Неожиданно взгляд его упал на какое-то бурое пятнышко на рукаве.

Боже, что это?

Сомнений не было – это была кровь, и Лион прекрасно знал, чья именно: кровь аббата О'Коннера, человека, который ценой собственной жизни поплатился за их фатальную, роковую ошибку.

Воровато оглянувшись по сторонам, Лион принялся пальцем стирать это пятно, однако этого ему так и не удалось сделать.

Да, кровь – не вода, и так просто ее не сотрешь – и она, даже засохнув, всегда будет напоминать о себе…

Кровь его соседа, человека, на какое-то время ставшего для Лиона куда больше, чем просто приятелем, человека, который на многие вещи открыл ему глаза.

Аббат Джон О'Коннер…

Лион теперь твердо знал – сколько бы времени ни прошло, какие бы события ни случились в его жизни, он всегда будет помнить этого человека.

Он никогда не забудет ни его, ни его благородного поступка.

Нет, он не будет стирать эту кровь, он оставит пятно, и оно всегда будет служить ему напоминанием о Джоне О'Коннере…


На какой-то станции дверь в его купе открылась, и рядом с ним уселся некий благообразный джентльмен, со свежим номером газеты под мышкой.

Дружелюбно поздоровавшись, он сел рядом и развернул газету.

– Нет! – неожиданно громко воскликнул он, как только взгляд его упал на первую страницу, – нет, вы только посмотрите, что они творят!

Лион, с трудом обернувшись (при этом позвоночные суставы его хрустнули так, что ему сделалось страшно), поинтересовался:

– Кто – они?

Его спутник злобно сощурился.

– Да эти чертовы террористы…

При последнем слове Хартгейм невольно вздрогнул и втянул голову в плечи, однако спутник его был настолько возмущен прочитанным, что не заметил этого.

– Нет, вы только посмотрите!

Призвав на помощь все свое самообладание и мужество, Лион спросил:

– Сэр, о каких террористах вы говорите?

– Да все о тех же, – в голосе джентльмена с газетой послышалось раздражение, – об этих чертовых боевиках из ИРА…

– И что же?

– Вчера поздно ночью неподалеку от кинотеатра «Форум» было взорвано специальное устройство… Взрыв подготовил какой-то полусумасшедший священник, видимо – маньяк, – продолжал тот.

У Лиона засосало под ложечкой – он поджал под себя локоть с пятном крови аббата.

– Священник?

Джентльмен отчеркнул ногтем несколько абзацев в статье и протянул газету Лиону.

Тот попытался что-либо прочесть, но это у него так и не получилось – буквы прыгали перед глазами, иногда он видел перед собой слова, но они были какими-то случайными, не связанными между собой…

Он протянул газету обратно.

– Простите, сэр, – вежливо сказал он, стараясь не смотреть на случайного спутника, – простите, но я забыл дома очки, и потому не смогу прочитать ни строчки…

– Ну, тогда я вам сейчас все объясню: дело в том, что какой-то сумасшедший католический священник, – джентльмен мельком взглянул в газету, – аббат О'Коннер, видимо желая ценой своей жизни устроить взрыв в кинотеатре, на предпоследнем сеансе, хотел было пронести туда взрывное устройство…

– Ну, и что с того? – спросил Лион, стараясь казаться невозмутимым.

– Как это что! – закричал джентльмен, – и он бы наверняка отправил на тот свет великое множество людей, если бы по неосторожности, как считает полиция, не завел бы часовой механизм своей адской машины на другое время… Короче говоря, – пояснил спутник, – он просто ошибся. Священник, как и следовало ожидать, погиб…

С трудом ворочая языком в пересохшем от волнения рту, Лион спросил:

– А люди?

– Тут написано, что все обошлось без жертв… Впрочем, сэр, резюме набрано крупным шрифтом, и потому вы сможете без особого труда прочесть его сами, даже и без очков… Прошу вас…

И он протянул спутнику газету. Тот, бросив быстрый взгляд на первую полосу, увидел набранный жирным шрифтом заголовок:


«ПО СЧАСТЛИВОЙ СЛУЧАЙНОСТИ НИКТО ИЗ ЗРИТЕЛЕЙ НЕ ПОСТРАДАЛ…»


– Спасибо, сэр, – Лион протянул спутнику газету и отвернулся к окну…

Однако тот никак не унимался.

– Нет, это еще не все…

Лион с трудом нашел в себе силы задать встречный вопрос:

– А что же еще?

– Буквально через несколько часов после случившегося один из этих людей, видимо его сообщник, позвонил в ближайший полицейский к «Форуму» участок и, представившись активистом ИРА, выдвинул ультиматум…

– Ультиматум? – переспросил Лион таким тоном, будто бы он никогда ранее не слыхал этого слово. – Вы говорите – ультиматум?

Джентльмен кивнул.

– Да.

– И что же?

– Если мол, – спутник Хартгейма принялся говорить с поддельным ирландским акцентом, сознательно коверкая и искажая слова, – если, мол, в самом скором времени его дружки не будут выпущены из тюрьмы, то по всей Англии, не только по Лондону прокатится волна взрывов…

– И что же?

Джентльмен злорадно ухмыльнулся.

– Ну, теперь они допрыгались. Премьер потребовал от Министерства внутренних дел жестких мер – это я вам говорю точно, потому что я являюсь депутатом Палаты общин… Мое имя – Адам Мориссон… может быть, слыхали?

Лиону это имя ни о чем не говорило, однако он не мог не удовлетворить тщеславия своего случайного спутника, и потому произнес:

– Приходилось…

– Так вот: этим самым актом они только навредили себе… Видимо, североирландцы рассчитывали, что правительство, расписавшись в собственной беспомощности, разом подаст в отставку. Но этого не произойдет. Англичане теперь должны сплотиться, как никогда, и как никогда проявить твердость…

Адам Мориссон еще долго что-то горячо доказывал, убеждал, пояснял, хотя в чем-чем, а в пояснениях Лион не испытывал ровным счетом никакой необходимости.

До его слуха доносились лишь реплики:…

– …они допрыгались…

– …проявим твердость…

– …не допустим развала…

– …своими деструктивными действиями они начисто отвергают малейший намек на возможный диалог с североирландцами…

Он слушал и не слушал навязчивого спутника – всем своим сердцем, всей душой он был уже в Оксфорде, рядом с Джастиной…


Когда он появился дома, Джастина только что пришла из своей театральной студии.

Внимательным, немигающим взглядом посмотрев на мужа, она всплеснула руками.

– Боже! Что с тобой случилось?

Лион, оглянувшись по сторонам в поисках стула, не нашел его и сел на краешек трюмо.

– Что с тобой? Ты весь бледный, ты весь дрожишь! Лион, скорее в постель!

Облизав пересохшие от волнения губы, Лион выдавил из себя:

– У меня все в порядке…

– Какое там в порядке!

Джастина подошла поближе – Лион инстинктивно согнул локоть, чтобы она не заметила бурого кровяного пятна на рукаве.

– Лион… Я очень прошу тебя – разденься и ложись в постель…

В этот самый момент взгляд Лиона неожиданно упал на стол – там лежала утренняя газета, та самая…

И вновь в глаза ему бросилось набранное жирным шрифтом:


«ПО СЧАСТЛИВОЙ СЛУЧАЙНОСТИ НИКТО ИЗ ЗРИТЕЛЕЙ НЕ ПОСТРАДАЛ…»


Он все понял…

Не проронив ни слова, Лион прошел в спальню и, сбросив с себя одежду, лег в кровать…

Он знал, что Джастина знала, и что она знает о том, что он знает об этом.

Нет, это было просто невыносимо!

Неожиданно он услышал скрип половиц, легкие шаги Джастины…

Подняв голову, он спросил хрипловатым голосом:

– Это ты?

Она, подойдя к кровати и усевшись рядом, ласково погладила его по голове и произнесла:

– Молчи, молчи…

Лион захотел было что-то сказать, но не смог – в горле застрял какой-то комок, и он почувствовал, что еще немного – и он разрыдается словно ребенок, который сотворил что-то ужасное и теперь с ужасно ожидает неотвратимого наказания.

Джастина, казалось, все понимала.

Продолжая нежно поглаживать его жесткие седые волосы, она повторяла:

– Молчи, молчи…

Вскоре Лион забылся тяжелым, свинцовым сном…


Во сне они шли вместе с Джастиной по какому-то осеннему парку.

Под ногами шуршали опавшие, уже преющие листья, они весело переговаривались о чем-то, но Лион со страхом ожидал от нее вопросов…

Наконец, ласково посмотрев на мужа, она промолвила негромко:

– Лион, я все вижу и все знаю… Я никогда не буду задавать тебе никаких вопросов…

Он слабо улыбнулся.

– Да?

– Конечно!

Голос Джастины звучал столь убедительно, что тревоги и волнения Хартгейма как-то улеглись сами по себе.

А действительно – что волноваться?

Ведь теперь они рядом, они вместе, они всегда будут вместе, всегда будут любить друг друга…

А разве может быть как-нибудь иначе?

Теперь, вспоминая свои мысли о смерти, вспоминая свое желание умереть, Лион невольно содрогался.

Нет, нет, и еще раз нет!

Он не хочет этого!

И, обернувшись к Джастине, он несмело спросил у нее:

– Послушай…

Она приветливо посмотрела не него.

– Что, мой милый?

– Ты по-прежнему любишь меня?

– Конечно же! А почему ты меня об этом спрашиваешь? Ты что – сомневаешься?

– Нет…

– Лион, не надо никаких вопросов… Вот увидишь – все будет хорошо у нас с тобой…

– Правда?

– Конечно… Зачем же мне обманывать тебя, зачем мне обманывать свою любовь?

– И ты знаешь все?

Она кивнула.

– Конечно!

– И ты прощаешь меня?

– Да… Потому что ты мой маленький, когда-то потерянный и затем найденный ребенок… Потому что, Лион, я действительно люблю тебя!

– И ты никогда не вспомнишь о том, что произошло со мной в Лондоне?

– Никогда…

И удивительно проснувшись через несколько часов, Лион поверил в то, что сон был вещим…

Так оно и случилось на самом деле: Джастина никогда ни единым словом не обмолвилась ни о той поездке в Лондон, ни о загадочной смерти соседа, аббата О'Коннера, ни о роли в этой истории его, Лиона Хартгейма…