Митя отвел от уха тельце телефона, собираясь оборвать разговор, и Катя испуганно шарахнулась за портьеру. Хотела было ретироваться тихонько обратно на кухню, но вдруг услышала, как Митя снова заговорил резко:

– Что?! Что ты сейчас сказала? Что значит – в покое не оставишь? Ах, ты даже адрес мой где-то узнала… Вот только посмей, слышишь? Только посмей… И все, не звони мне больше, поняла? Не вынуждай меня быть хамом, потому что мое терпение тоже не беспредельно! Все, отбой…

А теперь уже точно надо сбегать. Иначе Митя ее увидит…

Нет, ничего страшного в этом нет, пусть увидит, конечно! Да только – зачем? И без того уже ясно, как трудно ему приходится из проблемы выпутываться. Но ведь сам ее создал, никто не заставлял! И вообще… Как ты иначе хотел, милый? Молодые женщины такие нынче пошли, себя в обиду за здорово живешь не дадут! Глаза выцарапают, отомстят любыми способами!

И правильно, что ж… Как говорил герой Папанова из старого фильма – «тебя посодют, а ты не воруй!»

Митя на кухню вернулся злой, даже пирог доедать не стал. Сидел за столом тихо, вздыхал тяжело. Несколько раз поднимал на нее глаза, будто хотел что-то сказать…

Катя догадывалась, что он ей хочет сказать. Вернее, о чем предупредить хочет. Мол, тут могут прийти по адресу… Женщина может прийти…

А дальше-то что, Мить? Посоветуешь мне забаррикадироваться и дверь ей не открывать? А может, спрятаться в дальней комнате и вообще близко к двери не подходить? Смешно, ага…

– Ты на смену не опоздаешь, Мить? – пришла она ему на помощь, глянув на часы.

– Да, опаздываю уже… – нехотя поднялся он из-за стола. – Но я сегодня постараюсь недолго, ты не ложись без меня, ладно? Дождись…

– Дождусь, Мить. Все будет хорошо, не волнуйся. Не переживай ни о чем. Я сумею разобраться со всеми… непредвиденными обстоятельствами.

Он глянул на нее с благодарностью – наверное, понял, о чем она. Подошел, прижался лбом к ее лбу, проговорил тихо:

– Катя, Катя… Какая же ты у меня… А я просто дурак, если не сказать хуже. Прости меня, Кать, пожалуйста…

– Да ладно, иди уже! Опоздаешь!

– Иду… А ты жди меня, Кать… Жди…

Через полчаса в дверь позвонили. Катя подошла к двери, заглянула в глазок. Показалось, там совсем девчонка стоит… Смотрит перед собой, улыбается напряженно. Неужели она, та самая, господи? Даже язык не поворачивается назвать ее коварной разлучницей…

Можно было и не открывать дверь, конечно. Да уж больно любопытно стало, что ей эта девчонка скажет. И Темочка вслед за ней приковылял в прихожую, показывал пальчиком на дверь – мол, чего ты ждешь, бабушка? Открывай, звонят же!

Она и открыла. Девчонка в первый момент отпрянула испуганно, потом будто собралась вся, спросила с вызовом:

– Здесь проживает Иванов Дмитрий Сергеевич, правильно?

– Да, правильно. Здесь проживает, – продолжая ее рассматривать, кивнула головой Катя.

Надо же, и фамилию знает, и отчество. А адрес откуда-то узнала, наверняка не от Мити. Надо будет спросить, откуда…

– А вы его жена, правильно? – снова спросила девчонка и зачем-то оглянулась назад, будто искала поддержки.

– Да, я его жена. А вы кто, позвольте?

– А я… Я Лена. Мне бы поговорить с вами надо. Вас ведь Катей зовут, да? Или к вам лучше по имени-отчеству обращаться?

– Можно и без отчества. Мне все равно. Заходите, Лена. Если хотите поговорить, то поговорим, отчего ж нет.

Лена переступила порог и тут же расплылась в улыбке, увидев Темочку. Присела перед ним на корточки, проговорила тихо:

– А я знаю, как тебя зовут… Ты Темочка, верно? А я тебе игрушку принесла, смотри…

Лена принялась лихорадочно расстегивать молнию на сумке, в которой и впрямь что-то шуршало, пакет целлофановый, по всей видимости. А в пакете явно мягкая игрушка, какой-нибудь заяц, или медведь, или другой какой зверь.

Заяц оказался, вот кто. Белый, пушистый, с розовыми ушами. Довольно большой.

– Сейчас мы с него снимем обертку, Темочка, вот… Тебе нравится зайчик, да? Это тебе, Темочка…

Катя смотрела на всю эту сцену, улыбалась чуть снисходительно. Надо же, зайца она принесла. И как теперь с ней разговаривать, интересно? Ведь по законам жанра не очень ласково надо разговаривать… Нападать надо, стыдить, упрекать. Ах, мол, разлучница ты распроклятая, хотела семью разрушить. Ужо я тебе задам!

Ладно, разберемся потом, какую интонацию выбрать… Может, и никакой не понадобится. Слишком уж вид у этой разлучницы жалкий, обиженный какой-то.

– Проходите на кухню, Лена. Чай будете? Или кофе сварить? А может, вы есть хотите? У меня пирог вкусный, с рыбой…

– Пирог?! – отчего-то очень удивилась Лена, вытаращив на нее глаза. – Нет, я не хочу пирог, что вы… А вот чаю бы выпила, да… В горле от волнения пересохло…

– Ну хорошо, чай так чай. Проходите! Темочка, иди в комнату, поиграй! Зайчика с другими игрушками познакомь…

На кухне Лена уселась как-то неловко, на самый край стула, спрятала руки под стол. Катя поставила перед ней чашку с чаем, и Лена выпростала одну руку, взялась дрожащими пальчиками за чашку, сделала несколько больших глотков.

Катя села за стол, проговорила спокойно:

– Слушаю вас, Лена… О чем вы хотели со мной поговорить?

– Но ведь… Вы, наверное, сами догадались, кто я, верно? Я понимаю, как вам все это неприятно, но… Лучше ведь знать правду, какая она есть… Я решила, что вы должны знать эту правду…

– То есть вы исключительно для этого сюда пришли, да? Чтобы открыть мне глаза?

– Да, именно так. Открыть глаза. Потому что… Потому что это ужасно, по-моему… Жить с мужем и знать, что он… что он… Это же страшно, по-моему…

– Да ничего страшного, Лен. Я в курсе. И давно уже в курсе.

– Простите… В курсе чего? Может, вы просто не понимаете, о чем я сейчас?

– Прекрасно понимаю. Я в курсе вашего участия в жизни моего мужа – такой ответ вас устроит? Он от меня этого не скрывал.

– То есть… Вы сами на это согласились? Почему?

– Вы хотите спросить, почему я не ушла от него?

– Ну да… Я не понимаю, почему вы… Как вы могли все знать и ничего не предпринимать…

– А куда я уйду, Лена? Мне уходить некуда. У меня внук на руках, дочь-студентка. И вообще, это мое дело, мой выбор, хоть и вынужденный… Вас не касается.

– Да, да, конечно, это только ваш выбор… Но скажите мне, только честно… Вы ведь не могли так спокойно все это воспринимать? Ведь вы… Вы страдали, разве не так?

– Да как вам сказать… Вообще-то я не обязана перед вами исповедоваться. А вы не должны задавать мне таких вопросов, если по логике вещей.

– Да. По логике вещей вы меня и на порог не должны были пускать, правда? Более того, накинуться на меня должны были с кулаками… Или лицо расцарапать, не знаю… Но вы этого не сделали почему-то. И я не понимаю почему…

– Доживете до моего возраста, поймете. Слышали, наверное, эту фразу из старого фильма – в сорок лет жизнь только начинается? Так вот, она и впрямь только начинается в сорок лет… То есть начинаешь относиться к ней по-другому и знаешь, как отделять главное от второстепенного, и ценить ее начинаешь по-другому… И даже любишь по-другому, понимаете?

– То есть… Если муж вам с другой изменяет… Это для вас как бы второстепенное, что ли?

– Да нет, тут дело в другом… Просто с возрастом умеешь понимать близкого человека, многое ему прощать.

– Ну уж… Я бы никогда такое не простила, например!

– А вы не зарекайтесь, Лена, и поосторожнее произносите это коварное слово – «никогда». Может, с годами и вы поумнеете. И многому научитесь.

– Терпеть измену научусь? Ну уж нет…

– Да это и не измена, если уж по большому счету… Это такая игра в недоразумение. У каждого мужского возраста свои игры, понимаете?

– Да какой там возраст, Диме же… То есть вашему мужу… Ему же сорок всего!

– Ну да. Сорок. У каждого мужчины в сорок лет наступает такой момент… Что-то вроде кризиса переходного возраста. Не буду вам расписывать сейчас, что это за кризис такой… Да и не надо, в общем. Главное, мы с ним с проблемами этого кризиса разобрались, и не без вашей помощи, уж так получилось…

– Хм… Интересно. Вы себя считаете очень умной, да? И что, вам совсем не было больно, когда узнали, что муж вам изменяет? Всегда вы сидели и рассуждали с улыбкой про кризис, про то, что нужно принять и простить? Да никогда не поверю, сколько бы вы меня ни убеждали!

– А что вы от меня хотите, Лена, не пойму? Чего добиваетесь? И вообще… С какой целью сюда пришли? Ведь есть у вас какая-то цель, верно?

– Ну да, есть… Я хотела, чтобы вы узнали…

– Ну, допустим. А дальше? Вы думали, я узнаю и сразу подам на развод? Ведь так?

– Ну… В общем, да… Каждый ведь свои методы борьбы выбирает… А вы… Вы просто хитрая, а вовсе не умная. У вас гордости нет.

– А вы хотите про гордость поговорить? Что ж, извольте… Гордость моя была очень задета, да. Болью болела нестерпимой просто. И уйти от мужа я действительно хотела. Вернее, предполагала такой поворот событий…

– Но не ушли?

– Не ушла. Один человек мне очень помог, но это уже другая история… И мужу этот человек тоже помог, даже не подозревая об этом. Помог преодолеть кризис… Да и вас в жизни мужа не стало, как следствие этого преодоления.

– А вы уверены, что не стало?

– Ну, если б это было не так, вы бы сюда не пришли. Вас ведь отчаяние сюда привело, верно?

– Да, именно отчаяние… И вы не понимаете, не понимаете просто, как мне сейчас тяжело… Ведь я люблю его, люблю! Я не рассуждаю про женскую логику, про главное и второстепенное, про всякие там кризисы не рассуждаю, я просто люблю, понимаете? Да ни черта вы не понимаете, потому что сами не любите, а я люблю, люблю…

Лена заплакала, да так отчаянно, что Катя невольно подалась к ней, чувствуя, как разливается внутри жалость. И заговорила так, будто и не любовница мужа перед ней сидела, а близкая подруга, которая попала в беду: