Егор Сергеевич (просто Егором у меня теперь язык не поворачивался его называть) отправил куртку в просторный шкаф и потянулся ко мне, чтобы забрать плащ. Я деревянными пальцами едва справилась с поясом и пуговицами, протянула одежду ему. На секунду его рука соприкоснулась с моей. Странно, но я почувствовала это прикосновение, и снова взгляд в самую душу. Его глаза такие бездонные и, почему-то, грустные. Из странного оцепенения нас вывела секретарша. Она легко постучала и зашла с договором в руках. Егор Сергеевич расправился с плащом, забрал из рук секретарши бумаги, и предложил мне присесть на кожаный диван, который стоял в углу. Сам уселся в кресло, стоящее рядом, и принялся бегло просматривать документ.

Я присела на край, испытывая дикую неловкость. Надо, наверное, что-то пояснить по договору, но я ничего не знаю, да и не уверена, что вспомню, как это вообще — говорить.

Снова вошла секретарша, поставила на стол две чашки ароматного кофе и вазочку с печеньем. Быстро вышла, шеф даже не поднял на нее глаза. Пока он разбирался с договором, я немного пришла в себя и успокоилась. Что я как маленькая! Гордеева, тебе в жизни приходилось разруливать и не такое! Сколько вредных клиентов прошло через твои руки? Тебя на работе именно за то и ценят, что можешь найти общий язык практически со всеми, не доводя до конфликта. Да что там говорить, понятно, Гном потому и отправил на эту сделку именно тебя!

Егор Сергеевич оторвался от договора и проговорил:

— Пейте кофе, а то совсем остынет. Или, может, вы не любите кофе? Может, чай?

— Нет, спасибо! — кажется, мой голос, наконец, обрел твердость. — Я поражена, если честно, — откровенно призналась, — на дороге я на секунду подумала, что вы грабитель, а, оказывается, мне не просто повезло, а крупно повезло, — попыталась пошутить и разрядить обстановку.

— Да, я так и понял! — засмеялся Егор Сергеевич, — вид у вас был такой, как будто вы убежать собирались. Неужели я похож на разбойника?

— Вы нет, а вот райончик, где мне посчастливилось сломаться, как из триллера, — сделала круглые глаза, показывая, что думаю по поводу того места.

— Тут вы правы, конечно! Дорогу к заводу мы отремонтировать не успели, пока, но в планах это есть. Завод я приобрел меньше года назад, так что работы предстоит еще много. А насчет договора, я хотел отказаться от заключения сделки, так как не согласен с некоторыми пунктами. Но теперь даже не знаю…, - Егор Сергеевич внимательно посмотрел на меня, то ли действительно раздумывая, то ли ожидая чего-то от меня.

— Быть может, вы озвучите, с чем не согласны, а я постараюсь выяснить, как мы можем решить этот вопрос? — смело спросила я. Правда, как решать это, понятия не имела.

— Я думаю, этот вопрос мы решим с вашим руководителем. Я ему обязательно позвоню. И, кстати, можете передать, что только благодаря вам я согласен вообще что-то обсуждать. Я уже дал задание своим специалистам найти другого поставщика. Поэтому, пусть выпишет вам премию, вы заслужили!

— Спасибо большое, только не рассказывайте ему, что главная моя заслуга в том, что я не вижу ям на дороге. А то будет мне вместо премии — выговор, — с улыбкой говорю, а в голове мысли носятся, если сейчас начнет намекать, что я ему что-то должна, он вмиг свалится с пьедестала, на который я его мысленно уже поставила, и превратится в обычного мудака, которые мне и попадаются на пути чаще всего.

— Это будет наша с вами маленькая тайна! — торжественно обещает Егор Сергеевич.

Я поднимаюсь с дивана, собираясь уходить.

— Спасибо за кофе, и за помощь. Мне было приятно познакомиться! — говорю я.

— Мне тоже, поверьте! — мужчина идет к шкафу, достает плащ, чтобы помочь мне его надеть. Вот он, момент истины, если сейчас полезет с пошлостями, я не сдержусь, пошлю его. А обиженный директор завода наверняка страшнее отвергнутого соседа.

Все это вихрем проносится в голове, но когда Егор надевает плащ мне на плечи, он не пытается сделать что-то неприличное, только задерживается на секунду за моей спиной, я чувствую на плечах его руки, а он как будто вдыхает мой запах. Может, показалось, только у меня сбивается дыхание. Да, сейчас я уже не так уверена, что послала бы его. Скорее наоборот. Захотелось прижаться к сильному телу. Наверное, все же сказывается то, что у меня мужика несколько лет не было. Он убирает руки и отходит на несколько шагов. Мне удается справиться с плащом.

Мы прощаемся. Егор Сергеевич открывает передо мной дверь, провожает в коридор.

— Надеюсь, дорога назад будет более благополучной, но если вдруг что, смело звоните! — говорит он, протягивая визитку.

— Вам понравилось менять колеса? — спрашиваю, слегка улыбаясь.

— Да! Пожалуй, следующим открою автосервис! — теплая ответная улыбка, от которой у меня снова все замирает внутри.

— Тогда дорогу не спешите ремонтировать, больше клиентов будет!

— Приму к сведению!

Мы доходим до выхода, но Егор Сергеевич не останавливается. Вместе со мной выходит на улицу и провожает до моего многострадального авто. И даже когда я трогаюсь с места, он не спешит уходить. Смотрит вслед. Как-то странно видеть его одинокую фигуру на парковке в зеркале заднего вида. Он кажется грустным и задумчивым. Да, видно воображение у меня разыгралось не на шутку.

Глава 2

Я сидел в офисе, за столом менеджера по продажам Гордеевой Вероники Петровны. Пришел я сюда совсем не случайно. Хотел увидеть ЕЕ еще раз. Вероника стояла возле ксерокса в соседней комнате, отделенной от кабинета прозрачной перегородкой. Я смотрел через стекло на профиль женщины, которая впервые за десять лет с тех пор, как умерла моя жена, вызвала неподдельный интерес. И я все больше убеждался, что мне не показалось. Она действительно напоминает мне Алену. Нет. Это сходство не явное. У Вероники совсем другой цвет глаз и волос, она немного полнее и черты лица совсем другие. Но манера говорить, то, как она хмурит брови, мимолетный поворот головы. Все это меня парализовало при первой встрече. На несколько секунд показалось, что я вернулся в прошлое, когда Алена еще была жива и здорова, а мы даже подумать не могли, как мало времени нам отведено на счастье. А еще эта женщина излучала неуловимую, но очень мощную ауру спокойствия. По крайней мере, так чувствовал я. И это было то, чего я не ощущал уже десять лет, с тех пор, как потерял свою единственную любовь…

Алену я встретил, когда мне было двадцать. Мы познакомились на ее выпускном, вскоре после моего возвращения из армии. Наверное, это и была любовь с первого взгляда. Потому что я сразу понял, что не отпущу ее никогда. Через год мы поженились. Нет, наша жизнь не была безоблачной. Мы выясняли отношения до битья посуды и бешеных криков, правда, любой скандал заканчивался, как правило, бурным сексом прямо посреди осколков на полу или на кухонном столе. Как бы сильно мы ни ругались, оба прекрасно понимали — жить друг без друга не сможем. Потом я часто вспоминал наши размолвки, и они казались такими мелкими, а мы такими глупыми. Если бы я знал, что так скоро потеряю ее, я бы не тратил ни минуты, я бы не отпускал ее никогда, стараясь продлить каждое мгновенье…

Про то, что у Алены рак, мы узнали совершенно случайно. Она часто мучилась приступами гастрита, поэтому особого беспокойства тошнота и потеря аппетита у нас не вызвали. А когда она все же обратилась в больницу, то первое, что обнаружили врачи — это беременность. Новость повергла в счастливый шок, ведь в течение многих лет у нас не получалось завести ребенка. Я помню, как Алена вышла из кабинета, бледная, слегка покачиваясь, я перепугался не на шутку, а она тяжело опустилась на лавку и так глянула на меня своими огромными зелеными глазами, полными слез, а потом начала смеяться. А я стоял, как дурак, и не мог понять, что делать: тоже плакать, или подхватить ее веселье. А когда жена сообщила шокирующую новость, то присесть пришлось уже мне, потому что я поверить не мог, что наша мечта, наконец, сбудется.

Только радость была совсем недолгой. При более тщательном обследовании обнаружилось кое-что более шокирующее. Это перечеркнуло не только мечту о ребенке, но и всю нашу жизнь. У Алены опухоль. Причем стадия уже запущенная. О сохранении беременности не могло идти и речи, так как требовалась срочная операция, а далее курс химиотерапии.

Я и сейчас с трудом вспоминаю то время. Жизнь разделилась на ДО и ПОСЛЕ. Сначала мы оба впали в какое-то вязкое чувство безысходности. Ни у нее, ни у меня не было ни слов, ни сил. Я только был рядом и сжимал ее руку в своих ладонях, надеясь, что она в моих глазах прочитает то, что сказать не могу. Это было страшное время. Я даже не могу точно сказать, сколько дней, недель, месяцев это длилось. Все слилось в единый черный, беспросветный лабиринт. Бег по ужасающему кругу: больницы, анализы, процедуры, операции… Но тогда мы еще на что-то надеялись. Окончательный приговор нам подписали, когда выяснилось, что пошли метастазы и один из отростков проявил себя в таком месте, где даже операбельным путем его удалить нельзя. Мы консультировались с несколькими врачами, но все они только разводили руками. А время шло, Алене становилось все хуже. У нас уже не осталось ни сил, ни денег, чтобы продолжать борьбу. Да и надежда уже почти угасла. Последние месяцы моя жена провела дома, она сама так захотела, нам всем до тошноты осточертели больницы. Она сказала, что хочет хотя бы последние отведенные ей дни провести дома, со мной рядом. И я не мог отказать. Она держалась до последнего, моя девочка, все время чувствовала себя виноватой. Я видел это в ее глазах, хотя Алена и не говорила об этом. Только за несколько дней до смерти она попросила прощения за то, что не смогла сделать меня счастливым, что причинила столько страданий. Глупая, какая же она глупая! Она не могла понять, как я люблю ее, и что я не променял бы ни минуты нашей жизни за возможность иметь другую здоровую жену и детей. Я пытался сказать ей все это, но ком в горле все время мешал. Алена переживала, что болезнь сделала ее некрасивой, все время просила не смотреть на нее. Никак не могла понять, насколько не права. В те минуты я с ужасом думал, как останусь один, и сейчас впитывал, как конченный наркоман, ее образ, ее запах, понимая, что скоро потеряю их навсегда.