И тут она вспомнила о некой сестре Хопкинс, которая хорошо к ней относилась, но потом получила какое-то наследство и ушла из Рествуда. С тех пор миссис Фишер считала, что ей лучше лежать в кровати и не рыпаться.

— Эта самая сестра Хопкинс, — говорила миссис Фишер, — росточком не вышла, зато была поперек себя шире и силищи в ней было дай Бог каждому. Ну, ты-то любого за пояс заткнешь — вон какая здоровая! Это хорошо; при такой работе, как здесь, очень даже полезно.

— И куда же она потом подевалась?

Сестра Хопкинс перешла работать в психушку для уголовников, объяснила ей миссис Фишер, а там весь персонал такой, что она своим видом никого не удивит. Вот бы Руфи с ней познакомиться — они бы поладили, как пить дать. Добрый друг — тоже не последнее дело. Но, как хотите, а с дочкой она жить не будет. Чего ради она должна идти на поводу у этой сучонки?

— Ну-ну, надо уметь прощать. Для начала вы могли бы просто погостить у нее, разве это так трудно? Сели в поезд да поехали — повидаетесь, посмотрите, что да как.

— Стара я разъезжать.

— Да вам всего только семьдесят четыре. Не о чем говорить!

— Ну, может, и съезжу, — сдалась миссис Фишер. — Как-нибудь в воскресенье, днем.

— В поезд я вас посажу, — сказала Руфь. — И обратный билет куплю, и предупрежу по телефону, чтоб слуга вас там встретил.

— Слуга?! — изумилась миссис Фишер. — Э-э, да меня, похоже, водят за нос!

— Похоже, похоже.

— От меня правды не утаишь! — заявила миссис Фишер. — Я ее насквозь вижу. Живо выведу на чистую воду!

И вот в воскресенье утром Руфь высыпала из пузырька безобидные витамины, которыми она потчевала миссис Фишер, и вновь заменила их таблетками валиума и могадона. Затем, пока миссис Фишер обедала в столовой, Руфь вылила содержимое ночного горшка миссис Айвен на кровать миссис Фишер и внесла в комнату вазу с увядшими георгинами, чтобы, пусть ненадолго, отбить все прочие запахи. Вскоре после этого миссис Фишер, наряженная в свое лучшее зелено-фиолетовое с грязно-черными разводами платье, была посажена в поезд, и Руфь вручила ей билет до ближайшей к Высокой Башне станции.

После чего она вернулась в Рествуд и из кабинета миссис Трампер позвонила Гарсиа — предупредить о визите матери миссис Фишер и попросить встретить ее на станции. Отрапортовав все это официальным голосом, она повесила трубку прежде, чем Гарсиа успел сообщить суть дела Мэри Фишер и спросить, какие будут распоряжения.

Руфь села в кресло возле телефона и стала ждать, когда раздастся звонок — ждать пришлось недолго. Из трубки рвался голос Мэри Фишер. Не дав себе труда выяснить, с кем она говорит и тот ли это, кто ей нужен, она разразилась гневной тирадой, и голос ее звучал на октаву выше обычного.

— Этому просто нет названия, миссис Трампер! — кричала Мэри Фишер. — Начать с того, что сегодня вечером даже нет обратного поезда. Во-вторых, меня обязаны были предупредить по крайней мере за неделю, и, в-третьих, вы вообще соображаете, Что делаете? Отправлять беспомощную, ничего не смыслящую старуху одну на поезде куда ей вздумается! Да с ней Бог знает что может случиться!

— Это не миссис Трампер, — уточнила Руфь, изменив голос и придав ему интонации безукоризненной вежливости, — но в данный момент я ее замещаю. Миссис Трампер сейчас на похоронах. Если, как вы говорите, сегодня нет вечернего поезда, то правильнее всего будет оставить вашу мать у себя и проводить ее обратно завтра утром. Мы не имели возможности предупредить вас заранее по той простой причине, что ваша матушка сама нас ни о чем не предупредила. Она живой человек и к тому же полноправный член общества, а не почтовая бандероль, и никто не может запретить ей ехать, куда ей угодно. И напрасно вы думаете, что она ничего не смыслит. В последнее время состояние ее намного улучшилось, и все мы от души за нее рады. Ну, а вам, как дочери, это должно быть приятно вдвойне.

Мэри Фишер молча повесила трубку, поняв, что имеет дело с равным противником и дальнейшие пререкания ни к чему не приведут. Руфь осталась ждать у телефона. Раздался звонок. Гарсиа сообщил, что миссис Фишер вернется в Рествуд завтра утренним поездом, и просил послать кого-нибудь встретить ее на вокзале.

— Разумеется. Но, вы понимаете, расходы на такси придется записать на счет миссис Фишер.

Она приготовилась ответить еще на один звонок и немного поспорить относительно того, кто должен платить за такси, но телефон молчал.

Миссис Трампер вернулась с похорон миссис Свит в половине седьмого. С тех пор как миссис Фишер, присоединившись к ходячим, все чаще и чаще покидала комнату, миссис Свит стала таять на глазах. Очевидно, для поддержания жизненных сил ей требовалась сбалансированная диета из неприязни, отвращения и злобного бессилия. Одного лишь хлеба насущного ей было явно недостаточно. Этим наблюдением миссис Трампер поделилась с Руфью, когда открыла дверь своего кабинета и обнаружила ее у телефона, причем в голосе ее слышался упрек.

— Неважно, сколько ты живешь, — сказала на это Руфь, — важно как.

— Да-да, все понятно, — сказала миссис Трампер. — Но в результате я имею незанятую койку и подозрительно высокий процент смертности. Кому это понравится?

Руфь известила миссис Трампер о том, что миссис Фишер, по настоянию ее дочери, отпущена к ней до следующего утра.

— Да пусть делают, что хотят, — махнула рукой миссис Трампер, — лишь бы компенсации не требовали. Кстати, сама я ничего не имею против этой старой грымзы — наоборот. Она хоть не такая зануда, как остальные. В заведениях вроде нашего недолго и помереть со скуки. И ведь мрут, что интересно! Взять эту миссис Свит — наглядный пример. Ладно еще матрас в приличном состоянии оставила. И на том спасибо.

— Да, кстати, — сказала Руфь. — Я подумала, что пора вам сообщить: в последнее время у миссис Фишер кровать что-то сыровата.

— Сыровата?! — взвизгнула миссис Трампер. — Точнее!

— Мокрая.

— Все ясно — недержание! — поставила диагноз миссис Трампер, и все ее недавнее расположение к миссис Фишер как рукой сняло — она немедленно вскочила с кресла, настроенная действовать самым решительным образом.

— Если то, что вы сказали, подтвердится, — говорила она, грозно устремляясь вверх по лестнице, — значит, дело принимает серьезный оборот. Но я обязана лично все проверить. Чтоб потом не говорили, будто в Рествуде с кем-то обошлись бессовестно или бессердечно.

Миссис Трампер ощупала и обнюхала матрас миссис Фишер.

— Такое за один-два раза не устроишь, в чем в чем, а в этом я разбираюсь. Когда это началось?

— Наверно, с месяц тому назад, — сказала Руфь. — Я не хотела вам говорить, жалела миссис Фишер. В сущности, она ж не виновата.

— Вы уволены! — заорала миссис Трампер, бурля и клокоча от праведного гнева. — Полюбуйтесь, во что превратился матрас!

Матрас действительно был мокрый насквозь. С недавних пор Руфь вместо хереса стала приносить миссис Фишер пиво, не очень крепкое, зато в изрядном количестве.

Миссис Трампер позвонила Мэри Фишер и объявила, что миссис Фишер ни на каких условиях не может быть принята назад в Рествуд — ни завтра, ни вообще когда-либо. Рествуд — это пансионат для престарелых, а не богадельня для выживших из ума старух, которые к тому же мочатся под себя.

— Иными словами, вы желаете повысить плату за необходимость чаще менять белье и всякое такое, — сказала Мэри Фишер. — Я, конечно, заплачу, выбора у меня нет. Но это чистой воды вымогательство.

— Вы, наверное, меня не поняли, — сказала миссис Трампер. — Просто всему свой срок. Недаром говорят: до поры у норы, а в пору — в нору. Вот так и ваша матушка, мисс Фишер, — видно, пришла ей пора заползать в свою нору. Обратно я ее не приму.

— Но что же мне с ней делать? — захныкала Мэри Фишер.

— То же, что делала с ней я на протяжении последних десяти лет, — ответила миссис Трампер. — Ухаживать за ней и мириться с ее присутствием.

— Но у меня нет никаких специальных навыков.

— А этого и не понадобится. Все, что ей нужно от вас — это ВЛЗ.

— Что это? Какой-то новый препарат? — Впервые за время разговора в голосе Мэри Фишер зазвучали нотки надежды.

— Это Внимание, Любовь и Забота, — просветила ее миссис Трампер с коротким смешком, который не дала себе труда подавить.

После непродолжительного молчания Мэри Фишер, которой, кстати, предстояло оплатить этот разговор, сказала:

— Но мы с Боббо собирались ехать отдыхать.

— Вот и возьмите ее с собой. Перемена места, новые люди — она будет довольна.

— Не мелите чепухи, — рассердилась Мэри Фишер.

— Ну, значит, оставайтесь дома, — посоветовала миссис Трампер. — Хотите знать, сколько времени у меня не было отпуска? — И она поудобнее устроилась в кресле, прижимая одной рукой трубку к уху и приготовившись выслушать то, что она называла про себя «речитативом отчаявшегося родственника». Свободной рукой она ловко открыла бутылку джина и немного налила себе для бодрости. Мэри Фишер, наконец, поняв, что ей не удастся уговорить миссис Трампер подержать у себя мать еще какое-то время, попросила назвать адреса домов для престарелых, куда можно было бы поместить страдающего недержанием пациента.

— Нет таких! — с триумфом объявила ей миссис Трампер. — Можно попробовать обратиться в одно-два места, но, не говоря уже об очень серьезной сумме, которую вам придется выложить, вы будете ждать и ждать — у них там очередь на пять-десять лет вперед.

В трубке послышались безудержные рыдания Мэри Фишер. Вполне довольная собой, миссис Трампер на этом разговор завершила. Она поднялась в комнату Руфи сообщить ей, что та восстановлена на работе, но Руфь уже укладывала вещи.

18


Мэри Фишер живет в Высокой Башне и много думает о том, что же такое любовь. Ей уже не кажется, что тут все так просто. Звезды по-прежнему исправно водят по небу хоровод, приливы сменяются отливами, и соленые брызги разбиваются об огромные прочные стекла, но взор Мэри Фишер обращен в глубины собственной души; все, что ее окружает, уже не доставляет ей былой радости. Да что говорить: ей сейчас столько дела до красот природы, что пересели ее в Совиный проезд — да и вообще куда угодно, — она бы и не заметила.