "Я люблю тебя". Но вряд ли он проверит ей. Снова скажет, что маленькая и ничего не смыслит во взрослых вещах, снова решит, что блажь и найдет какое-то объяснение с точки зрения психологии. И потому молчала об этом.


Заглянула в любимые, цвета черного шоколада глаза, улыбнулась, прикасаясь губами к губам, прошептала хитро:


— Я хочу чебурек.


— Чебурек? — глаза Никиты расширились в удивлении. Засмеялся и уточнил. — Это третье желание?


— Нет, это потребительское отношение к тебе, — ответила невозмутимо, — к рыбке у меня совсем другое желание. Я хочу, чтобы ты остался со мной.


Обоюдный напряженный взгляд, голос у Никиты осекся, ком застрял в горле:


— Ань, ты же знаешь, что это невозможно.


— Нет, не знаю. Почему? — посмотрела своим невозможно-наивными глазами. Никита усиленно подбирал слова.


— Я не всегда могу делать то, что хочу… есть вещи, которые просто "надо", и я не в силах, что-то изменить.


"Как-то все витиевато", — хмыкнула и спросила напрямую, не церемонясь:


— Ты женат, что ли?


— Нет, но…


Она не хотела знать никаких "но". Пожала плечами, нагло перебивая.


— Никита. Это рыбка, понимаешь? Она исполняет любые желания. Лю-бы-е! Я хочу, чтобы ты навсегда остался со мной. Вот такая вот блажь!


— Рыбка серебряная… — Никита пробовал найти кривые выходы — обходные пути из создавшейся ситуации, — желаний только два.


— Не юли, не надо, — Аня посмотрела строго с укором, — плата за жизнь у всех одна. Жить одинаково хочется и золотым, и серебряным, и даже простым — каким-нибудь медным. Неси чебурек, я кушать хочу!



За обедом у Никиты настроение совсем пропало, ковырял ложкой уже который день макароны, в тарелке из под только что съеденного супа. К макаронам котлеты из полуфабрикатов.


— Вилок что ли совсем нет? — недовольно проворчал.


Света, ответственная сегодня за кухню, ответно огрызнулась:


— После супа ложкой ешь, может тебе еще ножичек дать?


— Можно и ножик.


— Я что, потом гору посуды должна тут за всеми мыть?


— То есть из-за того, чтобы потом не мыть, можно есть из грязных тарелок макароны ложкой? Ложкой едят суп. Второе вилкой. Это элементарно.


— Тебе сложно съесть ложкой? — Света не видела причины бешенства парня и потому не сдавалась. Прихоти этого чистоплюя исполнять даже не собиралась.


— Мне не сложно даже руками и прямо из кастрюли, чтобы потом тебе не мыть.


Степан тихонько ткнул супругу локтем:


— Дай ему вилку, ложка и в самом деле для супа.


Но Никита психанув, швырнул столовый прибор и вышел. "Как ему надоели уже все эти спартанские условия жизни, да и вообще все достало".


За столом затихли, но Света не унималась:


— Что за капризы вообще, нашелся тут аристократ. Салфетку ему за шиворот не заткнуть?


— Он и от салфетки не отказался бы, — заметил кто-то, но у Аньки уже тревожно застучало в мозгах. Внезапно по кусочкам стали выстраиваться все, казалось такие смешные и казусные ситуации с ним. Теперь они совершенно не виделись нелепыми. Единственное, что являлось неуместным — это его нахождение в их компании.


Вылетела следом за ним на улицу. Он сидел за воротами — курил. Подсела рядом.


— Куришь? Нервы?


— Угу, есть такое.


Помолчали.


— Ты же не водитель?


Он грустно улыбнулся, провел большим пальцем по ее губам, отбросил сигарету, с большим выдохом прижал ее голову к своей груди. Нежно поцеловал спутанные ветром волосы.


— Ань, хочешь еще один стих про луну?


— Давай, только луны пока нет.


— Она будет. Ночью будет. Ночью посмотришь и вспомнишь. Это Фет написал. Слушай и запоминай.



Как ярко полная луна


Посеребрила эту крышу!


Мы здесь под тенью полотна,


Твоё дыхание я слышу.



У неостывшего гнезда


Ночная песнь гремит и тает.


О, погляди, как та звезда


Горит, горит и потухает.



Понятен блеск её лучей


И полночь с песнею своею,


Но что горит в груди моей -


Тебе сказать я не умею.



Вся эта ночь у ног твоих


Воскреснет в звуках песнопенья,


Но тайну счастья в этот миг


Я унесу без выраженья.



Строчки закончились и в наступившей тишине, он по-прежнему прижимался носом к пахнущим морем волосам и тихо прошептал: