– Это твоя единственная одежда? – Розалинда смерила его взглядом с головы до ног. – Долго же тебе придется отмываться. Свинья в грязи и то чище…

Конюх поднял на нее взбешенный взгляд, и ее обожгло пылающей яростью. Она в ответ горделиво выпрямилась и надменно посмотрела на него. Ей хотелось втоптать его в землю еще сильнее, чтобы отбить охоту так относится к ней.

– Долго будешь смотреть? – зло поинтересовалась она. – Помоги мне сойти с лошади.

Лэндон, сжав зубы, подошел к ней и протянул руки, чтобы помочь госпоже спуститься. Розалинда презрительно позволила ему прикоснуться к своей талии, но не смогла сдержать дрожь, пробежавшую по телу. Его руки был горячими, а прикосновение жестким, но деликатным. Она отбросила некстати возникшие мысли и резко отошла от него.

– Ты грязный, и от тебя смердит.

Вскинув голову, она зашла в дом с ощущением отлично выполненной миссии. Завтра стоит продолжить начатое, и тогда она будет отомщена за все это время. И наконец-то она увидит в его глазах не бешенство, а стремление угодить ей и смирение. Она повяжет этого дикого льва, и он будет кротким, как барашек. А потом можно будет подумать: под нож его или дать еще немного пожить. Ее сердце пело, улыбка приклеилась к лицу, а на душе было легко, как на качелях – когда подлетаешь вверх и, хоть на краткое мгновение, но чувствуешь себя властелином мира.

***

Ранним утром следующего дня Розалинда светилась ярче солнца, которое только-только поднималось на горизонте. Амабель подозрительно поглядывала на нее, Роберт молчал, видимо, обдумывая их день в Лондоне. Поскорее бы они уже уехали, чтобы она могла продолжить воспитание этого наглого конюха. Вспомнив его вчерашнее унижение, она зажмурилась от удовольствия, а ее рот расплылся в улыбке. Боже, месть так сладка… она любила это ощущение всевластия и могущества. Когда эти мелкие людишки корчатся и мучаются под гнетом ее слов. Это же просто пир души!

Проводив брата и невестку, Розалинда не спеша приготовилась выполнить свой план. Сегодня она намеревалась применить не физические, а духовные пытки, что ей казалось более действенным. Тем более, что ответить он ей никак не сможет в силу положения и обстоятельств. Она его поставит на место раз и навсегда.

Казалось, утро соответствовало ее настроению. Небо затянули мрачные тучи, а ветер раскачивал деревья, играя ветвями. Все указывало на то, что скоро пойдет дождь. Однако, несмотря на увещевания своей компаньонки, леди Клиффорд потребовала подать лошадь в комплекте с конюхом и верховой прогулкой. Никто ей не посмел возразить.

Розалинда величественно восседала на лошади, с удовольствием наблюдая за мрачным выражением лица Лэндона и ходящими желваками на его скулах. Сегодня она действовала другим способом, неспешным шагом объезжая имение и как можно громче отпуская язвительные замечания по любому поводу. Она видела, как из всей силы его руки сжимали поводья, еле сдерживаясь от ответных шагов. Розалинда чувствовала себя на седьмом небе, играя на его нервах, как на струнах.

Когда они достигли пристроек, небо прорвало и полил дождь. Волей неволей Розалинде пришлось спешиться и зайти в ближайший сарай. Лэндон, поставив лошадей под навес, хотел было найти убежище в другом месте, но был призван жестким приказом туда же, где находилась она сама.

Он зашел медленными шагами, всем своим видом показывая, как ему тяжело и гнетуще оставаться наедине с госпожой, которая не скрывала своих намерений, собираясь продолжать его мучения. Его терпение было на исходе, что читалось по его лицу и позе, однако Розалинда в порыве мести не замечала тревожных знаков, стремясь унизить конюха еще больше. Ее слова били его не хуже хлыста, оставляя на душе, как на коже, рваные кровавые раны.

– Боже мой… какая здесь вонь… – она сморщила нос. – Это сено…

Розалинда огляделась по сторонам, прежде чем остановить свой взгляд на Лэндоне, подпирающем стену в углу. Потом она долго и со вкусом распространялась, какой у него жалкий вид, как ее брату «посчастливилось» иметь такого слугу и насколько он плохой конюх.

Все это время Лэндон стоял и молчал, закипая от злости. Его мрачный и угрюмый вид подстегнул ее к еще более провоцирующим словам.

– Ты не добавляешь этому воздуху аромата. Надо было тебя выгнать в другой сарай.

– Вы можете это сделать и сейчас. Я с радостью уйду.

– Нет, нет… – она повернулась к нему и с издевкой улыбнулась. – Зачем же лишаться такого любезного и разговорчивого собеседника.

– Я вам не собеседник. Слуга и только, – последовал ответ.

– Вот именно! Так что, знай свое место!

– Я помню. А вот вы, похоже, забыли.

– Что?! – Розалинда с негодованием повернулась к нему. – Ты опять нарываешься на неприятности!

– Если неприятности в вашем случае означают залезть к вам под юбку, то я согласен.

Леди Клиффорд задохнулась от возмущения такому повороту, не найдя резких слов для достойного ответа этому наглецу.

– Думаю, вам нужна твердая мужская рука. И хорошая порка.

– Да как ты смеешь! – практически провизжала Розалинда на такую дерзость. Она мысленно уже видела этого хама с окровавленной спиной после десятка розг. – Я скажу все своему отцу! Он тебя высечет и посадит в тюрьму!

– Не посадит, – отрезал он и, оторвавшись от стены, направился к ней.

– Ч-что ты делаешь?! – внезапно испугалась она и стала отступать. – Не подходи ко мне! Прочь! Как ты смеешь!

– А если посмею? – проговорил Лэндон, продолжая двигаться.

– Ты об этом пожалеешь! Я все скажу брату и отцу и…

– Я уже это слышал. Только вот… думаю, ты будешь молчать… – его язвительная улыбка привела ее в еще больший ужас, и, внезапно, от осознания того, что он задумал, удушливая волна страха заставила ее сердце сжаться в тугой комок.

– Как… как ты можешь! – лепетала она, оглядываясь по сторонам в поисках пути для побега. – Ты не можешь… не можешь…

– Не могу? Чего? – продолжал издеваться он, загоняя ее дальше в угол.

Розалинда тяжело дышала, понимая в какую ловушку загнала саму себя, и стала говорить все подряд, лишь бы остановить приближающуюся катастрофу:

– Ты не смеешь… я не хочу… я буду кричать… ты слуга… ты мерзкий наглый конюх… мне противно приближаться к тебе…

Резкий толчок и звук рвущийся ткани оборвал ее слова, и в следующий момент она уже лежала на подстилке из соломы. Ее глаза на мгновение запечатлели деревянное перекрытие крыши, а потом она ощутила руки на своих оголенных ногах и стала изо всех сил отбиваться, издавая хриплые вымученные звуки.

Она чувствовала, как силы быстро убывают в неравной борьбе с сильным соперником. Ее руки били, не нанося особого вреда, но тем самым растрачивали последнюю энергию. В следующий момент она ощутила возню у себя под юбкой и треск ткани, облегающей ноги. Предприняв последнее усилие, она с криком рванулась вверх, но тяжелая рука накрыла ей рот, а бедра оказались прижатыми сильным телом.

Ее сердце зашлось от страха, неизбежности, неверия. Она чувствовала себя потерянной и одинокой, попавшей в сети своего же характера. Она боялась лишний раз вдохнуть, будто это могло ей как-то помочь выбраться из этих пут.

Все еще предпринимая попытки вырваться, она вздрогнула и простонала от пронзительных ощущений, когда пальцы ворвались в ее естество. Они там хозяйничали, выискивая, расширяя, углубляясь. Затем их заменило твердое и длинное, мужское, решительно заполонившее все пространство. Она вскрикнула от острой боли, и слезы хлынули из ее глаз, когда он начал двигаться внутри нее, добавляя мучений. Она невольно сжала ноги, пытаясь уменьшить боль, но он приподнял ее бедра, пробираясь еще глубже. Всхлипнув, она закрыла глаза, чтобы не видеть его напряженное лицо и почерневший от вожделения взгляд. Он тяжело дышал, наседая на нее все сильнее и стискивая ее ноги так, что они начали дрожать. Убрав руку, закрывающую ее рот, он пробрался ею под корсаж и стал сминать ее грудь, покручивая соски. Она невольно выгнула спину дугой от болезненной и в то же время чувственной остроты ощущений. Убыстряя движения, он судорожно прижал ее к себе еще сильнее, издавая хриплые стоны. Наконец, он дернулся и, вскрикнув, прижался лбом к ее оголенному плечу.

Розалинда лежала на полу, безучастно слушая звуки, которые издавал ее насильник, получающий удовлетворение от свершенного деяния. Ощущения вернулись к ней только тогда, когда она почувствовала, что ей поправили юбки и потянули за руки, приподнимая с пола. Встретившись глазами с Лэндоном, она поспешно вырвалась из его хватки и забилась, подбирая юбки, от него подальше в угол. Все ее тело дрожало, а губы кривились, грозя пропустить прорывающиеся рыдания. Случившееся ей казалось дурным сном, кошмаром. Это просто не могло произойти с ней, Розалиндой Клиффорд, благородной дамой! Она потеряла девственность с конюхом, мерзким слугой, который даже не нравился ей!

Его голос резко и грубо вернул ее к действительности:

– Вот теперь можешь пожаловаться хоть отцу, хоть брату, – конюх завязал штаны и поправил сюртук. – Только их вряд ли обрадует то, как ты лишилась невинности. Ты ведь теперь испорченный товар.

Эти слова, как хлыст, ударили по ее гордости и самолюбию. Слезы безудержным потоком хлынули из ее глаз. Она сжалась в комок и, уронив голову на колени, позволила себе сдаться под наплывом всего произошедшего. Жизнь ей казалась конченной, а судьба несчастной. Никогда, никогда еще она не была так разбита и унижена.

***

Амабель провела день, купаясь в заботе мужа и его влюбленных взглядах. Они никак не могли прекратить касаться друг друга, превратив это в лихорадочную необходимость. Или Роберт плотно прижимал локтем ее руку во время прогулки, или цеплялся за ее пальчики, если им приходилось идти друг за другом, или когда они просто сидели. Лондонские достопримечательности сменялись, памятники архитектуры восхищали, но все внимание они отдавали друг другу, то обмениваясь многообещающими улыбками, то пожирающими взглядами.