– А вашу жену мы непременно освободим. К сожалению, это нельзя сделать немедленно – машина уже закрутилась. Чтобы её остановить, понадобиться денёк-другой. В ОГПУ не любят признавать ошибки… Видите, как я с вами откровенен? Это потому, что я знаю: написанное вами заявление свяжет нас крепче кровного родства!

– Предлагаете мне всю оставшуюся жизнь прожить с дамокловым мечом над головой? – он сгорбился и как-то съежился, как будто из него выпустили весь воздух.

– А у вас есть выбор? Впрочем, есть: лишить жизни и себя, и жену… Могу вас успокоить – этот самый меч уже висит над всей Россией, причем большинство граждан об этом даже не подозревает!

Какая-то мысль пришла в голову Крутько: он оживился, поднял голову и посмотрел в глаза следователя.

– Кто знает, может, я буду ждать слов вашего пароля с нетерпением?

– Такое настроение мне больше нравится!

Чёрный Паша мысленно поздравил себя: первый воин его гвардии вызывал уважение и надежду, что со временем он обретет верного соратника. Однако каких преданных гвардейцев он себе ни подберет, для нужд гвардии генералу требуются деньги. И немалые.

Гапоненко распрощался с военврачом и вызвал из коридора изнывающего от долгого ожидания Яна Поплавского.

– Продолжим нашу дружескую беседу, – бывший разбойник и контрабандист, поднявшийся до немыслимых для простого студента высот, указал ему на стул. – Дела-дела, некогда поговорить, расспросить… Например, почему ты, Ян Георгиевич, не побоялся прийти в наше скромное заведение? Насколько я знаю, большой популярностью у населения оно не пользуется. Вознамерился освободить свою названую сестру Светлану? Не поделишься своими планами каким образом? Не мог же ты вот так, без рассуждений, по первому движению души сунуть голову в петлю?!

– Не знаю, – Ян повесил нос, только сейчас осознав безнадежность своего прихода: желания отдать жизнь за Светлану у него не возникало. Что же тогда делать? Эта мысль так взволновала юношу, что он произнес её вслух.

– Вопрос вполне своевременный, – хмыкнул Гапоненко и посерьёзнел: Давай пока, друг мой, вернемся на пять лет назад к нашей первой встрече. Тогда Батя – мой друг и помощник – обнаружил в твоих вещах цветные алмазы. Помнишь?

Ян вздрогнул. Зрелище, открывшееся им с Марго на далекой лесной поляне, даже теперь, спустя столько лет, леденило кровь при одном воспоминании. Двенадцать трупов: взрослые, дети – таинственные убийцы не пощадили никого. Там, в тряпичной детской кукле, он и нашел эти самые алмазы…

– Кое-кто из моих высказывал предположение, что это сделали солнцепоклонники – они всегда наказывали смертью беглецов, – продолжал допытываться следователь, который вместо расспросов о Светлане вдруг вспомнил о каких-то сокровищах!

– Не знаю, солнцепоклонники или как там их зовут, но знак солнца на стенах и на их одежде я действительно видел.

– Ну вот, а ты говоришь, что не знаешь, где их искать!

– Я и правда не знаю, – устало проговорил Ян, настраиваясь на непонимание и бесплодные объяснения. – Видел их издалека, на расстоянии… Если я захочу, то у меня это получается. Как? Долго рассказывать!

– Я и не тороплюсь, – спокойный, доброжелательный майор на глазах юноши превратился в сурового и жестокого Чёрного Пашу, – так что давай не спеша, по порядку, рассказывай о себе и о том, что у тебя получается, если захочешь!

Слушал он молча, не прерывая Яна вопросами, только однажды уточнил:

– Много, говоришь, золота у них?

– Бездна! И камни, которые на свету блестят и переливаются. Такого богатства я даже в музее не видел!

Юноша закончил рассказ и некоторое время ждал, пока слушатель переварит его в голове.

– Н-да-а… Видеть видел, а где находятся – не знаешь?

– Не знаю.

– Может, помнишь подробности: особенности пейзажа, лес, степь…

– Вспомнил! Гора… Подземелье, где они молятся и сокровища прячут, под горой!

– Гора? Тоже мне, ориентир! Постой, а ты чувствуешь, когда отдаляешься от такого места или приближаешься к нему?

– Конечно, чувствую. Я уже пробовал: когда я иду в другую сторону, например, от грибного места, то мне его труднее видеть, понимаете? Для ясности образа больше напряжения нужно. И ещё. Я потом опять пробовал этих солнцепоклонников увидеть – не получилось. Как будто мешал кто-то. Как бы мысленный щит выставил, чтобы другой ничего увидеть не мог…

– Сам не знаю, почему я тебе верю, – задумчиво проговорил Черный Паша. – Со стороны посмотреть, такого и быть не может, а поди ж ты…

– Мы с вами все о солнцепоклонниках, Дмитрий Ильич, а что будет со Светланой?

– Ничего с нею не сделается, она же в камере. Сама виновата. Могла бы вести себя поосторожнее. Пусть посидит, подумает…

– Но это опасно! В вашей конторе с нею что угодно могут сделать! Была одна попытка, будет и другая. Такая-то красавица! У нас студенты, на неё глядя, дара речи лишались.

– Что же ты такую кралю упустил? Считаешь, братом быть лучше?

– У меня другие планы.

– Ну хорошо, другие так другие… А откуда ты всё же узнал?

– О чём?

– Не притворяйся. О том, что была попытка! Хочешь сказать, охранника… Как же ты пробрался в камеру? Отвечай!

– Я же вам объяснял: я могу видеть сквозь стены и большие расстояния.

– Видеть… Но кто-то же его… ударил?

– Как бы я смог? – соврал Ян; ему вовсе не хотелось признаваться в нападении на охранника.

– Мне надо подумать, – Гапоненко почти упал на стул. Какое страшное оружие можно получить, имея несколько таких Поплавских… – Ты никогда не встречал людей… с такими же способностями?

– Встречал.

Следователь опять вскочил со стула.

– Где? Когда?

– Пять лет назад. В цирковой кибитке, которую ваши ребята потом сожгли.

– И кто это был? Тот здоровый атлет? Аристократка? Синеглазая?

– Её звали Ольга. Как оказалось, мы с нею были дальними родственниками. Надо думать, сейчас она в каком-нибудь гареме?

– Получается, что до гарема её не довезли, а тот, кого я все эти годы считал погибшим, живёт и здравствует в Москве! Неужели Флинт – предатель? Думает уйти от возмездия?..

Чёрный Паша продолжал разговаривать сам с собой, так что Ян даже обеспокоился: здоров ли он?

– Дмитрий Ильич!

– Не мешай! – он сел за стол и стал быстро писать. – Поставь свою подпись вот здесь… Да не бойся, я написал, что ни в чем предосудительном Светлану Крутько ты не замечал. Думаю, её завтра выпустят, если, конечно, что-нибудь новенькое не откроется… Послушай, а её директора школы случайно не ты… того?

– Его убили?

– Нет, он сам вроде как с ума сошел. Ни с того ни с сего…

Он посмотрел на юношу.

– Раз не ты, так что и говорить на эту тему? Видишь, какие странные вещи случаются в этом деле! Правда, никто не связывает их между собой, но, по-моему, всё неспроста. Директор написал на Светлану донос, а теперь так кстати с катушек съехал! Получается, единственный свидетель был, да и тот, как выясняется, сумасшедший… Ты, конечно, ничем мне помочь не можешь? Ладно, не делай такое невинное лицо, всё равно не поверю… Так и быть: иди пока, учись! Стране нужны хорошие врачи, а ты, как я узнавал, учишься на "отлично".

Едва за Поплавским закрылась дверь, майор приказал дежурному привести к нему арестованную Крутько. До сих пор он знал её только по материалам дела, теперь нужно было познакомиться воочию.

– Товарищ майор, арестованная Крутько доставлена, – проговорил охранник, пропуская в кабинет женщину неописуемой красоты: Гапоненко от неожиданности даже привстал, его привел в чувство лишь вид топтавшегося у двери охранника.

– Спасибо, идите, – отпустил его следователь и предложил женщине, указывая на стул: – Садитесь!

Несомненно, двое суток ареста сказались на внешности Светланы Крутько не лучшим образом, но её яркую, какую-то дикую красоту стереть было невозможно. Темные круги под глазами от перенесенных страданий и бессонницы – после попытки охранника изнасиловать её она боялась закрыть глаза – ещё больше увеличивали их. Необычной миндалевидной формы, но не как у кореянок или башкирок, а широкие желто-зеленые глаза степной кошки. Волосы её, даже без расчески, почти не примялись, а пушистым медным облаком обрамляли её усталое осунувшееся лицо. Курносый нос придавал ему несвойственную обстановке задорность, а великоватый, с точки зрения знатока классической красоты, рот был по-девически припухлым и свежим. Давно Черный Паша не получал такого удовольствия от созерцания красивого женского лица! И в Наркомате иностранных дел, и здесь, в ОГПУ, женщины чаще всего старались походить на мужчин: были строгими, деловитыми, беспощадно уничтожали в себе даже намеки на женственность; многие курили папиросы, отчего выглядели лишь товарищами по работе, а никак не представительницами прекрасного пола.

Оказывается, он подсознательно тосковал по женственности. Прежде Дмитрий находил её в Катерине, жене и любимой женщине, но постоянная занятость сделала и её сухой, и неэмоциональной. Теперь, чтобы добраться до ещё тлеющего внутри огонька, ему приходилось сгребать сверху всё больше пепла…

"Интересно, – вдруг подумал он, – согласилась бы эта красавица стать моей любовницей в обмен на свободу?"

Представил её в своих объятиях и тут же устыдился: дожил! Покупать женскую признательность, точно низкий торговец. Или он сам как мужчина уже и неинтересен? Потому только спросил её, странно неподвижную и безучастную:

– Вам плохо?

Она подняла на него полный душевной муки взгляд:

– А разве в этих стенах кому-нибудь бывает хорошо?

Он порадовался за неё: не сломалась, держится, но уже устала. Дорогая хрупкая игрушка попала в равнодушные жестокие руки!

Между тем Светлана, почувствовав его интерес, решила, что её опять ждёт унижение. Страх было взялся за неё, но она до крови закусила губу, чтобы прийти в себя и приготовиться дать отпор.

– Я читал протокол вашего первого допроса, – спокойным будничным голосом сказал следователь без всякого намека на флирт. – Вы сказали, что прочли ученикам всего одно стихотворение, которое нашли в каком-то старом журнале, и не знали, что этот поэт запрещён.