Не в силах вымолвить хоть слово, я кивнула. Для пущей убедительности - два раза.

- Елизавета, вот что за хрень? - Карабас грохнул кулаком по столу так, что все письменные принадлежности подпрыгнули. - Скажи мне, как думаешь, почему я строго запрещаю романы с клиентами?

Я сжала ремешок сумочки так, что костяшки побелели.

- Потому что это мешает работе.

- Ай-яй-яй, работе мешает! Еще скажи, что спать с клиентом не по фэн-шую.

- В фен-шуе я не сильна, но если считаете... - мне вдруг стало все равно, наверное, сказалась передозировка эмоциями в последние дни.

- Елизавета, мозг включи! - раздался новый удар о стол. - Почему нельзя сближаться с клиентом?

- Потому что заканчивается все плохо.

- Уже тепло! Развивай мысль.

Чувствуя, как к глазам подступили слезы, я отрицательно замотала головой. Хватит. С меня точно хватит.

- Потому что врач с пациентом не спит, - вместо меня уже без злости спокойно ответил Карабас. - Когда он начинает спать с пациентом, он перестает видеть объективно. Эмоции заслоняют зрение. И очень часто он теряет пациента. В прямом! Самом прямом значении.

- Я не сказала Нику, что знала о заговоре за его спиной, - единственное, что я могла сказать в свою защиту. Однако легче от этого не стало - скорее наоборот.

Босс и вида не подал, что удивлен истинной причине пиара. Видимо, уже привыкший за много лет, что более сильные используют знаковые фигуры как разменные монеты, он лишь равнодушно пожал плечами.

- Это то, о чем я и говорю. Пиар-менеджер не обязан снимать с клиента капканы. Никакой заботы, никакого сочувствия. Терапия пиаром. Потом пусть как хочет живет в новой шкуре. Хоть повесится. А вот любящая женщина... - один уголок губ приподнялся вверх. - Я ведь предупреждал.

Удар ножом в сердце, вероятно, не был бы таким болезненным, как эти слова. Босс словно кожу содрал заживо, озвучив мои собственные мысли.

"Никакой заботы, никакого сочувствия". Как? Сразу вспомнилась улыбка Ника, его сбитые костяшки, после того, как он выбил дурь из моего обидчика. Вспомнился пьяный вечер в баре. Черт! Я даже вспомнила те самые слова, которые Ник наотрез отказался повторить наутро: "Ты мне нравишься. Гораздо больше, чем просто нравишься".

Судя по тому, что босс открыл тумбочку и протянул упаковку салфеток из царских запасов, эмоции выдали меня с потрохами.

- И вот что с таким работниками прикажешь делать? – закатив глаза, он откинулся в кресле. – То влюбляются, то увольняются, то норовят залить слезами весь кабинет, словно без них в Питере влажности не хватает.

- Можно меня просто уволить? – я плюнула на свои двадцать минут и, как подкошенная, рухнула на ближайший стул.

- Можно. Только какой толк? Найму другую. Она тоже влюбится. И потом по новой.

- Му…- шмыгнула носом. – Мужчин нанимайте.

- С нашей спецификой гей-клуб можно будет скоро открывать.

- Тогда не знаю, - я промокнула салфеткой уголок глаза. Слезы все же покатились. Плевать им было на "не время и не место", рвались наружу вместе с отчаянием и тоской.

Будто вышел на прямую связь с высшими силами, Карабас смежил веки и изваянием замер на своем месте. Плачущий работник напротив его будто и не интересовал. Ревет? Ну и пусть ревет себе! Куда небожителям до смертных?

Вместо него с открытым ртом и тревогой на лице в дверную щель на меня посмотрела Леночка. Чтобы стать моим зеркальным отражением, ей не хватало только черных ручейков у глаз и красного носа. От неожиданной женской солидарности у меня ком в горле застрял. Неужели я так плоха, что даже нашей всегда веселой и глуповатой секретарше меня жалко? Неужели таким будет мой уход?

- Эх! Может, и правда судьба... - Карабас стряхнул с себя божественное оцепенение и снова полез в стол. - Держи, - словно случайно уронив со стола мое заявление, он протянул тонкую папку с пометкой "СРОЧНО". – Один ведущий на отдыхе совсем мозги растерял. Любовник слил в сеть информацию, что он гей. На этой почве они разругались, и теперь его скорбный лик в желтой прессе не дает спать генеральному продюсеру канала.

Заторможенная из-за повышенной слезливости голова соображала медленно. Я даже успела пролистать досье от первого до последнего листа, пока поняла значение слов босса.

- Вы отправляете меня... - взгляд упал на графу "местонахождение клиента" и дар речи пропал.

- А куда тебя еще такую можно отправить? - Карабас снял очки и устало потер глаза. - В город любви, конечно. Этот му*ак уже неделю из Парижа не выезжает. Трагедия у него, понимаете ли. Не до работы.

Я нервно облизала губы. Картинка, на которой уволенная Лиза Романова ревет в подушку днями и ночами, подернулась рябью.

- И что мне нужно будет делать? – спросила шепотом.

- Если ты не умеешь превращать геев в натуралов, то, вероятно, ничего. Шило выпало из мешка.

- И Вы думаете, что мне можно довери…

- Плакать в городе любви точно будет лучше, - не дав мне договорить, закончил босс. – А с геем ты роман не закрутишь.

Все еще не веря, что такой поворот возможен, я вновь глянула на щель в дверном проеме. Длинный нос Леночки все же стал красным, как у меня. Но на губах играла улыбка. "Я не сплю. Мне это не снится".

- Только я тебя прошу, - Карабас поднялся и, намекая, что аудиенция окончена, распахнул дверь, - никакой сырости в Питере. Утром перелет. Клиент должен получить вменяемого пиарщика. Уже потом... Хоть Елисейские поля вдвоем слезами залейте. Хоть Лувр затопите. Что угодно.

Еще несколько минут назад я планировала закрыться в квартире, чтобы минимум неделю убиваться по своим рухнувшим отношениям. Был даже составлен план страданий: никаких подруг, никакой валерьянки, только слезы, шоколад и драмы по ТВ. После кучи перепробованных способов пережить расставание в прошлый раз меня спасло лишь это.

Но реветь в Париже... Под французские драмы и с настоящими французскими трюфелями... Такой способ просто необходимо было испробовать.

Ник.

- Извините, билетов нет.

- Ни на сегодня, ни на завтра, ни на послезавтра. Просим прощения, мы не можем ничего сделать.

- Да, и в суперэконом-, и в бизнес-классе тоже все раскуплено.

- Нет, и даже по двойной цене.

- На Москву билетов нет тоже.

Казалось, что я сплю, и мне снится кошмар. Одни и те же фразы вчера вечером. Точное их повторение сегодня утром. Ни деньги, ни просьбы, ни звонки знакомым - достать чертов билет было невозможно.

Несмотря на кругленькую сумму на карте, я оказался в ловушке. С одной стороны Лиза, которая вечером не брала трубку, а утром вдруг превратилась в "абонент находится вне зоны действия сети". С другой - долбанный аэропорт.

От безысходности я даже связался с сочинским аэроклубом. Куда их самолеты только не летают на соревнования или под видом учебных полетов. Если бы нельзя было приземлиться, прыгнул бы с парашютом. Не впервой. Но и там меня поджидал отказ.

Из-за небывалого наплыва туристов на счету находилось все, что умело летать. Словно прыжки с парашютом стали обязательной программой отдыха, в аэроклуб ломились сотнями. Перворазники, опытные спортсмены – очередь была расписана на недели вперед, и на отдельный рейс не стоило и рассчитывать.

Хоть садись за руль и езжай на машине! К обеду следующего дня я готов был и на автомобильную поездку. Служба проката, конечно, удивилась бы. Но что остается делать, когда от тебя сбегает вооруженная богатой фантазией и горячим характером девчонка?

Я уже прикидывал список покупок, которые нужно будет сделать перед дальней дорогой, как шлявшийся ночь невесть где Федор вдруг решил порадовать своим присутствием.

- Коль, сколько у тебя денег с собой? - сузив глаза, он посмотрел в сторону очереди на регистрацию и потом опять на меня. - Наличными сколько?

- Ты решил меня не только без контракта оставить, но еще и без денег?

- Так сколько?

Мои слова отлетели от Федьки как горох от стенки. Он даже смущение не удосужился изобразить - как стоял надо мной с протянутой рукой, так и продолжил стоять.

- Блин, - руководствуясь больше желанием избавиться от агента, чем отвечая на его просьбу, я достал из заднего кармана брюк портмоне. - Десять. Нет! Пятнадцать тысяч. И... триста двадцать рублей. Тебе хватит?

- Эх, - Федор почесал лысину.

- Мало? - я обалдел.

- Да. А на карте сколько?

- Больше.

- Гони!

- А не охренел ли ты?

Не утруждая себя объяснениями, Федор выхватил из рук кошелек и принялся рыться среди карточек.

- О, нашел, - как карманник со стажем, вытащил золотую визу. - Пин-код скажи какой.

Борзость агента зашкаливала. От удивления замолчал даже мой голодный желудок, который уже полчаса пугал всех вокруг глухим утробным рычанием.

- Колька, не тяни. Не для себя стараюсь. Какой пин?

Так и хотелось поинтересоваться, умеет ли он в принципе стараться не для себя, но Федька снова стрельнул взглядом в сторону счастливчиков с билетами.

- Двенадцать тридцать пять, - смутная догадка шарахнула молнией по голове, и только я успел договорить, как Федор с моим кошельком и карточкой ринулся к ближайшему банкомату.

В отличие от очереди на рейс, у него не было ни одного человека. Растратившие все свои запасы за время отдыха, гости приморского городка даже не смотрели в сторону набитого деньгами банкомата. Им нечего было снимать, а вот мне... Когда я увидел толщину пачки в руках агента, челюсть невольно опустилась вниз.

- Все, пошли, - Федор сунул мне портмоне. - Сейчас одна пара молодоженов понесет сдавать билеты. У них тут был медовый месяц. Вернее, неделя, - агент, словно атомный ледокол, врезался в толпу, прокладывая себе и мне путь к кассам, - на большее у них денег не хватило, но благодаря твоему спонсорству смогут отдыхать дольше.