Фонарь "летучая мышь" раскачивался на мачте и бросал причудливые мрачные блики на маленький клочок их жизненного пространства. Со всех сторон фелюга была зажата непроницаемой тьмой, а рокот моря за бортом добавлял краску жути в скупую ночную палитру.

Как-то само собой получилось, что, успокаивая Ольгу, Флинт присел на краешек её ложа, а она, вскочившая на колени и дрожащая, как в ознобе, прижалась лицом к его груди. Он замер, боясь пошевелиться.

– Княжна и простой моряк – русская народная сказка, – сказал он в темноту.

– Я об этом никогда не думала, – удивилась Ольга его горькому тону. – Мне казалось, мы прежде всего – товарищи по несчастью…

– Не думала, но чувствовала. И презирала, да?

Ей показалось, глаза его сверкнули в темноте. Что это с ним? Отчего срывается его голос и так отяжелела лежащая на её плечах его рука?

– И вовсе не простого моряка стала бы я презирать!.. Но работорговца… Или ты считаешь приличным такое занятие?

Флинт нехотя отодвинулся от неё.

– Наверное, в глазах порядочного человека это выглядит мерзко… Я вел себя как последний идиот! Подумать только, обиделся на судьбу: мол, не погибни отец-дворянин, и я мог бы не беспокоиться о своем будущем. Династия морских офицеров Романовых! Казалось, это решено раз и навсегда… И вдруг чистый горизонт затянуло мглой – я оказался за бортом жизни и даже не сделал попытки выплыть. Опускался всё ниже и ниже, будто мстил своему ангелу-хранителю за чудовищный недосмотр! Притом ещё и хотел уважения от других!

Флинт почувствовал, что она улыбается в темноте.

– Ты смеёшься надо мной?!

– Подожди! – Ольга схватила за локоть вскочившего Флинта. – Просто наши судьбы схожи… Вряд ли кому-нибудь из моих родственников могло прийти в голову, что я стану цирковой артисткой. Только, в отличие от тебя, я никому не мстила, а просто зарабатывала на хлеб. Это были мои первые трудовые деньги, и они мне дороже всех фамильных сокровищ!

Они молчали.

– Ты изменил курс? – как бы между прочим, спросила Ольга и почувствовала, что он тоже улыбается.

– Значит, заметила? Ну и выдержка! А сказала только сейчас!

Действительно, ближе к вечеру Флинт вдруг засуетился, стал поворачивать парус, и Ольга отметила, что на компасе курс норд-ост сменился на норд.

– Ждала, что ты сам объяснишь.

– Пистолет-то тебе все равно долго доставать! Пока отвяжешь… Скажу, чего уж там! Я поначалу вовсе не собирался везти тебя на Азов. Во-первых, это было глупо и опасно: в одиночку такие дела заведомо обречены на провал. Думал, отвезу в Новороссийск, и с глаз долой! Там тебе легче будет устроиться. В крайнем случае, до Екатеринодара рукой подать. Я ведь не думал, что захочу… быть рядом с тобой!

– А теперь?

– А теперь – хочу! – он пододвинулся к Ольге и положил её голову себе на плечо. – Теперь пусть только кто посмеет к тебе притронуться – горло перегрызу!

– Только насчет пистолета ты зря сомневался! – Ольга приставила браунинг к виску Флинта. – Не так уж много времени мне понадобилось!

Она убрала пистолет.

– Да, ощущение не из приятных. Смерть у виска. И глаза, бьюсь об заклад, – сейчас они у тебя вовсе не зелёные, а серые.

– И тебе я больше нравлюсь безоружная, – пошутила Ольга, и слова эти пришлись прямо ему в ухо, потому что Флинт всё крепче прижимал её к себе, так что их головы в конце концов соприкоснулись.

– Мне двадцать два года, – шептал Флинт, как будто среди ночного безбрежного моря кто-то мог их подслушать, – у меня за душой – ни гроша, только эта лодка! Но я клянусь тебе, Ольга, слышишь, что костьми лягу, а сделаю всё, чтобы ты жила, как и положено княжне, – кто бы ни победил в этой войне!.. Одно меня пугает: а вдруг, как и с Вадимом, твоё чувство ко мне – только мираж, и ты внушила себе то, чего вовсе не чувствуешь?

Ольга растерялась. Неужели она производит впечатление человека легкомысленного, способного менять свои привязанности, как перчатки? Что делать? Никаких примеров из жизни или романов она вспомнить не могла. Одна Татьяна Ларина пришла на ум со своим письмом: "Другой! Нет, никому на свете не отдала бы сердце я… То воля неба – я твоя!" Флинт, пожалуй, ещё обидится насчет "воли неба".

– Разве у нас нет времени обоим в этом убедиться? – спросила она.

– Есть, – легко согласился он, – потому я, пожалуй, подожду, тем более что у нас начнутся великие события… Ты не передумала ехать к Чёрному Паше?

– Нет. Там же Катя! Алька!

– А если он и их переправил в Стамбул?

– Давай сначала узнаем, где они, а потом будем думать, что дальше…

– Тогда вот что: завтра мы будем на месте. Остановимся в одном закуточке – ты будешь сидеть тихо, как мышка, а я схожу на разведку.

Он бережно укрыл её и нежно, без страсти, поцеловал.

– Я подожду. Столько, сколько нужно…

Утром Ольга проснулась оттого, что к привычному уже шуму волн стал примешиваться посторонний шорох, как если бы кто-то за бортом ломал стебли сухой травы. Она выглянула из-под парусины и увидела сосредоточенное лицо Флинта, а чуть пониже бортов целое море… зеленого, вперемешку с сухим, камыша! Парус был спущен, а моряк двигал лодку шестом.

– Мы приплыли? – потянулась к нему Ольга. – Это уже земля?

– Не совсем, – улыбнулся он. – Разве что под лодкой. Но до земли уже рукой подать…

Наконец фелюга во что-то ткнулась и остановилась.

– Вот теперь – земля! – Флинт повел перед собой рукой. – И потому первым делом надо узнать, не вражеский ли это берег? Не скучай! – Он спустил вниз небольшой трап и поцеловал её. – Не бойся, тебя здесь никто не найдёт. Я постараюсь управиться побыстрее.

– А мне можно спуститься вниз? На земле постоять, – жалобно попросила Ольга.

Флинт рассмеялся.

–Постоять – постой, но по сторонам поглядывай… И пистолетик всё-таки в руке держи, а не на ноге!

Ольга покраснела, а почувствовав это, смутилась ещё больше: когда она отвыкнет от своей глупой привычки!

Впрочем, Флинт был совсем другого мнения. Румянец так красиво подчеркивал искристую зелень её глаз! Он с сожалением отвел от неё взгляд и уже снизу, из камышей, приглушенным голосом предупредил:

– Будь осторожна! – потом со смешком добавил: – Жизнь в гареме не так романтична, как ты думаешь.

Своё возмущение высказать было уже некому, и Ольга не торопясь огляделась вокруг. Было настоящее летнее утро. Легкий ветерок шевелил камыш, будто кто-то невесомый прогуливался по его верхушкам. Впрочем, никаких романтических эмоций у Ольги это колыхание не вызвало – ей было тревожно и одиноко. Стоять на земле расхотелось. Теперь уже фелюга казалась ей если не крепостью, то домом, за стенами которого можно спрятаться. На всякий случай она втащила трап на борт, а браунинг взяла в руку. Потом, посмеявшись над своими страхами, решила заняться своим туалетом.

Прежде всего, надо было наконец решить, что делать с длинными волосами? Ухаживать за ними в дороге, где о ванной приходилось только мечтать, становилось всё труднее и труднее. В ящике с инструментами Флинта она нашла большие ножницы, наточенные достаточно остро. Ими моряк легко резал даже толстую парусину. Ольга взялась за них поудобнее, перекрестилась на восток, за неимением иконы, и одним движением – чтобы не передумать отчекрыжила свои прекрасные вьющиеся волосы под самый корень. Господи! Она взглянула в маленькое кругленькое зеркальце и чуть не заплакала: мальчишка, да и только.

Впрочем, в любом деле можно было найти свои преимущества: теперь ей понадобится совсем немного пресной воды и французского мыла, кусок которого так истончал с того времени, как она покинула крейсер.

Ольга тщательно вымыла волосы холодной водой. Потом ведром вытащила морскую воду, которая оказалась намного теплее и преснее, чем черноморская. Разделась и с удовольствием, не спеша, искупалась. Ощущение удивительной легкости и здоровья пришло к ней: каждая клеточка тела пела и радовалась жизни. Она позволила себе даже немного понежиться под лучами тёплого летнего солнца и переоделась в столь дорогое серое платьице. Голове было легко, шею приятно холодил ветерок и – ещё одно преимущество – волосы были почти сухими! Ольга уже привычно простирнула свое бельишко и тельняшку Флинта, которую он небрежно бросил на корме. Она даже украдкой понюхала тельняшку: Сашей пахнет!

С чувством некоторой приятной усталости после домашних забот Ольга прилегла на свое деревянное ложе и задремала.

Во сне она шла по дремучему тёмному лесу. Где-то вверху, за густым темным шатром ветвей, угадывалось солнце, но здесь было сыро, пахло прелыми листьями и грибами. Тропинка была узенькой и почти скрывалась в траве. Куда она шла, княжна не знала, но во сне чувствовала, что ей непременно нужно туда попасть.

Тропинка привела её к домику на краю болота. Он открылся глазам как-то вдруг: блеснул солнечный свет, и мрак сырого леса остался позади. Домик не был какой-то избушкой на курьих ножках, а выглядел как весёлый легкий теремок, будто страшная сказка именно здесь обретала свой счастливый конец.

На невысокое резное крылечко вышла стройная красавица, одетая по старинной моде в платье на кринолине.

– Раз пришла, заходи, – сказала она остановившейся в нерешительности Ольге. – Сказывай, что за нужда привела тебя ко мне?

– Узнать хочу: тот мой избранник или не тот?

– А зачем тебе?

– Чтобы больше не ошибиться.

Красавица звонко расхохоталась.

– Хочешь, значит, жить без ошибок?.. Разве ты – святая?

– Нет, я – обычная женщина.

– Обычная женщина, дорогая внученька, своё сердце спрашивает, а не к гадалке идёт.

– Но вы же всё знаете!

– Знаю… А ты, выходит, судьбу обмануть хочешь? Увы, простым смертным это не дано… Я сама, слышала, ошибалась, но тем и прекрасна жизнь чувственная, что отличается она от холодного знания…

– Эй, на судне, спустить трап капитану! – разбудил её голос Флинта. – Спишь на вахте, разгильдяй!