Ульяна Громова - Жестокие игры

— Да-а, девочка! Ты просто краш[1]! — растирал пальцем набухший клитор и смотрел ей в глаза. — Так что ты скажешь? Мне прекратить и уйти?

Она запрокинула голову, не решаясь впервые в своей жизни признаться в своих настоящих желаниях. А я лизал твёрдую бусину, собирал ртом набухшую плоть, таранил ее пошлыми движениями языка узкое отверстие.

Девочку потряхивало, я уловил тихий стон и первое движение бедрами навстречу. Обеими руками взялся за трусики и капроновые лохмотья, спустил их по ножкам. Снял туфли по очереди, чтобы не стояла босой на полу подъезда. Целовал ее бедра и проводил языком по лодыжкам, не отрывая взгляда от ее глаз.

— Мне уйти? — тихо спросил еще раз, желая получить ответ.

И получил:

— Нет… — сдавленно прошептала, и у нее от стыда покраснели даже ногти. — Пожалуйста…

— Что — пожалуйста? Скажи!

Ладонями скользнул по ножкам выше, по бедрам, взялся за упругую офигенную попку, от вида которой меня так накрыло еще в сауне, чуть сжал половинки пальцами и потянул девочку на себя. Нырнул под платье головой и лизнул складочки, протянул языком медленно и собрал их ртом, чуть пососал, облизывая махонький клитор. Натягивал девчонку на свой язык, пока она совершенно не вымокла от источаемой ее дырочкой влаги, собрал ее пальцем, вынырнул из-под платья, посмотрел в малиновые щеки Маринки и сунул палец в рот, облизав с него вкусную негу.

— Скажи, что ты хочешь? Марин… просто скажи.

— Чтобы ты меня вылизал… — пискнула и спрятала лицо в ладонях.

-------------------------------------

[1] Краш — это некто, к кому человек испытывает любовные чувства: «тот, кто дарит бабочки в животе и заставляет сердце биться чаще».

Я вылизал ее. Она кончила быстро и сильно и, обессиленная, почти осела в мои руки. Я повернул ее к себе попкой и снова всю вылизал. Потом еще разок.

Маришка заводилась моментально, дрожала вся, постанывала тихо и так упоительно, что слушал бы до конца жизни и лизал ее беспрестанно — нежную, как облачко. Изучил все ее самые чувствительные точки и уже мог продлять наслаждение и оргазмы. Долбил языком тугое отверстие, целовал его взасос с языком, так что пигалица вцеплялась в мои волосы и сотрясалась от удовольствия, совершенно не контролируя свое тело.

Да, девочка, да! Ты и думать о другом языке и члене не захочешь! Я

Мой член истекал смазкой, торчал вперед и вибрировал от напряжения, вытянувшись вместе с яйцами, как стрелка компаса на магнитном полюсе. От поясницы до пальцев ног гуляли взбесившие мурашки предвкушения.

Я собирался трахнуть первокурсницу. Прямо здесь. Прямо сейчас. Первый раз. В ее жизни.

Встал, засунул в ее мокрую дырочку три пальца и принялся растягивать вход под себя, массируя гладенькие мышцы, сосал ее губёшки и язычок, прикусывал и зализывал. Подхватил девчонку под коленки, поднял на руки и уже опускал на член…

…но остановился, когда головка просунулась горячей готовой в тугую мякоть.

Возбужденная, мокрая, горячая и дрожащая от предвкушения, готовая для меня — насади на кол и еби всласть. Но…

Блядь! Я не мог сделать пигалицу женщиной в подъезде!

Я опустил ее на пол, ткнулся членом в пульсирующий вход и замер, тяжело дыша.

Лишь одно движение отделяло меня от того, зачем я тут все это устроил.

— Возьми член в руку… — прошептал, склоняясь к ее губам. — Я тоже хочу кончить…

Маринка подняла на меня взгляд и несмело обхватила ствол, робко, медленно, исследующе провела вдоль.

— …Да-да-да! Еще! — шептал, едва задевая губами ее рот. — Делай, как я делал… туда… сюда… сожми его крепче, мелкая…

Двинул бедрами навстречу ее движениям, прикрыв глаза, из-под ресниц наблюдая ее эмоции, так и касаясь краешками губ ее ротика. О-о, как хотел его на свой член! Чтобы посасывала так же нежно, как тот долбанный вибратор, облизывала головку так же чувственно. Она на вкус явно понравится ей больше латекса!..

Блядь!

Моя пушка трещала по венам от нарастающего возбуждения. Я готов был выстрелить убойным зарядом, но ощущение теплой и нежной ладошки — просто нереальный кайф! Накрыл руку Маринки своей и задвигал тверже и грубее, бедрами толкаясь глубже и резче. Так и касался припухших исцелованных губ девчонки, но не давал себе сорваться в поцелуй, хотя хотел кусаться, жрать, глотать ее всю…

Направил головку во влагалище и чуть толкнулся в глубину, входя только напряженной головкой. Зубами заскрипел — так дико хотелось надавить сильнее и продраться глубже. Так глубоко, как смогу. Но краткой амплитудой таранил мокрое лоно, держа себя за узду буквально, чтобы не лишить пигалицу девственности.

Когда она снова задышала сбивчиво и потекла на головку, прошептал в пухлый ротик:

— Тебе нравится? Нравится, скажи мне?!

— Да-а-а… — прошелестела тихо, алая моя.

— Тогда сделай для меня кое-что?

Распахнула глазищи, обрушивая на меня смесь эмоций — от страха, ожидания и протеста до предвкушения. Закусила нижнюю губу,  потом провела кончиком язычка по верхней.

О да, мелкая! Я знаю, о чем ты подумала! И натянул бы эти твои губки на свой стояк, но не сейчас… Отказывал себе в этом, а у самого все самое ответственное в этот момент защекотало от невыносимого желания сделать  это немедленно. Дать ее верхним губкам пососать головку, потом влупить до самых яиц между нижних. Арррр!

— Хочу сосать твою сиську, когда буду кончать на твою дырочку. — Закусила губёшку, стеснительная моя. — Хочу, чтобы сосок катался у меня во рту… — продолжал грязно совращать девчонку проникновенным тоном, столкнул нас лбами, едва задевая ее губы.

Ритмичные скользящие движения головкой по клитору, между напитанных росой возбуждения складочек, немного в дырочку, ка в омут с головой, до выноса мозга, пота на висках и по позвоночнику от неутоленного напряжения. Я ее трахал, не трахая. Развращал, оставляя невинной. Просто кипел в котле похоти, но был нежен до слез.

Обхватил ее за спину и снова откинул на свою руку, склонился и приник к нежному ореолу ртом. Сжимал между губ твердый камешек соска, облизывал его и прикусывал, чуть царапая краешками зубов, нежно посасывал, втягивая в рот глубже и перекатывая на языке сладкий кружок сливочно-ванильной плоти, как хотел бы, чтобы это делала она с моим членом. Снова лизал и посасывал, дурея от контраста такой нежной кожицы и плотного бугорка на ее вершинке. Прямо как у нее между ножек комочек клитора между персиковой мякоти сахарных складочек.

— Вита-аля-я-а-а… — застонала первокурсница и содрогнулась от первого удара очередного оргазма.

Да, девочка! Наконец-то ты сделала это!

Блядь! Не насадить ее на себя сейчас стоило всех сил. Звук собственного имени ударил в пах и в мозг — она признала меня своим властителем! Она — моя! Моя милая, сладкая, нетронутая еще щелоч… девочка!

Врезался в рот Маринки своим ртом, растерзал ее губёшки жадными укусами, которые тут же зализывал и снова прихватывал зубами, еле сдерживаясь, чтобы не укусить так сильно, как кончал в эти секунды, впервые так сильно, так долго, так сладко. Меня просто протрясло всего с головы до пяток от наслаждения, что показалось, пол подо мной закачался. Придавил Маринку всем телом к стене и набрасывался на ее губки, сосал их и лизал, тараня мокрое влагалище каменным стояком, на переделе воли оттягивая себя от упругой преграды, чтобы не порвать ее.

И от мысли, что сделаю это очень скоро — это просто неизбежно, не изменить, не отменить, не отодвинуть — кончил второй раз.

И хотел еще…

Но я бы уже не сдержался.

Мы стояли и дышали тяжело. Я распластал Маришку по стене, вжимаясь в ее желанное тело, так же жадно лапал за попу и сиськи, тянул на себя бедра, чувствуя, как на член, зажатый между ее ножек, медленно стекает из ее дырочки моя сперма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Много спермы. Пара полных зарядов, — хватило бы заправить ей полный бак.

Мы целовались, все еще стоя без штанов. Внизу в подъезде хлопала дверь, гудел, поднимаясь и опускаясь, лифт, а мы в закутке между этажами сосались, как подростки, безмолвно, нагнетая новое «хочу тебя немедленно». Маринка жалась ко мне, исследовала тело взмокшими горячими ладошками, ощупывала мышцы на груди, спине, плечах… ягодицах и бедрах. И от этого ее любопытства щемило в груди как-то невыразимо… чуть не до сентиментальных слез.

Сука! Меня просто пёрло от неё, бомбило! Накрывало жадностью до ее прикосновений! Я ловил ее малейшее движение, эмоцию и наслаждался, как вампир, выпивал ее ментально до дня, чтобы вся была во мне: текла в крови, билась пульсом, вибрировала в голосе, продирала ноготками по коже, колола мурашками изнутри и топила сердце в чем-то осязаемом, тяжелом, сладко-горячем, как разогретый мед… и одновременно легким и укутывающим, как одеяло…

Она мне просто душу вынула и собой заменила. Прокачала систему, переустановила драйвера, взломала код и запустила себя в меня как вирус. И не спросила разрешения. Просто как туман, от которого не защититься никакими «нельзя», «не вовремя», «опасно» просочилась, и уже ничего с этим не сделаешь.

Даже просто целоваться с ней и прижиматься к ней так кайфово, что плевать на все вокруг: на оторванные головы, Егора в башке, шершавые подъездные стены, на то, что…

…пацан лет четырнадцати спускался бегом по лестнице, не дождавшись, видимо, лифт, и замер, когда увидел мой голый зад, спущенные до пола штаны и трусики с колготками Маринки на полу.

Щенок успел сделать пару снимков!

— Цыц! — рявкнул на него, закрывая собой пигалицу, спрятавшую лицо на моей груди. Пацан с улюлюканьем понесся дальше, заржал где-то на пару этажей ниже. — Ну все, мой голый зад теперь будет светить в интернете, — усмехнулся, поднимая за подбородок лицо Маринки. — Хорошо, что он видео не снял! — хохотнул, неохотно отпуская девчонку. — Сейчас еще дружков приведёт, — усмехнулся. Я бы привел в своем бурном детстве.