«ДОМОЙ…»

Муж сильно задержался на работе и смог приехать за ней в частную клинику только к семи.

По пути заехали в магазин. Ника осталась в машине, сославшись на головную боль, и Артур сам потопал в супермаркет, ворча, что теперь он вместо жены вынужден покупать продукты. Сказал вроде в шутку, но чувствовалось не до конца скрытое раздражение.


Но Нике было все равно, как бывает все равно человеку, длительное время переносившему страдания и вернувшемуся в жизнь обычных людей с их обычными заботами, кажущимися такими незначительными.  Ее до сих пор мучали головные боли, от которых темнело в глазах, и сильно тошнило. А еще очень болело лицо.

Иногда Нике казалось, что её лицо – это один сплошной синяк, такая большая гематома, или даже гнойник, нарывающий при любом движении головой.

И тем не менее, жизнь шла своим чередом и нужно было как-то в неё вписаться, и желательно без крутых поворотов.

С аварии прошло больше двух месяцев, и Ника уже успела свыкнуться с мыслью, что вот этот красивый мужчина ее муж. В принципе вполне себе вариант, почему нет? Было бы гораздо хуже, если бы она так и осталась безымянным пациентом без памяти. Ведь могло оказаться так, что у неё и вовсе бы не было никакой семьи и тогда она навсегда могла бы быть забыта всеми и, что хуже всего, самой собой.

О себе Ника так до сих пор ничего и не могла сказать. Знала, что после операции у нее была сломана правая нога, ушиблено все, что могло быть ушиблено в принципе, и тело красивым узором, будто краской, украшали багрово-черные синяки и ссадины. Вернее, не так, все тело стало синим, но, по уверению доктора, основной удар пришелся на голову и лицо.

Ника ни разу не видела себя без бинтов, она безумно боялась, потому что… потому что? Она и сама бы не смогла ответить. Но скорее всего она боялась увидеть там чистый лист. Врач, поджимая губы, сказал, что нос сильно ушел вбок, и буквально испарился целый кусок щеки, обнажив зубы. До мяса была содрана кожа на лбу и носу, и разорван рот. Именно это и заставляло Нику отказываться от зеркала даже когда все зашитое и вправленное вроде бы зажило. Она ждала обещанных мужем пластических операций, которые бы вернули ей былую внешность, потому что то, что было сейчас, сделано наспех, когда ее только привезли в больницу.

Поэтому сразу, как только швы зажили, и как только разрешили, она, не снимая бинтов, вместе с мужем поехала в клинику, где ей обещали восстановить прежнее милое личико. Это самое милое личико она уже не раз видела, Артур еще в первые дни принес фотографии.

Да, пожалуй, она хотела бы такое лицо. Со снимков смотрела симпатичная девушка. Серо-голубые глаза, русые волосы, небольшой аккуратный рот и слегка курносый нос. И вот все это ей обещали вернуть.

Сейчас на лице еще были бинты, какое-то время нужно менять повязки, Артур обещал нанять медсестру, которая бы приезжала прямо на дом. Впереди её ждала еще не одна операция, но уже совсем скоро она сможет снять наконец эти надоевшие бинты и спокойно смотреть на себя в зеркало, не боясь упасть в обморок.

Ника вышла из машины, и, пока Артур доставал пакеты из багажника, со смесью Вероника со смесью ужаса и восхищения вглядывалась в темные окна большого и незнакомого дома в три этажа.

Нет, она точно не могла жить в этом доме.

Можно забыть все, что угодно, но не такую роскошную жизнь.

Глава 2

НИКА


На улице, пока еще летней улице, в закатном солнце, жизнь шла своим чередом: визжали на площадке дети, не желая отправляться домой; о чем-то громко спорили соседки; крякали клаксоны проезжавших мимо машин; и, едва слышно за шумом и гамом вечернего города, в каком-то открытом окне соседней многоэтажки, с любовью пел Синатра.

Ника сразу узнала его голос. Она узнала его точно так же, как узнавала звук капающей воды из протекающего крана, или пение скворца в утренней тишине едва просыпающегося города. Она точно знала, что это за звуки, но не знала какую музыку она слушала когда-то. Какие цвета были её любимыми и что она предпочитала съедать на завтрак… А вот Синатру узнала сразу.

Центр города, красивый и переливающийся тысячами огней вечерних окон, пугал и завораживал одновременно.

«Как дико я наверное выгляжу…» - думала она, зябко ёжась в вечерней прохладе.

Крепкие руки обхватили ее за плечи, согревая и давая ощущение защищенности. Совсем маленькой, но это было хоть что-то. Единственный знакомый человек в целом мире.

- Узнаешь? – вкрадчивый голос проникал в сознание, тут же сделавшегося вязким и уплывающим в неведомые дали, будто гипнотизируя, и Ника почувствовала, как ее накрывает странная дрожь. То ли от страха, то ли от удовольствия и предвкушения чего-то необычного, то ли от всего сразу.

- Нет, - она попыталась улыбнуться, но повязки по-прежнему мешали, и прикоснулась к его руке, от которой так терпко пахло табаком. Незнакомый и вместе с тем узнаваемый запах. Вряд ли она когда-либо курила, слишком тяжел для нее этот аромат. И вряд ли она когда-либо вообще его вдыхала.

«Можно забыть многое, но не запахи. Запахи остаются с нами навсегда.» – подумала она, но вслух ничего не сказала.

И откуда она это помнит?..

- Ну тогда знакомься… Это твой дом, ты в нем хозяйка, поэтому привыкай все-таки, что продукты дело женское, - сказал как можно мягче, но сквозь эту мягкость явственно прорезались металлические нотки.

- Да, конечно.

Артур взял ее за руку и, проведя мимо будки охранника и красивой, увитой плющом веранды, завел в дом.

В доме ей сразу стало неуютно, будто она пришла в гости к богатым незнакомцам. Веронике казалось, что её вот-вот разоблачат и выгонят, и тогда придётся возвращаться в надоевшую до зубовного скрежета больницу.

И вот, пожалуй, основная причина, почему Ника, ну или как там ее на самом деле зовут, приняла эти правила игры.

Больше всего на свете она боялась, что навсегда останется в стенах больницы безымянным пациентом. Она проживет в ней год, а может и меньше и ее отправят в интернат, или в психбольницу, или даже в дом престарелых проживать бессознательную жизнь.

Ее не будут лечить и память навсегда похоронит прошлое. А без прошлого нет и не может быть будущего. В этом Ника почему-то тоже была уверена.

Но было еще кое-что пострашнее беспамятства. Лицо. Сейчас, с этим человеком, у нее есть шанс вернуть себе лицо, иначе она останется девушкой не только без прошлого, но и без лица. Без нормального лица. Шрамы будут сопровождать ее всю жизнь, изуродованные щека и рот, кривой нос…

Что выберет человек, оказавшись в ее ситуации? Любой человек… Никому ненужное существование в Богом забытой больнице, изуродованный, беспомощный..., или настоящую, полную событиями жизнь? С лицом и семьей.

Ника выбрала второе, и теперь больше всего на свете боялась это потерять.

АРТУР


Он тревожно и пристально вглядывался в её лицо. Вернее, в то, что оставалось нетронутым на этом самом лице – в яркие голубые глаза. В то, как она молчаливо осматривала свои владения, пытаясь угадать знакомые очертания. Ну не свои, конечно, его. И все же… как будто опасаясь чего-то, аккуратно прикасалась к рельефным стенам, проводя худой рукой по спинке стола, стульев, дивана в гостиной. Как беспомощно озиралась в поисках хоть чего-то знакомого, но так и не находила, от чего спина её горбилась, и вся она будто сжималась.

«Воробей какой-то…» - в досаде думал Артур, качая головой.

Ему вспомнился тот день, когда Вероника впервые вступила в этот дом в качестве его жены. Он строил этот особняк для нее, специально, как свадебный подарок. Вспомнил ее щенячий восторг, как бегала из кухни в гостиную и обратно, буквально пища от удовольствия. И какой безудержный секс был у них в ночь после ее переезда в знак благодарности.

Они познакомились шесть лет назад. Ему тогда было двадцать четыре, наследник своего отца, известного в городе и за его пределами крупного бизнесмена, сколотившего свои капиталы еще на заре перестройки. Все лучшее он передал сыну и два года назад упокоился с миром после продолжительной борьбы с болезнью. Мать Артура давно спилась в Богом забытом городе после того, как покойный папаша силой забрал у нее сына и выбросил на обочину жизни.

На самом деле Артур всегда ненавидел отца, но ему хватало хитрости и ума никак ему этого не показывать. Он несколько раз, давно еще, пытался найти мать, но отец всякий раз об этом узнавал и под угрозой лишения наследства, заставлял Артура оставлять свои поиски. И только когда папаша уже не вставал с постели, Смольнов-младший все-таки смог найти свою маму. Вернее, ее могилу. Слишком поздно. Тогда он больше всего на свете хотел придушить старика-отца, но здравый смысл подсказал, что лучше всего на свете с убийством папочки справится сама судьба. В конце концов так оно и вышло, и уже через пару месяцев отец скончался в жутких муках под молчаливое удовлетворение любимого сына.


Так вот с Вероникой они познакомились на дне рождения общих знакомых. Он был уже совсем взрослым парнем, а Нике было всего семнадцать лет. Она приехала из другого города к подруге на пару дней и вот — вот должна была уезжать. Всю ночь они целовались, спрятавшись от посторонних глаз в какой-то кладовке, и ему казалось тогда, что он влюбился. И когда она уезжала, то Артур божился, что будет ее ждать… но уже на следующий день нашел себе новую подружку. И еще на целых два года совсем забыл про Веронику.

- Я… можно я поднимусь наверх? – из воспоминаний его вывел тихий голос Ники.

Он удивился и мягко ответил:

- А? Да, зачем спрашиваешь? Иди, конечно.

И уже вдогонку крикнул:

 - Второй этаж. Спальня первая по коридору направо. Можешь пока душ принять и переодевайся. Я позову, как ужин будет готов.