Лариса Шкатула - Жизнь под маской

Посмеявшись про себя над её округлившимися от возмущения глазами, он строго спросил:

– Хочешь остаться на берегу?

– Нет, – растерянно протянула девушка, в момент позабыв свою хандру.

– Тогда в чем дело?

"Все-таки Флинту подходит его кличка, – ожесточенно думала Ольга, нарезая кусками хлеб. – Он – настоящий пират! Грубый и неотесанный…"

К вечеру они добрались до места без каких-либо приключений, лишь однажды где-то на горизонте увидели эскадру явно военных кораблей, идущих куда-то на запад. Вряд ли на этих судах обратили внимание на лодку Флинта.

Моряк, видимо, вовремя прикрикнул на Ольгу. Теперь она больше не размышляла о собственном несчастье, а занималась укладыванием вещей в узлы, чему её научили Аренские. Флинт, впрочем, время от времени помогал ей увязать потуже тот или иной тюк, а то и отбросить его в сторону.

Тамань оказалась просто степью без конца и края; вместо обычной на Кубани пшеницы здесь выращивали в основном виноград. Начинаясь у моря, ряды виноградников убегали куда-то в безбрежную даль.

Покупатель уже ждал их на берегу, добравшись, как объяснил Флинт, на небольшом пароходике, принадлежащем рыбацкой артели. Он оказался совсем молодым загорелым парнем, одетым в тельняшку и парусиновые брюки. Эта нехитрая одежонка придавала ему неожиданный шарм, который княжна каждый раз с удивлением отмечала в простых людях.

– Тимоха! – обменявшись с Флинтом рукопожатием, представился он Ольге и одобрительно, но совсем не обидно оглядел её с головы до ног. – Завидую!

Правда, он тут же отвернулся от неё и забегал по фелюге, заглядывая в каждый её уголок.

– Пойдёт! – сказал он наконец, ни к кому не обращаясь и выжидающе поглядывая на Флинта с Ольгой: мол, когда же наконец они уберутся с его лодки?

– Постой, Тимоха, – возмутился Флинт. – Мы договаривались, что с трапа перейдём только на телегу!

– Момент! – Тимоха соскочил на берег и помчался в сторону небольшого полуразрушенного сарая, где рыбаки, видимо, хранили свои снасти. Послышался стук колес, и перед изумленными Флинтом и Ольгой предстала… обычная дорожная карета!

– Я же вам говорил, – терпеливо, как обычно втолковывают непонятное малышам, пояснил Ян. – Если что-нибудь захочу увидеть, то и вижу, как будто рядом стою…

– И как ты это делаешь? – с замиранием в голосе спросил Андрей.

– Не знаю, – пожал плечами юноша. – Как будто в голове что-то щёлкает, и вот оно, рядом…

Григорий покрутил пальцем у виска.

– По-моему, мы все скоро станем видеть что-нибудь этакое! Представьте, как бы я стал рассказывать о таком магистру. "Откуда узнал?" спросит он. – "У моего знакомого парня – видения!"

Он передразнил сам себя.

– Ну вот, за разговорами и не заметил, что ночь на дворе, – вмешалась Олеся, чувствуя, что разговор принимает затяжной, но никуда не ведущий характер. – А ты, Грицко, обещал мне плетень починить!.. Свиньи вчера уже в капусту залезли. Разбужу чуть свет, учти!

– Мы тебе этого паренька как раз для хлопот по хозяйству и привезли. Теперь уже одна оставаться не будешь, какая-никакая, а защита. Для людей муж, церковью венчанный… Завтра поп вас поженит, и будете жить-поживать… плетень починять.

Олеся резко поднялась из-за стола.

– Не люблю, Грицко, когда ты серьезными вещами шутишь! Ты хоть самому парню рассказал, для чего вы его сюда привезли? С незнакомой девицей под венец идти – дело нешуточное! Может, это ему не понравится?

– Так венчание же будет ненастоящее!

– Как – ненастоящее? – ужаснулся Ян: одно дело – иметь жену по бумажке, грех небольшой, и совсем другое – перед алтарем стоять. – Бога обманывать я не согласен!

– Видите! – всплеснула руками Олеся. – Он не хочет! Ничего не рассказал, не объяснил! За что ему, такому молодому, сиднем сидеть в глухом хуторе, если он даже идей наших не знает!

– Не хочет, потому что глупый! – рассердился Григорий. – Я же сказал: кормить-поить будем, деньги платить! Работа нетрудная, другой бы на его месте от радости прыгал…

– А я работы не боюсь! – возмутился в свою очередь Ян. – И никогда не искал, что полегче. Свои деньги я зарабатывать привык!

– Так что же ты хочешь? – спросил Андрей.

– Если венчаться, то – по-настоящему, – тихо ответил Ян.

– Я так и знал! – забегал по комнате Григорий.

– Видал, какую плату захотел? Жену-красавицу! Да мы таких, как ты, сотню найдём!

– Такого, как я, больше нет…

– Грицко… ты это… может, Олесю спросишь? – попытался вмешаться Андрей.

– Чего её спрашивать? Девчонка! Ей самой только на Троицу семнадцать исполнилось…

– Конечно! – неожиданно выкрикнула Олеся. – Как одну неделями оставлять, так я – уже взрослая, а как согласия спросить – девчонка?! Зимой сидишь одна в хате, берданку, будто маму родную, обнимаешь, а под окном волки воют! И Чалый за перегородкой от страха бьётся…

– Тебе что, понравился этот заморыш?

– Понравился! И он лучше тебя!

– Что он о себе возомнил? Да неужто я родную сестру за чужака без роду, без племени отдам?

Такого оскорбления, да ещё перед лицом девушки, так ему понравившейся, Ян снести не мог. Он тоже встал и подошел к расходившемуся Григорию.

– Посмотри на меня!

Казак, улыбаясь, глянул, но тут же улыбка сползла с его лица. Стоявший перед ним юноша будто вдруг вырос, раздался в плечах; огненные черные глаза его смотрели величественно и строго.

– Ты виноват передо мной, – сказал он.

Григорий почувствовал, как в его прежде такое мужественное сердце холодной змеей вполз страх. Колени его подогнулись, и только огромным усилием воли ему удалось устоять на ногах. Он хотел что-то сказать, но не смог произнести и слова, хотел поднять руку, но рука повисла, как плеть. И Андрей, и Олеся во все глаза глядела на друга и брата, который раньше ни в каких ситуациях не выказывал подобной слабости. Когда же Григорий жалобно попросил: "Прости, Ян, я больше не буду!", удивлению их не было границ.

– То-то же! – хмуро сказал хлопец. Он вовсе не хотел наслаждаться унижением брата в глазах сестры.

С горла Григория будто сняли удавку – он смог облегченно вздохнуть.

– Да, ощущение не из приятных, – признался он. – Что ж, так мне и надо! Захотел сделать счастливым весь мир, а родной сестре решил дорогу загородить…

Он пристально посмотрел в глаза Яну, торжественно спросил:

– Понимаешь ли ты, юноша, какая сила таится в тебе? Во зло её обратить или в добро?

– Понимаю. – кажется, Ян вовсе не собирался настраиваться на серьезный лад. – Только это я уже слышал. Граф Головин всё расспросами меня донимал про добро и зло. Как я от вас устал!

Ян, не спрашивая хозяев, уселся за стол и отхлебнул из своей кружки недопитый квас.

– Для чего, говоришь, мне нужна моя сила? Для защиты. Пока себя. Будет жена – жены. Появятся дети – их буду защищать. А больше мне ни до кого нет дела!

Казаки обалдело уставились на парня. Олеся опустила голову, скрывая улыбку. Этот хлопец нравился ей всё больше. Как он поставил на место её самоуверенного братца!

Идеи вольных каменщиков о единении всего человечества, о самосовершенствовании личности имели приверженца в лице Олеси лишь потому, что с малых лет она воспитывалась старшим братом в послушании, привыкла не только ему подчиняться, а и думать его мыслями. Такое не могло продолжаться вечно. Девочка росла сообразительной, была начитанной и уже могла потихоньку сама расставлять по местам человеческие ценности. Горячие черные очи Яна не оставили её равнодушной, незаметно отодвинув мечты обо всём человечестве на второй план. Масоны с некоторых пор с тревогой наблюдали за развитием событий в России, где совершившаяся революция, словно брошенный в воду камень, вызвала по всему миру такие круги, привлекла к себе стольких людей, что стала серьезно угрожать не только идеями франкмасонства, но и существованию самой масонской ложи. К сожалению, вольные каменщики не сразу смогли оценить серьезность происходящего, а когда наконец оценили, не смогли противопоставить ему что-то более сильное. Большевики выдвинули масонский лозунг, издавна понятный всему человечеству – свобода, равенство, братство – как свой. Перед таким лозунгом неизбежно должны были померкнуть любые другие.

Теперь оставалось лишь уйти на дно, затаиться, наблюдать, собирать сведения, посадить своих людей в разных точках этой дикой непонятной страны, в которой вечно кипело какое-нибудь варево…

Ни Андрей, ни Григорий на одном месте сидеть не могли, да и не хотели – здесь достаточно было преданных делу рядовых исполнителей. В верности Олеси они не сомневались, а вот Ян недвусмысленно дал понять, что совершенно не интересуется их идеями. Значит, надо было либо отправлять его на все четыре стороны и искать своих сторонников – где их найдешь среди архаичных, узко мыслящих казаков! – либо выдавать за него Олесю, чтобы под влиянием жены они могли получить в этом жизненно важном краю России своего надёжного человека.

От таких мыслей голова шла кругом.

– Андрюха, – предложил товарищу Григорий, – давай выйдем на крыльцо, покурим.

– Дядя Андрей не курит, – съехидничала Олеся, и брат удивился, как быстро эта неблагодарная девчонка обо всём забыла! Ишь как зыркает на хлопца – одно слово, женщина: волосы длинные, ум короткий!

– Ничего, мне одному будет скучно, пусть рядом постоит.

Мужчины вышли, а Ян взглянул на Олесю. Он не мог объяснить себе, почему предложение Григория о женитьбе на его сестре так сразу легло на душу? Судьба щедро дарила ему встречи с девушками-красавицами – Беатой, Юлией, Марго… Но ведь ни одна из них не вызывала у парня такого горячего желания быть рядом с нею всю жизнь! Во всех предыдущих встречах он видел девушек только глазами, а Олесю – сердцем! Будто он ждал её. Будто знал, что Олеся рождена для него!

– Не обращай на них внимания, Янек, – проговорила между тем Олеся, по-своему истолковав его молчание – конечно, ей было обидно, но она тоже гордая! – Никто тебя жениться не заставит, не рабство у нас! А то наговорили тут чего ни попадя, будто я в девках засиделась! За меня они опасаются, вот и всё. Хотя, чего бояться: глухой хутор, сюда никто и не заглядывает. Ежели что – горы рядом, лес; есть где спрятаться…