Посиделки действительно оказались недолгими, мужчины поблагодарили за гостеприимство, еще раз поздравили меня с рождением дочери. Ритка так же расшаркалась, кажется кто-то ей из трех гостей приглянулся. Игорь пошел всех провожать. Мы с мамой не стали сейчас разговаривать об Игоре, о том, что будет дальше с моим браком.

Заплакала дочка, я сразу же помчалась на плач. Взяв ее на ручки, переодела в слипик, положила на кровать, легла рядом. Она, как слепой котенок, искала своим ротиком сосок, найдя, довольно засопела.

И тут я поняла, что мое сердце переполнено любовью к этой крошке, к этой лапочке, кровиночке. Я только сейчас дома, почувствовала насколько пресно жила до ее рождения. Как могла раньше жить без этого сладкого запаха младенца. Без этих крохотных пальчиков. Без этих серых глаз.

-Она такая волосатая, я чего-то думал, что младенцы рождаются лысыми, - Игорь ложится на кровать, подпирает голову рукой. Он переоделся в футболку и спортивки, от него пахло гелем для душа с запахом морского бриза, влажные волосы были зачесаны назад.

-Я тоже не ожидала, что она будет с такой шикарной шевелюрой, - осторожно приглаживаю волосики, поднимаю на Игоря глаза. Вот одинаковые у них глаза. Если бы я не знала, кто отец, подумала, что Игорь. В роддоме мне сказали, что до года нет смысла обращать внимания на цвет, сто раз могут поменять. Например, на голубые, как у меня.

-Имя выбрала? – пальцем очерчивает маленькое ушко дочери.

-Нет. Даже не смотрела. Есть варианты?

-Без понятия.

-А какое бы хотел? – осторожно спрашиваю, рука Игоря замирает на темной макушке.

- Если б это была моя дочь, я бы предложил – Катя. Сына – Толик. А так, конечно, решать тебе, - он не смотрит на меня, гладит по головке уже спящую дочь. Я прикрываю грудь, кладу ладонь на его руку.

-Игорь, - жду, когда поднимет глаза. – у нас может быть семья? – его молчание тяжело пережить, оно давит, оно удушает.

Я еще в роддоме думала о нас. Думала, как мне круто повезло с мужем. Можно его не любить до потери памяти, но я его уважаю, знаю, что в нем всегда найду опору. Он сдержан на эмоции, но именно он дает ощущение стабильности. За окном может быть стихийное бедствие, но рядом с ним все это пройдет мимо. Живут же люди в браке без любви. Живут вполне счастливо. Так почему бы мне не стать рядом с этим человеком счастливой.

-Ты сама хочешь эту семью, Таня?

-Да. Хочу.

-Хорошо, - дает Игорь нам двоим шанс сохранить семью. И я верю, я хочу верить, что у нас получится. Стерпится-слюбится.

15

***

Сейчас.

Свет от прожектора жжет глаза. Еще слезы. Часто моргаю, осторожно касаюсь пальцами уголков глаз. Слышу тихий гул, но не понимаю слов. Мне жутко хочется пить. Протягиваю руку к стакану с водой. Рука дрожит, дрожит стакан. Кажется, сейчас рекламная пауза. Неужели я смогу за час все рассказать? Как понять, что важно, а что шелуха? Когда ранее я думала над тем, что выделить, а что опустить, не могла определиться. Сейчас, рассказав начало своей истории, опустив для зрителей некоторые личные моменты, я поняла, что и, главное, как рассказать остальное. Без лишней шелухи, лишних слов. Четко и по делу.

-Татьяна Андреевна, - вздрагиваю и оборачиваюсь на голос. Возле моего кресла стоит Артем, личный пресс-секретарь мужа. Сердце подскакивает к горлу, я в панике оглядываюсь по сторонам, ища глазами до боли знакомый силуэт. С одной стороны, я радуюсь, если муж окажется в студии. Значит услышал, значит готов выслушать меня, пусть и вдали от посторонних глаз и ушей. С другой, боялась. Возможно, этот монолог отдалил нас еще дальше друг друга.

-Артем? – смотрю с надеждой в глаза парню, уговаривая себя не расстраиваться, если надежды не оправдаются.

-Его здесь нет, - угадывает Артем молчаливый мой второй вопрос. Я расстраиваюсь. Я понимаю, что это вполне ожидаемо, но душа рвалась на части от боли, от бессилия, от мысли, что зря… зря я понадеялась. Нет в нем ничего ко мне. Ничего… И в этом крахе виновата прежде всего я сама, что не сумела сберечь его доверие к себе.

-Мне можно будет до конца все рассказать? – смотрю на руки, они холодные.

-Не рекомендуется. Если вам хочется раскрыть душу, то завтра же найдут хорошего специалиста.

-Мне не нужен психиатр! – нервно передергиваю плечами, вставая с кресла. Эфир окончен. Мне только что мягко намекнули в завуалированной форме, чего мне ждать, если ослушаюсь.

-Татьяна Андреевна, - Богдан Олегович встает у меня на пути, смотрит за спину и понимает все без лишних объяснений. Отступает в сторону, теребит в руках планшет с бумагами.

-Извините, - чувствую себя все же виноватой, что сейчас этому человеку из-за меня влетит по полной программе. Богдан Олегович понимающе улыбается, моргает глазами, давая понять, что за него не стоит сильно переживать.

Меня вновь сопровождает толпа народа. Я уже не смотрю по сторонам, иду туда, куда ведет Артем. Он через множество коридоров выводит к выходу, где меня ожидал охранник с пальто. Надеваю его, не застегивая, только придерживаю ворот возле горла.

На улице холодно. Торопливо иду к эскорту ожидавших машин. Никто из службы безопасности услужливо не распахивает дверку, смотря себе под ноги, сама ее открываю и сажусь в салон.

-Интересно, чего ты хотела достигнуть, выставляя свою личную жизнь на публику? – испуганно дергаюсь к двери, едва дыша.

-Игорь? – не верю, что он передо мною. Он и не должен быть сейчас здесь в этой время. Он мог находиться где угодно, но только не в Москве.

-Что такое, Таня? Испугалась? – он смотрит на меня своими пронзительными серыми глазами, которые скользят по мне, как клинок ножа, холодят кожу.

-Просто не ожидала тебя увидеть, - запахиваюсь в пальто, трясущимся руками пытаюсь застегнуться. Пуговицы не попадают в петли, волнение зашкаливает на десять баллов по десятибалльной шкале. Я задыхаюсь, когда в ноздри ударяет его запах, запах сводящий меня с ума, лишающий воли и мозгов. Да, мозгов, если бы они у меня были, никогда бы не совершила ошибки, за которые до сих пор расплачиваюсь.

-Мимо проезжал, тут время свободное оказалось, - он разводит мои озябшие руки в стороны и не спеша сам застегивает пальто. – Руки совсем холодные. Ты мне так и не ответила, чего ты хотела добиться, выставляя на всеобщее обозрение мою, свою, Лешкину жизнь? Сейчас все СМИ полезут капаться в нашем грязном белье, им дай только повод. Ты даже не подумала о детях, как это может на них отразиться. Ты, Таня, как была эгоисткой, так ею и осталась. Не важно, как будет другим, главное, чтобы тебе было хорошо!

-Неправда! – мы скрещиваемся взглядами. Его серые обжигают меня, как раскаленные угли, вызывая дрожь во всем теле. – Неправда…

-Неправда? – усмехается, презрительно кривя губы. – А где правда, Таня? Хочешь исповедоваться? Так вроде с этим идут к батюшке, а не в студию. Ты можешь вернуться, продолжить свой рассказ, глядишь и определишься, конце концов, кого любишь, а кого типа любишь! – открывает дверку, кивает мне, разрешая вернуться назад и вновь сесть перед камерами.

-Я…

-Иди, Таня, - голос уставший, трет глаза, кажется, что разговор со мною отнял у него последние силы. Я бы могла протянуть руку и погладить его по голове, провести ладонью по лбу, разгладив морщины и нахмуренные брови. Я бы могла прижаться к нему, улыбнуться, рассказать какую-нибудь чушь, заставить перестать думать о делах. Я бы могла его просто любить…

Я возвращаюсь в студию.  

**

В прошлом.

-Свобода смотрит в синеву. Окно открыто. Воздух резок. За желто-красную листву уходит месяца отрезок, - с чувством выпаливает дочь, замерев на выходе из ворота сада, потом бежит вперед, перепрыгивает через лужу, хохочет, когда из-под ног в разные стороны летят брызги. 

-Катя! – строго одергиваю дочь, - Надо лужу обходить, а не перепрыгивать.

-Это так скучно, когда звучит слово «надо», - Катя, оглянувшись на меня через плечо, бежит вновь вперед, поднимая вокруг себя ворох желтых опавших листьев, кружится, раскинув руки в разные стороны, словно готова с кем-то обняться.

Глядя на эту девчушку, с трудом верится, что ей всего шесть лет. Не верится, что это моя дочь. Никто и не думал, что из маленькой егозы, вырастет умная и развитая не по годам девочка. Большая заслуга, конечно, в этом была матери Игоря. Когда он меня с малышкой перевез в Москву, Ольга Ивановна стала захаживать к нам домой раз в две недели, потом раз в неделю, дошло до того, что я стала видеть свекровь каждый день. Она всегда брала Катюшу в обед на прогулку. Гуляла с нею по два-три часа, давая мне тем самым время навести дома порядок, а с ребенком жилье Игоря потеряло идеальный порядок, приготовить бы завтрак-обед-ужин. Еще бы умудриться закинуть вещи в стирку и погладить уже высохшую партию вещей. Игорь пропадал на работе, помогал от случая к случаю, часто его отправляли в командировки. И да, он работал в службе безопасности, потом кем-то в администрации президента.

В общем бабушка отрывалась на единственной внучке. Внуки от дочери Инны, которая проживала с семьей в Германии, были чужими и далекими.

Когда Кате исполнилось полтора года, свекровь с радостью согласилась сидеть с малышкой, а я в это время восстановила статус студентки на очном отделении. Я училась, училась и дочка под чутким руководством бабушки. И не было ничего удивительного в том, что все главные роли в садике отдавали Кате, потому что у нее была самая лучшая дикция и память среди своих сверстников. Потом ее стали посылать на конкурсы чтецов. Выяснилось, что дочь замечательно танцует - отдали на танцы. Имеет абсолютный музыкальный слух - записали в музыкальную школу на класс фортепиано. Иногда мне становилось страшно от ее талантов, от загруженности, но ей все было в радость, ни разу не слышала, чтобы она плакала или отказывалась идти на занятия.