Соня сделала два шага и остановилась, не решаясь подойти ближе. Посмотрела на него с мольбой и отчаянием. Но что ему её отчаяние, когда у самого в душе полыхали пожары, низвергались вулканы и разносили всё в клочья торнадо.

Почти равнодушно он отметил, что Соня выглядела зареванной. На припухшем лице — ни грамма косметики. Волосы, свисая спутанными прядями, закрывали левую сторону. На ней были розовые домашние штаны и из-под куртки, которую она сжимала у ворота рукой, выглядывала такая же розовая кофта. Пижама, что ли? Впрочем, плевать. Даже думать не хотелось, что там у неё произошло.

— Чего тебе? — спросил сухо, будто чужой. — Зачем пришла?

— Пожалуйста, Женя, — тихо промолвила она. — Не говори так со мной.

— Если честно, я вообще не хочу с тобой разговаривать. Никак и никогда.

С минуту она смотрела на него с невыразимой болью во взгляде. Потом губы ее задрожали, поползли вниз. Вот только её слёз ему сейчас не хватало!

— Зачем ты это сделала? За что ты так с ней?

— Ты и сам знаешь, Женя. Я люблю тебя, а она… Пока она не пришла, у нас всё было хорошо. А она всё разрушила.

— Это ты разрушила. Её жизнь, мою, свою… Соня, чего ты добивалась? Я реально просто не понимаю, на что ты рассчитывала. Унизить её хотела? Ну, унизила. И что? Стало тебе легче?

— Я хотела, чтобы она ушла! Просто ушла! Вернулась туда, откуда приехала. Чтобы всё стало как раньше.

— Да не будет уже как раньше. Даже если бы… — он, не договорив, отвернулся. Выдохнул, пытаясь справиться с нахлынувшей злостью.

— Я поняла… Женя, я не думала, что вот так всё получится, что до такого дойдёт. Не думала, что она… так всё воспримет. Я не хотела этого.

— Ты не хотела, но оболгала.

— Я не знала этого! Я думала, что она правда такая! Ты же и сам так подумал. Да я вообще сначала на неё внимание не обратила. Ну, то есть видела, конечно, и её, и того мужика… отчима её, но даже не запаривалась, кто это. Мне вообще не до того было. Я думала только, что теперь с тобой будет. Боялась, что наши тебе что-нибудь сделают. Так ведь оно и вышло! Все от тебя отвернулись.

— Да и пусть. Я просил тебя вмешиваться?

— Не просил, но я не могла этого стерпеть. Это несправедливо. Тебя все обвиняли, тогда как это она была виновата. И при этом осталась в стороне. А когда Жоржик мне передал твои слова, что у неё другой, что ты их в субботу видел вместе… ну и припомнила сразу. Я честно подумала, что это её папик…Ну а кто? Старый, на тачке крутой… А там уже понеслось… Я просто за тебя на неё злилась…

— Так я тебе спасибо должен сказать? — с горькой усмешкой спросил он.

Соня взглянула затравленно и покачала головой.

— А что ты тогда от меня хочешь? Зачем пришла?

Соня опустила голову и сдавленно произнесла.

— Не знаю… Мне просто некуда больше пойти.

— Иди домой, Соня.

Соня покачала головой, не поднимая глаз, потом вздрогнула, точно её прошила судорога, раз, другой и вдруг разрыдалась.

— Я не вернусь домой, — сквозь всхлипы выдавила она.

— Да ты чего?

— Не вернусь! Он меня убьёт!

Потом резко задрала куртку вместе с рубашкой и приспустила штаны. Женя посмотрел на оголённое бедро, бок, живот и непроизвольно содрогнулся, затем, сглотнув, отвёл взгляд от чудовищных красно-багровых кровоподтёков, почти сплошь покрывавших её тело от рёбер до колен.

— Отец? — спросил Женька севшим голосом.

— Он очень злой пришёл после собрания, ещё выпил… — Соня натянула штаны и запахнулась. — Женя, я понимаю, что мы теперь… не вместе. И ты, наверное, ненавидишь меня. Но мне, правда, не к кому больше пойти… Я хотела попросить у тебя… немного денег, если есть. Хоть немного. На дорогу.

Женька округлил глаза.

— Я уехать хочу. Потому что если отец узнает, что это я, что это моя вина… А Лида сказала, что обязательно выяснит, кто всё это начал. На комиссию вызовет, разбирательства всякие будут… Ты не представляешь, что он со мной тогда сделает… Лучше сразу с моста или под поезд…

Соня захлёбывалась слезами, не успевая подбирать их рукавом.

— Соня, всё, успокойся, — Женя подошёл к ней, взял за плечи, заглянул в мокрое лицо. — Не выдумывай ерунду. Иди домой.

— Но…

— Без но. Это я всё начал, не ты. Это моя вина. Я приду и…

— Нет-нет, — затрясла она головой, глядя на него во все глаза. — Ты не должен из-за меня…

— А я не из-за тебя. Ты же сама сказала, что ничего такого не подумала, пока тебе Жоржик не передал мои слова. Так что…

— Женя! — Соня снова начала плакать.

— Иди домой, а? — Злость уже улеглась, но теперь Женьке казалось, что рядом с ней он задыхался.

Соня бросила на него острый взгляд, потом повернулась к двери.

— Только не трогай её больше. Я тебя по-человечески прошу — оставь её в покое.

Соня оглянулась на него, несколько секунд просто стояла и смотрела ему в глаза, потом кивнула и вышла из комнаты.

37

На коже полыхал след от её руки. Сердце тяжело бухало в груди так, что стучало в ушах. И этот стук на долгие несколько секунд заглушал все остальные звуки.

Впрочем, все молчали, онемев, словно придавленные этой сценой.

Первой вслед за Микой из кабинета выбежала Вера, и лишь потом потихоньку стали расходиться остальные. Опять же — в молчании. Кого-то этот эпизод шокировал, кто-то — испытал растерянность и неловкость, но все чувствовали, что любые разговоры сейчас уместны не более, чем смех на похоронах.

Даже из кабинета выходили с опущенными головами. Один Женька не двигался, продолжая стоять столбом возле своей парты. Для него будто время замерло, и сам он, кажется, перестал дышать.

Рогозина и Жоржик переглянулись, но не уходили, неловко топтались рядом. Когда в кабинете почти никого не осталось, к нему подошёл Лёша Ивлев. Сузив глаза, посмотрел в упор. Затем процедил тихо:

— Сука. После уроков за школой потолкуем.

И вышел.

Сам Женька отмер лишь тогда, когда в кабинет потянулся другой класс. На следующий урок успел со звонком. Когда проходил мимо её парты, смотрел на неё во все глаза, но она, не поднимая головы, листала учебник.

Математичка объявила самостоятельную на два варианта. Отвела на всё про всё двадцать минут. Потом отправилась между рядами собирать работы. Некоторые торопливо дописывали, бормоча: «Сейчас, сейчас, мне тут немножко осталось».

— Времени было предостаточно! — сердилась она и вырывала листочки буквально из-под пера.

Потом дошла до Женькиной парты.

— Это что? — указала она на абсолютно пустой тетрадный лист, на котором он даже дату не сподобился написать. — Колесников, я тебя спрашиваю.

Но вытрясти из него хоть какой-то ответ ей не дали. В кабинет заглянула классная, махнула всем рукой, чтобы не вставали, нашла Женьку глазами:

— Женя. Колесников, к директору. Прямо сейчас.

Математичка отступила, давая ему выбраться из-за парты. Все развернулись, уставились на него, Соня аж губу закусила в отчаянии, да и остальные смотрели с сочувствием, как на казнь провожали. Только она сидела прямо, бесстрастно глядя перед собой, ледяная и неприступная. Ну а чего он хотел? Всё правильно.

Лидия Петровна встретила Женьку немигающим взглядом в упор. Долго держала паузу и буравила его глазами. Такой психологический приём, чтобы заставить нервничать. Чтобы выбить почву из-под ног ещё до начала беседы. Раздавить морально, а потом уж раскручивать «тепленького».

Но Женька под её взглядом-прицелом не выказывал ни малейшего беспокойства. Пусть бы она хоть дыру насквозь прожгла, сейчас его совершенно не трогали ни её взгляды, полные осуждения и презрения, ни слова, что она ему скажет, ни даже последствия. Что там ему полагалось? Учёт? Отчисление? Без разницы. Как он себя винил — так Лидия Петровна слов таких не знает.

Его отрешённый вид директриса восприняла по-своему. Решила, что ему даже не стыдно за содеянное, что ему попросту на всё плевать, хоть классная и делала робкие попытки вступиться.

Женька слушал её нервную речь, подпирая стенку плечом. Присесть она ему не предложила, а стоять ровно уже не мог. Ноги сделались ватными. Перед глазами плыло, а в груди мелко знобило. Видимо, снова поднялась температура.

— Стой прямо, когда с тобой разговаривают! — рявкнула Лидия Петровна, когда Женька, устав, всей спиной и затылком откровенно навалился на стену. — Ещё приляг тут!

Вот это он бы с удовольствием.

В конце концов директриса его отпустила, сообщив, что с понедельника и его, и родителей «затаскают по комиссиям». Про исключение из школы она ничего не говорила, но, наверное, это само собой разумелось.

Промурыжила она его почти час, и когда он вышел из приёмной директора, уроки в их классе уже закончились. Начались занятия у второй смены.

Женька спустился в вестибюль, а там его как раз поджидал Лёша. Кивком позвал следом, на улицу. Но во дворе, у крыльца, внизу, как оказалось, крутились ещё Жоржик и Соня.

— Пошли за школу, — велел Лёша. — Поговорим.

— Говори тут, — протянул Женька, надевая куртку.

— Что так? Зас**л? — презрительно скривился Лёша.

— Не хочу, — пожал плечами Женька. — И лень. Есть что сказать — говори.

С минуту Лёша испепелял его взглядом. Раздув ноздри, дышал тяжело и шумно. Покраснел весь. А челюсти стиснул так, что желваки под кожей ходуном ходили.

— Что, Лёха, — глядя на него, усмехнулся Женька, — руки чешутся?

— Ну ты и сука! Гнида самодовольная. Это ты ей такое устроил за то, что она тебя отшила тогда? Что? Не смог пережить, что хоть кто-то тебя нахрен послал?

— Ага. Кстати, почему меня этот кто-то послал нахрен, не скажешь?