– Не дам! – закричал он страшным голосом и погрозил небу кулаком. Отомстил, да? Двадцать веков держишь нас сгорбленными под твоим ярмом и решил, что тебе все можно?!.. Она была такая маленькая, хрупкая, а ты лишил её жизни! Ты не Всевышний, распятый, ты ничтожный и мстительный, хуже любого смертного…

Григорий крепко обхватил его, пытаясь успокоить, но тот кричал и бился, точно птица в клетке; изо рта его показалась пена.

– Беса изгонять надо, – печально подытожил отец Феодосий. – Подстерегает он слабых и грешных. Бог учит: не убий, а сатана говорит: отомсти!

Он забормотал над Андреем какую-то молитву и поднес к его лицу серебряный крест. Тот схватился за крест рукой, как утопающий за соломинку, и рухнул на колени. Пришедшая в себя Светлана подползла к нему и тоже стала рядом на колени, не отводя глаз от гроба, который на полотенцах медленно спустился в могилу. Ян и Григорий взялись за лопаты.

"Второй раз, – думал Ян, – второй раз я хороню близкого человека, который и пожить-то как следует не успел! И ничем не могу помочь! Как легко лишить человека жизни!.. Но неужели нельзя вырвать его из рук смерти? Как мало я умею, даже получив от судьбы такой дар!"

Андрея, точно безжизненную куклу, мужчины подвели к могиле и его рукой бросили в неё горсть земли. Сами бросили по горстке, перекрестились и взялись за лопаты. Светлана без кровинки в лице не отводила глаз от закрывающей гроб земли и беззвучно шептала: "Прощай, подруженька, прощай!"

Они подровняли насыпанный на могилу холмик, поставили крест, и отец Феодосий подошел к Светлане.

– Возьми, дочь моя, дядю Андрея и сведи его в дом. Мы тоже скоро будем.

Он сунул лопату в руку недоумевающего Григория – ему так и не успели рассказать подробности, – сам взял другую и скомандовал Яну:

– Веди!

Место, где разыгралась трагедия, все ещё хранило её следы. Поломанные кусты, смятая трава. Голова одного из трупов так и лежала в стороне от тела, а из другого по-прежнему торчала обычная деревенская коса. Над трупами вовсю роились мухи – в целом зрелище было отвратительным. Отец Феодосий торопливо перекрестился, а Григорий с трудом подавил приступ рвоты и недоуменно оглянулся на Яна:

– Это ты?!

Юноша отрицательно покачал головой.

– Бедный Андрей! Он же за свою жизнь и мухи не убил!

В голосе Григория зазвенели слезы. Ян в который раз удивился: сестру в могилу опустил – слезы не проронил, а тут над живым другом убивается!.. Но надо было делать дело.

– Не время, дядя Григорий! – твердо сказал Ян и подтолкнул его к зарослям ежевики.

– Будем копать здесь!

Он решительно отобрал лопату у отца Феодосия, и вместе с Григорием они выкопали неглубокую яму. Убитых попросту столкнули в нее, а голову пододвинули к туловищу. Вопросительно посмотрел на священника. Тот перекрестил трупы и кивнул:

– Зарывай!

И все. Убийц обыскивать не стали. Так они и остались безвестными, и вскоре их могила должна была зарасти травой и скрыться от людских глаз навсегда.

Отец Феодосий на поминки не остался. Ему предстояла дальняя дорога, ночное бдение у постели смертельно больного… Отправили его домой на бричке, которой батюшка сам правил.

Четверо людей сидели за поминальным ужином. Андрей казался погруженным в свои думы и ко всему безучастным; Григорий наконец осознал, что Олеся действительно умерла, и теперь пил рюмку за рюмкой, но никак не мог опьянеть и забыться; Светлана ничего не ела, только время от времени вытирала набегавшие на глаза слезы; Ян, которому весь день кусок не лез в горло, вдруг проголодался и никак не мог наесться, глотал украдкой кусок за куском, чего, впрочем, никто и не замечал…

Григорий, что-то вспомнив, обратился к Яну:

– Янек, пока совсем не стемнело, пойдем, я покажу тебе, где лежат ключи, расскажу, как вести записи, кому и сколько нужно отдать сена. Завтра познакомлю тебя с мужиками, как нового хозяина хутора. Ты не думай, что, раз Олеся умерла, так мы тебя на улицу выбросим. Будешь жить здесь, сколько захочешь! Вникнешь в дела – хозяином тебя сделаем…

– Дядя Григорий, как вы думаете, где лучше всего учат на врача? – не отвечая на его пламенную речь, спросил Ян.

– В Берлине, наверное, – пожал тот плечами. – А в России… Теперь в Москве, как в новой столице.

– Тогда в Москву я и поеду!

– Как это… – растерялся Григорий. – Хочешь сказать, что отказываешься от такого богатства?

Светлана подняла голову и с интересом посмотрела на юношу.

– Я хочу быть врачом, – упрямо сказал Ян. – Может, и самым лучшим. Таким, чтоб от любой болезни мог вылечить!

И добавил тихо, больше для себя:

– Чтобы даже со смертью мог потягаться и умершего человека с того света вытащить!

– Да-а, – протянул Григорий, – от скромности ты не умрешь!.. Что ж, тебе виднее! – он помолчал. – А кто тогда на хуторе останется? Такое добро без присмотра бросать?.. А лошади, а коровы… Да что я говорю? Собаку, и ту каждый день кормить надо! Ты меня, хлопец, без ножа зарезал!

Ян задумался.

– Послушайте, вы говорили, что её отец, а то и сама Светлана, подолгу у вас работают и живут?

– Правда, – оживился тот, – Семенчуки у нас все знают!

– Вот и предложите её отцу у вас пожить да за хозяйством присмотреть. Если он, конечно, согласится…

– Чего бы ему не согласиться! Хатенка у них маленькая. старенькая, окнами в землю смотрит, дети на соломе вповалку спят. Пашни – с гулькин нос, да и ту постоянно водой заливает… Небось последнюю курицу давно съели? Так согласится отец или нет, а, Света?

– Вин ноги вам цылуваты буде! – тихо сказала девушка.

– Положим, мне это ни к чему, но мысль поселить здесь вашу семью, пожалуй, удачна. Павел Семенчук любит делать детей, и работать он умеет не хуже!

– Олеся говорила, – заметил Ян, – сегодня вроде уходит ваш пароход.

– Сегодня он становится под разгрузку и мы, хоть только числимся матросами, должны были бы при этом присутствовать… Давай, наверное, Андрюха, ко сну готовиться. Кто знает, как завтра день сложится…

Андрей будто очнулся от глубокого сна и посмотрел на друга:

– Многое на тебя сегодня свалилось, Грицко, да уж лучше тебе все сразу узнать… Я с тобой не поеду!

– Что-о? – казалось, Григорий не верит своим ушам. – Столько лет вместе, и теперь ты меня бросаешь? А как же твоя клятва? Что я скажу Великому Магистру?!

– Скажешь, отныне мое дело – служить богу!

– Разве ты не знаешь, что от Ордена уйти невозможно? Забыл, что стало с моими родителями? Что только благодаря моей верной службе и преданности они до сих пор живы? Тебя не пощадят!

– Знаю. И все-таки мое решение останется неизменным.

– Куда же ты пойдешь?

– В мужской монастырь, на гору Афон.

– Наши деньги… Разделим поровну, – заторопился Григорий.

– Не надо поровну. Я возьму немного, чтобы внести свою долю в монастырский кошт… Тебе они больше понадобятся!

Друзья бросились друг другу в объятия.

– Ну-ну, Грицко, – похлопал его по плечу Андрей, – когда-нибудь всему приходит конец… Я буду молиться за твою удачу!

Выехали они чуть рассвело, на телеге, запряженной Мушкой. У поворота на станицу спрыгнул с телеги и распрощался с ними Андрей. В последний момент он вдруг что-то вспомнил и подозвал к себе Яна. Полез под рубаху и снял с груди ладанку.

– Вот возьми, это Олесина. Она очень верила в её чудотворную силу, а в лес пошла и надеть забыла… Бери, – потребовал он, видя нерешительность Яна, – у меня ещё медальон с её локоном остался… Прощайте все, не поминайте лихом!

Он повернулся и, не оглядываясь, зашагал по дороге.

В станице уже все знали. Отец Светланы – Павел Семенчук – кинулся к Григорию с соболезнованиями. Бричка, на которой приехал священник, стояла в его дворе. Мужчины смахнули слезы и сразу приступили к деловому разговору.

Григорий ещё делал распоряжения по хозяйству, а маленькая хатенка Семенчуков уже наполнилась радостными детскими криками. Целая ватага ребятишек высыпала во двор и стала укладывать вещи на телегу. Отец слушал хозяина.

– …Гнедка из Новороссийска Алексей пригонит – он сейчас в порту амбалит. Не забудь забрать!

– Хлопчик едет с тобой?

– Только до большака, дальше ему в другую сторону…

У большака Ян спрыгнул с брички, Григорий стегнул Гнедка, и некоторое время спустя только взметнувшаяся дорожная пыль ещё напоминала о нем… Янек привычно забросил на плечи нехитрые пожитки и ступил на путь к своей заветной мечте.

– Янек! Янек! – вдруг услышал он позади далекий девичий голос.

Он недоуменно оглянулся – его догоняла… Светлана!

– Янек, – она запыхалась от бега и тяжело дышала. – Хоть и коротким путем бегла, а уж думала, не догоню… Визьми меня из собою у Москву!

– Зачем тебе Москва?

– Учителкой хочу буты.

– А папка-мамка тебя отпустили?

– Не-а… Я Ваньку просыла – ему щисть рокив – шоб батькам усе переказав.

– Глупая ты девчонка! У меня ж там ни друзей, ни родных – голову преклонить негде!.. А до Москвы, может, сто дней придется добираться!

– Так гуртом и веселей! Ага? А шо хутор? Из тоски задушитыся! Диты выросли! Я у их лета вже колыски качала, пускай и воны пороблють! Визьмешь, а?

– Что мне с тобой делать? – вздохнул Ян, хотя в глубине души был рад и правда, вдвоем веселее!

– Хорошо, только чтоб никаких слез и жалоб! Будешь хныкать, обратно отправлю! Поняла?

– Ага!

Глава пятнадцатая

Наташа Романова держала в руках фотографию девушки, едва достигшей возраста, позволявшего её так называть. В манере, с которой она облокотилась на тумбу в форме греческой колонны, ещё сквозило явное подражание взрослым женщинам, а губы едва сдерживали рвущийся наружу смех. На холсте позади неё виднелось море, сбоку – развалины Колизея, что, видимо, по задумке фотографа должно было напоминать отдых в Греции.