– …А ты не ценишь, твердишь свое – что да как, да вдруг обо мне плохо подумают… – будто не слыша дочь, проговорил Митя. – Вместо того чтобы спасибо сказать, что мы о тебе заботимся, о будущем твоем думаем! Неблагодарная, ты, Лёлька, вот что я тебе скажу!

– А я вовсе не прошу вас обо мне заботиться! Я и сама могу о себе позаботиться! Вот возьму и завтра пойду в поликлинику… Или куда там ходят, не знаю…

– Вот видишь, ты даже не заешь ничего! Зато выступить перед родителями со своей вредностью надо! Хочешь меня до белого каления довести, да? Этого ты хочешь, что ли? Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, и точка!

Катя незаметно положила ладонь на Митино колено, сжала его сильно – не надо перебарщивать, мол! И снова заговорила быстро:

– Зато первую сессию сдашь без проблем, Лёлечка! У какого преподавателя рука поднимется беременной женщине неуд поставить? Аккурат после сессии и родишь…

– Ага! И вы скажете – бери академку, бросай институт!

– Да не скажем, Лёлечка, не скажем! Мы с папой все решили уже! Я сразу с работы уйду, как только ты родишь, буду ребеночком заниматься! А ты пойдешь в институт и будешь дальше учиться спокойно…

Лёля нахмурила красивые высокие бровки, смотрела на мать задумчиво. Потом пожала плечами, хмыкнула, опустила вниз уголки губ. Что могло означать только одно – не особо я доверяю твоим словам, дорогая мамочка, не особо…

– Я тебя когда-нибудь обманывала, Лёль, скажи? Когда-нибудь слово свое не держала? – с ноткой обиды в голосе спросила Катя.

– Да нет, мам… Не обманывала… Но как-то это все… Неправильно, мам.

– Ты еще рассуждать будешь, что правильно, а что неправильно? – снова взорвался Митя, скидывая Катину ладонь с колена. – В твоем ли положении рассуждать, а? Надо спасибо родителям сказать, что они так все решили, а ты… Правильно, неправильно… Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, еще раз повторяю, если ты меня не услышала! И нечего теперь слезы лить, поняла?

Лёля и впрямь уже плакала, закрыв руками лицо, будто отгораживалась от отцовского гнева. Потом прорыдала тихо в ответ:

– По… Поняла, пап… Ладно, я буду… Буду…

– Ну все, Лёлечка, не плачь… – обняла ее за плечи Катя, привлекла к себе. – Все будет хорошо, я тебе обещаю… Пойдем в ванную, умоемся…

Митя смотрел на них сердито и в то же время виновато. Еще и Катя глянула на него с укором – довел все-таки до слез Лёльку! Ведь просила же – будь помягче…

Умывшись и успокоившись, Лёля ушла к себе в комнату, закрыла дверь. Катя заглянула к ней через какое-то время, увидела, что дочь спит, свернувшись калачиком. Закрыла тихонько дверь, вышла на кухню. Митя сидел за столом, сцепив руки, на нее даже глаз не поднял.

– Есть будешь, Мить? Хочешь, я суп разогрею? Там еще пирог с грибами есть. Ты же любишь такой пирог? – спросила миролюбиво, чтобы разрядить обстановку.

– Да какое там… Все равно кусок в горло не полезет, – хмуро ответил Митя. – Пойду-ка я лучше пройдусь… Пивка попью в баре… А может, и покрепче чего. Мне как-то в себя прийти надо, Кать… После всех этих разговоров дурных…

– Да отчего ж дурных, Мить? Ничего страшного не случилось. Давай на все это посмотрим другим взглядом, более оптимистическим, что ли… Ведь это радость в общем и целом, Мить. Внук у нас будет. Или внучка. Ты кого больше хочешь, скажи?

– Да не надо, Кать… Не готов я еще к таким разговорам… Как ты говоришь – оптимистическим. Мне бы к самой мысли привыкнуть для начала… Так я пойду, Кать?

– Иди. Иди, конечно. Хочешь, я с тобой пойду?

– Нет. Мне одному побыть надо. Осознать все, переварить… К новой жизни привыкнуть.

– Да какая новая жизнь, что ты! Все ведь остается по-прежнему… По крайней мере – пока…

– Вот именно – пока! Ладно, пойду я…

– Дверью только не хлопай. Лёлька уснула.

– Может, мне еще на цыпочках по дому ходить прикажешь?

– Мить, ну не начинай, а?

– Да ничего я не начинаю… Мне просто обидно, Кать. Носились с ней, носились, едва дышали… Ах, Лёлечка, милая доченька… А она, смотри-ка, преподнесла сюрприз!

– Ну все, Мить, успокойся уже! Хватит! Ведь решили уже все, чего еще-то? – уже раздраженно произнесла Катя, тихо вздохнув.

– Да ничего! Ладно, пойду я… Приду пьяным – не ругайся.

– Хорошо, не буду. Иди.

Митя ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Что ж, и на том спасибо…

Катя подошла к окну, стала смотреть, как он медленно идет по двору. Так идет, будто несет на спине тяжкий груз. Да и сама спина выглядела оскорбленной…

Бедный, бедный Митя. Жалко его. И Лёльку жалко.

Но ничего, все устроится как-нибудь. И вообще… Надо самой начинать радоваться потихоньку – внук у них будет! Да, надо радоваться… Досада со временем уйдет, а радость будет расти с каждым днем, набирать силу… Ведь это всего лишь жизнь, в конце-то концов! Жизнь, в которой рождаются дети, в которой все когда-нибудь становятся бабушками и дедушками – кто раньше, кто позже…

В дверь позвонили, и Катя вздрогнула – кто это может быть? Митя вернулся? Подружка к Лёльке пришла? Надо бы открыть поскорее, а то снова начнут звонить, Лёльку разбудят…

За дверью стояла сестра Наташа, и Катя улыбнулась ей, одновременно прижав палец к губам.

– Что? Митя спит, что ли? – недовольно пробурчала Наташа, переступая через порог. – А ты, стало быть, на цыпочках по квартире ходишь, пока он спит?

– Да нет Мити дома, Наташ… Только что ушел. Не выдержал напряжения, решил напиться. Это Лёлька спит у себя в комнате…

– А какого напряжения он не выдержал?

– Да мы с Лёлькой только что поговорили… Вернее, уговорили ее не делать аборт…

– Да, мне Аня звонила вчера, обсудили мы с ней вашу проблему. Я потому и зашла, чтобы узнать, как у вас тут дела… А вы, стало быть, уже все и решили.

– Да, Наташ, решили. Будем рожать.

– И твоя Лёлька согласилась на это?

– Представь себе, согласилась.

– Да неужели?

– Ну, не сразу, конечно… Просто мы ее уговорили. Пообещали, что все возьмем на себя. Что она родит и будет учиться и дальше, и вообще… Будет жить своей молодой жизнью… А я с ребенком буду сидеть.

– То есть это ты все возьмешь на себя, правильно? А Митя твой…

– А Мите придется работать на двух работах, чтобы нас всех содержать. Он сам так сказал – будет трудно, мол, но ничего, я справлюсь. Такие вот дела, Наташ… Такой вот мы нашли выход из положения…

Наташа сидела за кухонным столом, и по лицу ее было непонятно, как она отнеслась ко всему сказанному. Судя по долгому молчанию, Катя решила, что не очень хорошо отнеслась. И, чтобы прервать это молчание, спросила тихо:

– Чаю хочешь, Наташ? У меня пирог есть… С грибами… По новому рецепту пекла…

– А кофе есть? – сухо спросила Наташа.

– Есть… Сейчас сварю.

– Давай. И пирог тоже давай. Я, когда нервничаю, всегда есть хочу.

– А чего ты нервничаешь, Наташ?

Вот зря она это спросила, надо было вообще на другую тему разговор перевести. А теперь уж поздно…

– Как это – чего нервничаю? Ты думаешь, у меня нет причин, да? У тебя в семье черт-те что происходит, и я должна быть спокойна, по-твоему?

– Но ведь это у меня в семье происходит, Наташ… Я уж сама как-нибудь разберусь…

– Да? А ты о маме подумала? Что с ней будет, когда она узнает… Когда внученьку свою Лёлечку с пузом увидит… Подумала, что с ней будет, а?

– Ну… Мама поймет, я надеюсь.

– И зря надеешься! Ты же знаешь, что мама другими понятиями живет… Она старый человек, ей уже не перейти порог той свободы, когда беременность юной незамужней девушки воспринимается как что-то само собой разумеющееся! Да я вообще не знаю, что с ней будет… Инфаркт, инсульт… Все что угодно может быть…

– Ну, Наташ… Не перегибай палку. Я потом сама с мамой поговорю, заранее ее подготовлю.

– Ну ладно, с мамой… А сама-то ты, Кать? Ты уверена, что все правильно делаешь?

– А у меня есть какой-то другой выход, по-твоему?

– Не знаю, Кать. Не знаю. С одной стороны, вроде все правильно ты решила, пусть рожает. А с другой? Это ведь на словах все легко… А на самом деле, как будет, и не знаешь… Нельзя ведь все рассчитать заранее, Кать!

– Ну, лучше уж рассчитать, чем в опасный самотек пуститься…

– Не знаю я, что лучше. Сомневаюсь я очень. Ты думаешь, твой Митя готов нести на себе такую нагрузку?

– Да. Готов. Он сам так сказал.

– Ну… Мало ли что он сказал… Ты ведь его с одного бока только видишь, потому что любишь без памяти. А любовь, она же слепой женщину делает!

– Наташ, ну что ты говоришь такое, честное слово! Ну чем тебе мой Митя не угодил?

– А я не претендую на то, чтобы он мне угождал! Просто… Я со стороны больше вижу, Кать. Он вовсе не такой, каким ты себе его представляешь! И не важно, что вы уже столько лет вместе… Я все равно больше тебя вижу! У меня глаз не замыленный любовью, в отличие от тебя!

– И что ты видишь такое ужасное, Наташ?

– А то! Он у тебя безответственный, вот что!

– Это Митя – безответственный?! Ну, ты даешь… С чего ты взяла?

– А ты вспомни сама, вспомни! Как он жениться на тебе не хотел, вспомни! Ты уже глубоко беременная была, а он все медлил, предложение тебе не делал… А как мама за тебя переживала тогда, помнишь? Это хорошо еще, что она с Митиной мамой была знакома, что поговорила с ней откровенно… Я думаю, Митина мать и заставила его жениться тогда. А так бы…

– Наташ… Ну зачем ты мне все это говоришь, а? Зачем? Сама же знаешь, что мы тогда молодые были, на втором курсе учились… Да столько лет с тех пор прошло, Наташ! Зато сейчас мы живем хорошо и любим друг друга… Нет, я верю своему мужу, Наташ. Зря ты так про него говоришь, правда.

– Ну что ж… – вздохнула Наташа, усмехнувшись. – Как говорится – блажен, кто верует… А если б он тогда на тебе не женился, Кать? Ты бы стала Лёльку рожать, а? Или аборт бы сделала?