Екатерина Костина - Жена и 31 добродетель

На следующий день я получил от Тании длинное письмо, где она уведомляла меня, что наши отношения разорваны, что я ничтожный немощный мужчина и что ей жаль меня и мою семью, и только потому, что ей жаль моих родителей, то, что произошло между нами, останется при ней.

После этого я надолго потерял веру в людей и в женщин. Люди мне казались лицемерами, а женщины эгоистками и жеманницами.

Через полгода я поехал в путешествие по Европе, где и познакомился с виконтом де Моубреем. Он все пытался выудить у меня причины моей мрачности и нелюдимости. Сам он не отказывал себе в удовольствиях, раз за разом пускаясь во все тяжкие. Я отказывался разговаривать на эту щепетильную тему, но он не успокаивался и приставал ко мне, пока однажды не подловил меня в самый мой черный день.

Тогда я решился еще раз попробовать быть с женщиной, но опять в самый ответственный момент у меня ничего не получилось. Я был в отчаянии и, возвратившись домой, просто-напросто напился. Поглощая бокал за бокалом, я желал, чтобы мои муки быстрее закончились вместе с жизнью. Именно в этот момент самобичевания и самоуничтожения меня и подловил Колдер. Терпеливо задавая вопросы и выслушивая мои пьяные излияния, он разузнал все, что так тщательно скрывалось от него.

И с тех пор моя жизнь покатилась в ад. Колдер теперь не просто знал мою тайну, он еще и весьма учтиво потом дал мне понять, что такие секреты требуют материального подспорья. Поэтому я регулярно оплачивал его карточные долги и не знал покоя. Он грозил рассказать все не только моему отцу, но и той женщине, что когда-нибудь согласится выйти за меня замуж.

Мне было страшно, ненадежно и тоскливо. Когда мой отец приказал мне выбрать себе будущую жену, я впал в ступор, потому что кроме состояния и имени ничего не мог ей предложить. Я был подобием мужчины, жалкой тенью, которой не заслуживала ни одна женщина. Но мой отец… он не должен был знать правды. Иначе, он мог бы со мной поступить так, как это свойственно только ему. Жестко и без полумер.

Вот почему я согласился. И выбрал вас. Вы мне показались очень послушной и тихой, с вами не должно было быть много проблем. Поймите меня правильно. Я поступил очень эгоистично, я знаю. Но при кажущемся вашем характере, мне думалось, мы с вами поладили бы. Теперь я понимаю, как это было глупо – ожидать, что женщина спокойно примет роль интерьера. И я прощу прощения за это. Я вас так мучил, но уверяю, сам мучился во сто крат сильнее.

За последнее время все, что произошло между нами, доказало мне только одно – вы ангел, посланный мне с неба за все те страдания, что мне пришлось претерпеть. Но, по сути, я должен вас отпустить, потому что рядом со мной вас не ждет полноценное счастье, а только мрачное сосуществование до конца наших дней.

Когда он закончил и повернулся к ней, Амабель стояла недвижима и была бела как мел. Он в беспокойстве шагнул к ней.

– Амабель … – начала было он.

Она подняла руку, останавливая его.

– Нет, не надо. Я… я просто поражена вашей смелостью… Вот так все высказать…

– Простите…

Амабель посмотрела на него.

– Вам не за что извиняться. Я хочу знать только одно.

– Что именно? – он устало посмотрел на нее.

– Что нам теперь делать?

– Негодница! Зачем вы сломали трость вашего отца? – вознегодовала Мария, застав Амабель с обломками. Та сидела в саду на скамейке, безуспешно пытаясь соединить отколовшиеся кусочки.

– Она ему все равно не нужна! – отпарировала проказница, оставив напрасные попытки.

– Знатные господа все ходят с тростью. Так принято…

– А мне не нравится эта мода, – надула губы Амабель. – Мужчины напоминают калек.

– Не по-христиански вы говорите, госпожа, – покачала в расстройстве головой Мария. – Калеки немощны и нуждаются в нашей заботе и опеке. И сравнивать с этими беднягами господ нехорошо.

Амабель понурила голову.

– Прости, кормилица. Мне просто не нравится, как отец выглядит с ней.

– Это еще не причина ее ломать. – Мария подошла и села рядом с ней.

– Я не хотела… я только подняла ею доску, чтобы пролез щеночек.

– Щеночек? Какой щеночек? – вскинулась кормилица и пристально воззрилась на девочку.

– Маленький такой… беленький… ни одного пятнышка… – затараторила Амабель, понимая, что выдала себя.

– Миледи! Вы что, ходили на конюшню?!

– Нет, что ты… что мне делать на конюшне… – Амабель небрежно пожала плечами.

– Тогда откуда щенок?

– Я и сама не знаю… увидела его в кустах и помогла… – последовало очередное пожатие плеч.

– Опять кусты! Да что же это такое… Госпожа, на вас же не напасешься платьев! А ваши манеры! Вот увидит кто-нибудь из гостей, и скажут потом какая дочь у графа Де Клера! – Мария, разволновавшись, стала размахивать руками и колыхать всем телом.

– Подумаешь, увидят… – легкомысленно заметила Амабель.

– Не подумаешь…. Репутация женщины – это самое дорогое, что у нее есть!

– А я думала, состояние и красота…

– Боже мой… миледи… – покачала головой кормилица. – Когда-нибудь вы вспомните мои слова. Женщина должна быть добродетельной и сострадательной. «Длань свою она открывает бедному и руку свою подает нуждающемуся… Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы». Что толку в красоте и состоянии, когда сердце черство, как камень на дороге. Если ты не можешь дарить любовь и тепло ближним своим, то как они должны к тебе относиться? Всегда помните об этом, госпожа, и счастье не обойдет вас стороной…

***

– Я одного не понимаю. Судя по вашему рассказу, леди Тания уже… Я хочу сказать… – Амабель покраснела и искоса взглянула на мужа, который сидел рядом у камина и задумчиво смотрел на огонь.

После того откровенного разговора им было довольно неловко какое-то время, но потом все стало как раньше, но появился оттенок определенной близости, не испытываемой ранее. Взгляды, бросаемые друг на друга, прикосновения невзначай – все это сопровождало нашу пару по пути к обеду и после него. И только обосновавшись за чашечкой кофе в библиотеке, они смогли продолжить разговор.

Роберт, казалось, снова погрузился в себя, и Амабель поспешила задать вопрос, чтобы не дать ему опять углубиться в самоедство. Муж взглянул на нее и чуть нахмурился, обдумывая ответ.

– Полагаю, так.

– Но Роберт… тогда я не понимаю ее мотивов. Вы такая завидная партия… во всех смыслах…

– Уже нет…

– Роберт… – упрекнула она его.

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Знаете, если принять во внимание ее окружение, думаю, среди них это считалось незазорным…

– Какой ужас…

Затем воцарилось молчание. Потрескивал огонь в камине, иногда раздавался тяжелый вздох Джорджа, разменивающий тишину.

– Амабель … – тихий голос заставил ее поднять глаза и посмотреть на мужа. – Вы… вы не думаете уйти от меня?

– Уйти? – недоуменно переспросила она. – Но почему?

Роберт потупил глаза.

– Но ведь я ничего не могу дать вам. Я бесполезен, как треснувший кувшин.

– Трещину можно заделать, – возразила Амабель.

– Но он все равно будет протекать.

– Я буду внимательно следить за прорешинами и латать их каждый раз, как обнаружу непорядок.

– Вы смелая и мужественная женщина.

– Пока еще нет, – покраснела Амабель, но глаз не отвела.

Роберт печально покачал головой и вздохнул.

– Почему вы так уверены во мне… Я не думаю, что я… на что-то годен…

Она посмотрела на него и взяла за руку.

– Сердце мне говорит об обратном. Я верю в вас и… в нас тоже…

Она опять очаровательно покраснела и отвела глаза. Роберт, чуть поколебавшись, выпрямил спину и чуть дрожащим голосом проговорил:

– Тогда, полагаю, нам стоит попробовать…

Амабель робко улыбнулась. Ее сердце затрепыхалось в уже знакомом ритме ожидания чуда. Роберт посмотрел на нее с таким беззащитным выражением лица, что ей хотелось прижать его к своей груди и утешить. Она чуть вздохнула и сжала его ладонь в поддерживающем жесте.

Их глаза встретились и обменялись той долей надежды, что дает людям силы жить и верить в будущее. Роберт поцеловал обе ее руки, а потом прижался к ним лицом, ощущая себя так, будто живительная сила побежала по его венам, пробуждая от длительного сна.

Эта женщина, что отказывалась оставлять его, несмотря на все трудности и препятствия, стала для него дороже всего на свете. Роберт и раньше задумывался, что такое любовь и как она ощущается. Он полагал, что она, скорее всего, в груди, там же где и душа человека. Но сейчас он не был в этом уверен. При мысли об Амабель, ее губах, волосах, ее коже и смехе, как переливе колокольчиков, все его тело начинало покалывать с головы до ног, а дыхание сбивалось напрочь. Живот скручивало от неясных ощущений, и до смерти хотелось прикоснуться к своей жене… хоть пальцем, но подтвердить ту связь, что всегда незримо присутствовала между ними.

Амабель приложилась щекой к его голове, и они так замерли на какое-то время, прислушиваясь друг к другу и выравнивая дыхание. Умиротворение накрыло их, как мягкая перина, укутав от всего мира. Были только они вдвоем, их сердца и души.

Осторожное покашливание вернуло их в реальность.

Слуга с извиняющимся выражением лица стоял у двери и держал в руках поднос.

– Прошу прощения, граф. Вам доставили письмо. Это от вашего отца, милорд.

Роберт со вздохом выпрямился и, поцеловав руку Амабель, принял письмо.

Взломав печать и распрямив хрустящие страницы, он сначала бегло пробежал по строчкам, потом, заинтересовавшись, внимательно прочитал содержимое письма. Затем поднял глаза на жену и ровным голосом произнес: