Клэр смотрит на нее поверх ноутбука.

— Прекрасная погода, чтобы пойти позагорать.

— Или чтобы поиграть в гольф, — говорит Хиллари, глядя на Маркуса и Декса. — Кто-нибудь хочет?

— Может быть, может быть, — говорит Декс, просматривая страничку спортивных известий. — Мне позвонить и узнать, есть ли свободные площадки?

Дарси швыряет карты на стол и сердито смотрит по сторонам.

Хиллари, кажется, не замечает столь ярко выраженного отношения к игре в гольф, поскольку продолжает:

— Или можем просто поиграть в зале.

— Нет, нет, нет, никакого гольфа! — Дарси снова бьет по столу, на этот раз кулаком. — Только не в первый же день! Я хочу, чтоб мы были вместе. Все вместе. Так ведь, Рейчел?

— Догадались, что это значит? Никакого гольфа сегодня, — поясняет Декс, прежде чем я успеваю принять участие в большой спортивной дискуссии. — Вы слышали приказ?

Хиллари встает из-за стола. На ее лице досада.

— Я просто хочу, чтобы мы все вместе пошли на пляж, — отвечает Дарси, пытаясь выдать свой эгоизм за великодушие.

— И ты внесла это предложение в

таком милом тоне. — Декс встает, идет к плите и начинает готовить кофе.

— В чем дело, брюзга?! — восклицает Дарси, обращаясь к его спине, будто это он только что капризничал. — Старая уховертка!

— Что-что? — переспрашивает Маркус, почесывая ухо. Это его первая реплика в застольном разговоре. До сих пор он казался полусонным. — Это что такое?

— Посмотри направо и увидишь, — заявляет Дарси, указывая на Декса. — С тех пор как мы приехали, он все время в отвратном настроении.

— А вот и нет, — отвечает Декс. Мне хочется, чтобы он повернулся и я смогла бы увидеть выражение его лица.

— А вот и да. Разве не правда? — спрашивает Дарси, явно требуя ответа от всех нас, и пристально смотрит на меня. Дружба с ней научила меня искусству улаживать ссоры. Но после того как я переспала с Дексом, этот инстинкт притупился. Мне совершенно не хочется вмешиваться. Да и никто не горит желанием лезть в их дела. Мы пожимаем плечами или смотрим в сторону.

По правде говоря, Декс и в самом деле подавлен. Интересно, не я ли тому виной? Может быть, он расстроился, увидев меня с Маркусом? Не то чтобы испытал полноценную ревность, но ощутил то же самое чувство ущемленного самолюбия, которое колыхнулось во мне. А может быть, он просто задумался о Дарси, увидев, что она во всем

желает быть главной? Я всегда знала ее запросы — их просто невозможно было игнорировать, — но со временем стала относиться к ней менее терпимо. Я устала от того, что она всегда получает все. Может быть, и Декс чувствует то же?

— Что у нас с завтраком? — спрашивает Mapкус, громко зевнув.

Клэр смотрит на свои роскошные часики от Картье.

— Точнее сказать, уже с обедом.

— Никакой разницы. Лишь бы поесть, — говорит Мар-кус.

Совещаемся и решаем пока не выходить в город — сейчас в Хэмптонсе слишком людно. Хиллари говорит, что вчера она купила все необходимое.

— Надеюсь, в понятие необходимого вошли фруктовые хрустики? — спрашивает Маркус.

— Сейчас. — Хиллари достает тарелки, ложки и ставит на стол коробку рисовых хлопьев. — Наслаждайся.

Маркус открывает коробку, сыплет хлопья в тарелку и смотрит через стол на меня:

— Будешь?

Киваю, и он наполняет мою миску. Больше он никого не спрашивает, просто ставит коробку на стол.

— Банан?

— Да, пожалуйста.

Он очищает банан, крошит его в наши тарелки — кусочек туда, кусочек сюда. Себе берет чуть поврежденные сегменты. Таким образом мы делим банан. Это что-нибудь да значит. Декс сверлит меня взглядом, а Маркус бросает последний аккуратный цилиндрик в мою тарелку, оставив в кожуре самый кончик.

Через пару часов мы готовы идти на пляж. Клэр и Дарси выходят из комнат со своими стильными пляжными сумками, нагруженные мягкими полотенцами, журналами, лосьонами, термосами и макияжем. Хиллари прихватывает с собой только маленькое пляжное полотенце. Я где-то в промежутке между этими крайностями: у меня с собой еще плейер и бутылка с водой. Вшестером шагаем в ряд, шлепанцы хлопают по тротуару — восхитительный летний звук! Клэр и Хиллари идут с флангов, олицетворяя противоположности.

Я счастлива, что уехала из Индианы, не имеющей выхода к морю; там даже берега озера Мичиган называют «пляжем». Пересекаем парковку и взбираемся на холм, немного задержавшись, чтобы бросить взгляд на океан. Вид потрясающий! Почти забываю о том, что переспала с Дексом.

Декс прокладывает путь через пляжную толпу, на полпути между дюнами и водой отыскивает свободное место, где песок достаточно горячий, но полотенце расстелить можно. Маркус располагается рядом со мной, Дарси — с другого боку, следом Декс. Хиллари и Клэр устраиваются впереди. Солнце жаркое, но не слишком. Клэр всех предупреждает об ультрафиолетовом излучении и говорит, что в эти дни нужно быть особенно осторожным.

— Можно серьезно себе навредить и даже не понять этого, пока не станет слишком поздно, — вещает она.

Маркус предлагает намазать мне спину лосьоном для загара.

— Спасибо, не надо, — отвечаю я. Но когда пытаюсь самостоятельно натереться под лопатками, он просто забирает у меня бутылочку и все делает сам, осторожно маневрируя вокруг участков, закрытых купальником.

— И меня, Декс, — весело говорит Дарси, сбрасывая шортики и присаживаясь перед ним на корточки в своем черном бикини. — Вот здесь. Возьми, пожалуйста, кокосовое масло.

Клэр вздыхает из-за того, что в лосьоне недостает какого-то ингредиента, и говорит, что мы уже немолоды для лежания на пляже — Дарси первая же пожалеет, когда появятся морщинки. Та закатывает глаза и говорит, что плевать ей на какие-то там будущие морщинки, она хочет жить здесь и сейчас. Потом, несомненно, я наслушаюсь всякого: Дарси будет уверять меня, что Клэр просто завидует, поскольку сама мгновенно обгорает на солнце.

— Пожалеешь, когда тебе стукнет сорок, — продолжает Клэр. Ее лицо затенено огромной соломенной шляпой.

— Ничего подобного. Сделаю себе подтяжку. — Дарси приводит в порядок бикини и быстрыми умелыми движениями смазывает маслом икры.

Более пятнадцати лет я наблюдала за этим. Каждое лето она преследовала одну цель: загореть дочерна. Обычно мы усаживались у нее на заднем дворе с коробкой печенья, бутылкой сока и садовым шлангом, чтобы время от времени освежаться. Это было настоящей пыткой. Но я терпеливо ее сносила, потому что хотела быть красивой. Кожа у меня светлая, как у Клэр, и с каждым днем Дарси все больше меня опережала.

Клэр замечает, что пластическая хирургия не спасает от рака кожи.

— Ради Бога! — говорит Дарси. — Вот и сиди в своей дурацкой шляпе.

Та открывает рот, но тут же захлопывает. Видно, что она обижена.

— Ну, извини. Я просто хотела дать совет.

Дарси бросает на нее примирительный взгляд.

— Я знаю, милая. Вовсе не думала ссориться с тобой.

Декс смотрит на меня и делает такую гримасу, как будто хочет сказать: вот было бы хорошо, если б они обе заткнулись. Это первый случай за весь день, когда мы встречаемся взглядами. Позволяю себе ответить ему улыбкой. Он сияет в ответ. Декс настолько красив, что его улыбка просто убийственна. Все равно что смотреть на солнце. Он приподнимается, чтобы расправить полотенце, завернувшееся от ветра. Любуюсь его спиной и ногами, и меня одолевают воспоминания. Он спал со мной. Это не значит, что я хочу этого еще. Но черт возьми, у него красивое тело — худощавое, широкое в кости. Я

не поклонница исключительно телесной красоты, однако всегда отмечаю достойные образцы. Он возвращается на свое место, и я тут же отвожу взгляд.

Маркус спрашивает, не хочет ли кто-нибудь поиграть в тарелочку. Отказываюсь, потому что слишком устала. На самом деле последнее, что я стала бы делать, — так это бегать, с моим-то незагоревшим, рыхлым животиком, выглядывающим из купальника. Хиллари принимает предложение, и они идут играть — воплощение двух пляжников, которым на все наплевать: пусть себе остальные над ними подтрунивают.

— Дай мне рубашку, — говорит Дарси.

— А волшебное слово?

— Оно предполагается.

— Ну так произнеси его, — требует Декс, засовывая в рот пастилку с корицей.

Дарси дает ему тычка под ребра.

— Ох, — спокойно выдыхает он, показывая, что ему совсем не больно. Она тянется к нему, чтобы стукнуть еще раз, но он ловит за запястье и мягко останавливает ее: — Веди себя прилично. Ты совсем как ребенок.

Его утреннюю язвительность как рукой сняло.

— Ничего подобного, — говорит она, усаживаясь боком на его полотенце. Касается пальцами груди и напрашивается на поцелуй.

Надеваю солнечные очки и смотрю в сторону. Сказать, что я не ревную, очень трудно.

Вечером мы едем на вечеринку в Бриджхэмптон. Огромный дом с замечательным Г-образным бассейном, живописные окрестности и по меньшей мере двадцать фонарей во дворе. Разглядываю собравшихся гостей и замечаю, что они сплошь в лиловых, ярко-розовых или оранжевых платьях, и рубашках. Кажется, будто все женщины прочли одну и ту же журнальную статью под заглавием «Да здравствуют яркие цвета!». Я последовала этому совету и купила симпатичное зеленое платьице, которое едва ли надену во второй раз до самого августа: слишком яркое, просто бросается в глаза! И обошлось мне в сто пятьдесят долларов. Но мой выбор мне нравится — до тех пор, пока я не замечаю точно такое же, только на два размера меньше. Изящная блондинка, чуть повыше, чем я, — платье на ней кажется еще короче и открывает длинные, покрытые бронзовым загаром бедра. Постараюсь держаться на противоположной стороне бассейна.

Иду в туалет, а когда возвращаюсь и начинаю искать Хиллари, со мной заговаривают Холлис и Дьюи Мэлоны. Холлис поступила на работу в ту же фирму, что и я, но буквально на следующий день обручилась с Дьюи. Он некрасив и без малейшего чувства юмора, но у него внушительные сбережения. Поэтому Холлис им заинтересовалась. Очень забавно слушать, когда она рассказывает о том, какое у Дьюи «золотое сердце», тщетно пытаясь скрыть свои истинные намерения. Конечно, ей можно только позавидовать, но лично я скорее буду нищенствовать, чем выйду замуж за подобного типа.