Елена Шолохова - Жестокие игры в любовь

— Приду, — пообещал он, и ему казалось, что этим «приду» он отсекает прошлое. Не перечёркивает, но ставит точку в истории своей любви, такой глупой, острой, болезненной и никому не нужной. Ещё бы вытравить тоску, но это дело времени…

Спустя 4,5 года

Летать Мика боялась до обморока, хотя причину своего страха сама объяснить не могла. И это была не просто рядовая предполётная тревога, а настоящая аэрофобия со всеми вытекающими.

Обычно, да почти всегда, Мика предпочитала не истязать себя и окружающих и ездила исключительно поездами. Но только не в этот раз. В этот раз у неё попросту не было выбора. Точнее, времени.

Мать позвонила накануне и сообщила, что бабушку разбил инсульт…

— Как так получилось?! Что с ней? Как она сейчас? — перепугано кричала Мика в трубку, но мать ничего толком не знала.

Ей самой, сказала, утром позвонили соседи. Нашли, мол, в подъезде, вызвали скорую, сообщили ей. А она еле дождалась, когда и в Москве наступит утро, чтобы связаться с Микой.

Первые несколько минут Мика в ужасе бесцельно металась по комнате, не понимая, что делать. Потом усилием воли взяла себя в руки.

Она плохо разбиралась в медицине, но даже её скудных представлений хватало, чтобы понимать — бабушке необходим уход. И это надолго. А ещё знала — от матери там пользы никакой.

Билеты она заказала через интернет. Затем наведалась в головной офис компании, где внештатно работала переводчиком последние полтора года и куда обещали взять официально, когда диплом бакалавра будет на руках. Но теперь пришлось уволиться. Хорошо хоть для внештатников нет такой волокиты, не надо готовить приказы и прочее. Расторгли договор подряда и готово. А зарплату обещали перечислить на карту.

Тем же вечером она вылетела. Наглоталась успокоительных, но всё равно все шесть часов полёта сохраняла видимое спокойствие через силу и молча терпела жуткую тахикардию. Напоминала себе утешительную статистику, если верить которой самолеты — самые безопасный транспорт, но всё равно каждую секунду прислушивалась к звукам механизации, жадно пила воду и промакивала лицо платком.

Выдохнула лишь, когда сели. Но от пережитых впечатлений, наслоившихся на страх за бабушку, всё никак не могла в себя прийти. Её колотило, как от озноба, несмотря на июльскую жару. Ещё и пропустила свой багаж — аккуратный чемодан на колесиках, и пришлось ждать второй круг ленты.

Хорошо хоть разница во времени сыграла на руку. В Москве сейчас была глубокая ночь, а здесь — уже утро. Город просыпался. Так что Мика заскочила домой, впопыхах приняла душ, переоделась и отправилась в больницу.

Ехала и молилась про себя каким ни на есть богам, чтобы бабушка выкарабкалась. И ведь главное, они накануне созванивались. Мика рассказывала ей, как сдала выпускные экзамены, хвасталась отличными оценками, советовалась, стоит ли поступать в магистратуру или вплотную работать. Бабушка убедила её учиться дальше. Так и сказала: «Жду тебя в августе студенткой магистратуры».

Она довольная такая была, энергичная, бодрая. Словом, ничего не предвещало… И это самое страшное — то, что беда приходит внезапно, когда ты плохого не ждёшь, когда ты попросту не готов…

Больница оказалась огромной, с множеством корпусов. И ни вывесок, ни указателей, ни людей, у кого спросить. Мика уйму времени убила, пока нашла нужный корпус, пока пробилась через кордон охранниц, пока добралась до неврологического отделения, потом ещё около получаса ждала лечащего врача.

Врач, пожилой кореец, закончив обход, пригласил её в ординаторскую. Мике понравилось, что он, никуда не заглядывая, сразу понял, о ком речь. Даже назвал бабушку по имени и отчеству. И вообще выглядел неравнодушным.

— Да, Анна Михайловна… — говорил он с еле заметным акцентом. — Поступила к нам позавчера с ишемическим инсультом. Ну, в нашем случае ей повезло, насколько вообще тут может повезти. Помощь была оказана быстро. Всё необходимое лечение она получает. Но вы должны понимать — её жизнь теперь будет совсем другой…

Никаких прогнозов он не давал. Не пугал, но и не обнадёживал, только повторял, что всё теперь зависит от них самих. Строгая диета, полный отказ от курения, режим, лекарства…

— Всё будем делать, я прослежу. Лишь бы она жила!

Врач позволил себе сочувствующую улыбку.

— А почему вообще так случилось? Бабушка была… казалась здоровой.

— Мало ли, — пожал плечами врач, — у вашей бабушки забиты сосуды.

Затем он выписал ей пропуск на посещение, с которым можно было приходить не только в часы приёма и не воевать больше с охраной.

А вот в палату заходить стало вдруг страшно. Страшно найти бабушку другой, изменившейся.

Бабушка и правда изменилась. Они, конечно, не виделись почти два года, за это время она, понятно, постарела. Но не от этого захлестнуло сердце. Непривычно, даже дико, было видеть её, такую всегда живую и активную, лежащей неподвижно, с лицом отстранённым и каким-то пустым. Впрочем, как только она увидела Мику, то сразу ожила, даже закопошилась, пытаясь приподняться.

— Бабуленька, тихо, лежи-лежи. Тебе нельзя вставать… ну, что ты… — бормотала Мика, с трудом сдерживая слёзы. Наклонилась, припала губами к её щеке, сухой и тёплой.

Бабушка и сама пустила слезу. Попыталась что-то сказать, но Мика смогла разобрать лишь своё имя. При ней она ещё крепилась. Но потом пришла медсестра, чтобы поставить бабушке систему, и Мика вышла в коридор. Опустилась там на кушетку и беззвучно разрыдалась.

Однако позже, вернувшись в палату, она старательно бодрилась и улыбалась. Рассказывала бабушке о всякой ерунде, лишь бы не подпускать горькие мысли. И бабушка слушала, кивала и даже улыбалась.

Домой она вернулась уже вечером. И снова накатило горестное чувство. Глядя на бабушкины вещи, на её аккуратно заправленную кровать, на её тапочки в прихожей, Мика снова всплакнула. Но почти сразу себя одёрнула. Врач прав — теперь жизнь, не только бабушки, но и её, будет совсем другой. И раскисать нельзя. Надо просто делать то, что нужно, и не рефлексировать.

А для начала не мешало бы поесть. Со всеми хлопотами и треволнениями она почти сутки на одной воде.

И тут в дверь позвонили. Мика решила, что это мать. Она ей звонила из аэропорта, но та не могла нормально разговаривать. Видимо, рядом был Борис Германович. Мике даже показалось, что она слышала его недовольный голос на заднем фоне.

Но это оказался Лёша Ивлев. Мика на секунду растерялась от неожиданности.

— Привет, — просиял он. И широко улыбнувшись, шагнул к ней и крепко обнял.

А он изменился, отметила про себя Мика. Возмужал и стал увереннее, что ли. Раньше он краснел и заикался, когда она его под руку брала, а тут — сразу с объятьями.

— А я иду домой, — расцепил руки Лёша, — гляжу: у вас свет горит. Подумал, неужто ты приехала. Так и есть. Страшно рад тебя видеть. Ты… ты стала такой красивой.

Он отошёл на шаг и окинул её взглядом. Тоже совсем не таким, каким прежде. В школе он смотрел на неё чуть робко и с беззаветной преданностью. Сейчас же взгляд его был мужским, даже слишком мужским, оценивающим таким и немного нагловатым. Или же ей так показалось по сравнению со школьным Лёшей.

— То есть ты и раньше была красивой, но сейчас — просто с ума сойти можно…

И говорил иначе, хоть и с искренним восхищением.

«Да что я в самом деле», — сказала себе Мика. Разумеется, он изменился! Они же не виделись с самого выпускного. Лёша после школы сразу ушёл в армию, а она уехала учиться в Москву.

Два года назад Мика приезжала сюда ненадолго под Новый год, но ни с кем не встречалась. Проведала бабушку и обратно. Не хотелось ей тогда никого видеть. Не хотелось даже вспоминать то, что было в школе.

— Как бабушка? — спросил Лёша. — Мать же моя её нашла прямо тут на площадке. Вызвала скорую, ну и вот…

— Плохо, конечно, но бывает и хуже. Её хотя бы не парализовало. Передай спасибо маме.

— А ты сама к нам заходи. Нет, правда, заходи?

— Ну, не знаю, может, потом как-нибудь.

Мике было неловко рядом с Лёшей, до сих пор, хоть он и вёл себя вполне естественно. Будто тогда, во время выпускного, ничего между ними не произошло. Забыл? Нет, вряд ли. Она же помнит, и ей до сих пор не по себе. Но, может, он решил, что нечего зацикливаться на прошлом и живёт дальше? В общем-то, и она жила дальше и ни о чём не вспоминала, пока не приехала сюда, пока не пришёл он…

— Обязательно заходи! А сейчас ты что собираешься делать?

— Да ничего особенного. Отдохнуть хочу после перелёта. Завтра с утра опять в больницу. Только вот в магазин схожу. Куплю что-нибудь на ужин.

— Так я тебя отвезу, я на машине, — с готовностью предложил Лёша.

— Да близко же, так пройдусь.

— Ну, значит, я тебя провожу. Или ты против? — посмотрел на неё внимательно.

— Да нет, — пожала плечами Мика, вновь испытав неловкость. — Нет, не против. Давай сходим.

Вся следующая неделя прошла как один день. Не потому что быстро, нет, наоборот, казалось, время порой вообще не двигалось. А потому что каждый последующий день был точной копией предыдущего.

В семь утра Мика вставала и ехала в больницу, проводила там весь день, ухаживая за бабушкой. Вечером возвращалась домой, ужинала чем придётся, потом — душ и спать. Это однообразие действовало отупляюще. Но уж лучше так, говорила она себе, чем плохие новости.

Из хорошего — на карточку перечислили зарплату, даже больше, чем она ожидала. И это очень кстати. Лечащий врач предупредил сразу, что лечение бесплатное, а вот реабилитация обойдётся дорого.