— Я рассказываю о мотивах своих поступков и ее. Понимания да, хочу. Возможно, не сейчас, но позже.

— Ты ведь не первый день со мной знаком, Денис, и знаешь, что я тоже эгоистка. И сейчас я эгоистично не хочу быть понимающей и желать вам с моей сестрой счастья. И облегчать вам обоим совесть тоже.

В груди разливается свинец: в ее глазах блестят слезы. Я никогда не видел, чтобы Рита плакала. Она закидывает голову назад, выдувает воздух и вновь смотрит на меня.

— Рит, я искренне считаю, что для нас с тобой в конечном итоге все получилось правильно. Когда ты встретишь своего человека, ты поймешь, что я был прав.

Рита поднимается из-за стола, а я остаюсь сидеть, потому что уверен, что ей не захочется, чтобы я помогал ей одеваться.

— Возможно, когда-нибудь я смогу оценить смысл твоих слов. А пока, извини, останусь при своем, и буду искать виноватых там, где считаю нужным.

46

Маша

«Марго, я постоянно думаю о тебе и очень тебя люблю. Пожалуйста, возьми трубку».

Я отправляю сообщение и сжимаю телефон в кулаке. Сестра второй день не отвечает на мои звонки, отчего безысходность и отчаяние навалились на меня в полной мере. Я не могу нормально спать, не могу заниматься учебой. Чувство вины разрастается во мне с каждым днем, окрашивая собой любое мое привычное действие: утренний кофе, поездку на учебу, разговоры с Денисом. Если раньше оно лишь горчило, то после разговора с Марго я в полной мере познала его отравляющий вкус, который пока ничто не в силах перебить. В голове нестираемым кадром стоит бледное лицо сестры и звучат ее обличительные слова: «Ты воткнула мне нож в спину». Вряд ли я когда-нибудь смогу о них забыть.

Денис пытается всячески меня поддержать: регулярно справляется о том, как у меня дела, не заводит речь о поездке на мой день рождения и не выказывает недовольства по поводу того, что я отказалась от его вчерашнего приглашения на ужин. Я знаю, что он ни в чем не виноват, но пока не нахожу в себе сил с ним видеться. Забываться в его объятиях кажется неправильным и нечестным: Марго сейчас хуже чем мне, и она такого преимущества лишена.

Мелодия звонка, раздавшаяся в руке, едва не заставляет меня выронить телефон. Сердце начинает колотиться волнением, но при взгляде на экран я разочарованно выдыхаю. Это мама.

— Как ты, Мариш? — ее голос звучит ласково и предельно деликатно. — Как настроение?

— Марго не берет мои трубки, мам, — от нее я не в силах скрывать отчаяние. — Я не знаю, что делать.

— Мариш, ей сейчас тяжело.

— Я знаю, знаю. Я боюсь, что она больше никогда не захочет меня видеть.

— Ну, милая, глупости не говори. Вы родные сестры, одна семья. Конечно, вы будете общаться. В воскресенье приезжай в гости, хорошо? Маргариту я тоже приглашу.

Картина родительского дома и нас пятерых, сидящих за одним столом как и раньше, наполняет сердце согревающим теплом, и я несколько раз киваю головой, несмотря на то, что мама все равно этого не увидит.

— Я приеду, мам. Спасибо большое.

*******

Угрызения совести за то, что мне придется отставлять Дениса одного на выходные, стираются тем, что в пятницу он уезжает в командировку. Перед отъездом он заезжает ко мне в университет, чтобы попрощаться, и берет обещание, что по любой проблеме я буду звонить ему, либо Сене. С Варварой мы миримся за порцией кофе: я извиняюсь за свою вспышку гнева, и она попросит прощение за резкость. На одного человека, презирающего меня, в мире становится меньше.

Мама с порога заключает меня в объятия и ласково гладит по голове. Я обнимаю ее в ответ и вдыхаю ее запах: легкий аромат французских духов, которыми она бессменно пользуется всю мою жизнь, смешанный с запахом розмарина — верным знаком того, что сегодня в меню есть ее фирменное блюдо: запеченная индейка с картофелем. Не сразу нахожу в себе сил, чтобы выпустить маму из объятий: в них я черпаю тепло и спокойствие, иссякшие за минувшие дни.

— Я видела машину Данила во дворе. А Марго еще не приехала?

Мама отпускает меня и слабо улыбается.

— Пока нет. Проходи, Мариш. Там папа по тебе очень соскучился.

В гостиной Данил приветствует меня пальцами, сложенными галочкой, и вновь утыкается в телефон. В мой последний визит мама рассказывала, что они с другом открывают магазин спортивной обуви, и он целыми днями переписывается с поставщиками. Папу я застаю, выходящим из погреба с бутылкой настойки в руке. Не уверена, что он знает о моем вероломстве, но в любом случае не подает вида: улыбается мне совсем как раньше и, обняв сводобной рукой, прижимается подбородком к макушке.

— Как учеба, дочь? Сейчас не отвечай — за столом расскажешь.

Воскресный обед у родителей — это всегда до отказа набитый стол, из-за которого нет ни единого шанса выйти голодным. Но сейчас глядя на то, как мама раскладывает по тарелкам картофель, и как щедро Данил зачерпывает салат из стеклянной плошки, я ощущаю как аппетит вновь исчезает, а в груди зреет отчаяние. За столом присутствует все члены нашей семьи, кроме Маргариты.

— Немного вина, Мариш? — ободряюще улыбается мама. — Ты же все равно у нас остаешься?

Я машинально киваю и протягиваю бокал. Глупо было надеятся. Сестра не приедет.

В течение часа я стараюсь непринужденно поддерживать беседу с отцом о моей учебе и его делах в отделении, заставляю себя опустошить тарелку, чтобы не обижать маму. Выслушав подробный бизнес-план Данила, собираю со стола часть посуды и иду на кухню, чтобы загрузить ее в посудомойку, и с порога вижу, как мама раскладывает еду в контейнеры.

— Завтра Маргарите отвезу, — поясняет она папе, стоящему с рюмкой настойки рядом. — Если сама приезжать отказывается, это не значит, что я к ней приехать не могу, правильно? Двадцать лет, тридцать, какая разница. Дети есть дети, поддержка семьи им всегда нужна.

Мои пальцы начинают дрожать, и я с трудом не роняю посуду на пол. Бесшумно ставлю ее на край столешницы и выскальзываю с кухни. От себя нигде не спрятаться.

47

Денис

Пока пассажиры продолжают заполнять салон самолета, я в последний раз перед взлетом набираю Маше, у которой как раз должен быть перерыв между лекциями. Судя по шуму разговоров на заднем фоне, так оно и есть.

— Как настроение, малыш?

— Привет, Денис. Я в порядке. Ты летишь обратно?

— Да, буду в Питере через час. Соскучился и хочу тебя увидеть.

Я всегда считал себя далеким от сентиментальности, но оказывается она мне совсем не чужда. Раньше я комфортно чувствовал себя в гостиничных номерах, сейчас же меня тянет домой, к ней. Последние дни перед отлетом мы большей частью провели порознь, и сейчас мне хочется поскорее их наверстать. Я знаю, что Маше тяжело из-за разговора сестрой и намеренно не пытался давить на нее, настаивая на близости, но сейчас, под звуки щелчков карабинов, все, о чем могу думать — это о том, что сегодня буду засыпать с ней. Эти пять дней, проведенных порознь, лишний раз доказали мне, насколько я увяз в ней. Ни с одной другой женщиной такого не было никогда. Я ни по кому не скучал.

— Можем поужинать, а потом поехать к тебе. Во сколько ты будешь дома?

— Я заканчиваю учебу в шесть. Заеду к тебе сама, если ты не против.

— Не против, Маш, даже рад.

Маша всегда уклонялась от моих предложений ночевать у меня, догадываюсь, из-за призрачного присутствия Риты в квартире, и сейчас ее слова меня радуют. И мне нравится ее голос: он больше не звучит глухо и не пропитан виной. Сегодня он звучит спокойно.

По возвращению домой я заказываю доставку еды и принимаю душ. Дважды в неделю ко мне приходит уборщица, и, пожалуй, впервые чистота вокруг начинает казаться мне неуютно стерильной. Я останавливаюсь возле пустующей гардеробной и заглядываю внутрь. Рита хотела, чтобы в ней было много обувных полок для ее коллекции туфель. Полки есть, но ее нет. Джае удивительно, что жизнь способна перевернуться в одночасье. Тридцать шесть лет я был уверен, что следование намеченному плану — это здорово, избегал ненужных телодвижений, сейчас же запустил процесс переосмысления. Может быть, не будь я таким прагматиком и предложи Рите переехать ко мне еще до свадьбы, все случилось бы иначе. Мы бы раньше поняли, что оба достойны чего-то лучше.

Квартиру все же стоит продать. Район один из лучших и нравится мне, поэтому переезжать далеко необязательно — через пару кварталов возводят подходящую новостройку. Если уж мне пустая гардеробная напоминает о Рите, то что говорить о Маше.

Раздавшийся звонок в дверь заставляет меня улыбнуться. Она даже кнопку выжимает как-то по-особенному мягко.

— Здравствуй, — я порога обнимаю ее, вдыхаю запах по-весеннему пахнущих волос и целую. Пальцы Маши вплетаются мне в волосы, скользят на шею, сжимая ее почти до боли. Она отвечает мне жадно, почти отчаянно, сумка из ее рук падает на пол, и хотя дверь по-прежнему открыта настежь, никто из нас не разрывает поцелуй. Да, я очень соскучился.

Я первым отрываюсь от ее губ, спустя, кажется, вечность. Поднимаю сумку с пола и помогаю раздеться. Тело Маши кажется мне напряженным, когда я вновь ее обнимаю, чтобы проводить в гостиную, она необычно молчалива. Я бы прямо сейчас хотел отвести ее в спальню, но хорошо помню, что она приехала с учебы, голодна, а на кухне стынет еда из службы доставки. Ради ее комфорта собственные желания готов отодвинуть на задний план.

Когда я возвращаюсь с фужерами вина, то вижу ее стоящей посреди гостиной. Щеки порозовели, взгляд ослепляет яркостью. Маша не сводит с меня глаз, по очереди расстегивая пуговицы на рубашке. Двигаться не хочется и не получается — я загипнотизирован зрелищем того, как обнажается белая кожа, и тем, как выглядит ее грудь в черном кружеве бюстгальтера. Отставляю бокалы на первую подходящую поверхность, когда она тянет бретельки вниз, потому что дальше хочу сам. Губы Маши вновь сливаются с моими — сейчас она жадная, смелая. Ее дыхание походит на всхлипывания, руки сдирают с меня футболку, шарят по спине, ощупывают плечи, гладят живот.