«Хотя ведь вот Волкова стала же около меня щебетать, — подумал Майкл, — Значит, они правы… Но ведь тогда, получается, таким, какой я есть, я не нравлюсь, и если бы я пришёл к Волковой на свидание таким, как вчера, она бы тоже сбежала… Значит, для них всех важен не я, а моя внешность… И это очень фигово на самом деле…»

— Привет, ты чего это такой кислый? — окликнула его Олива, когда он приехал, — Лимон, что ли, проглотил?

— Какое там лимон, — вздохнул Майкл, — Впхочем, всё нохмально…

— Ну, не хочешь, не говори, — сказала Олива, — Однако вот что, Майкл… — вмиг изменившимся тоном произнесла она, когда они остановились у перил моста через Москву-реку перед Кремлёвской стеной, в том самом месте, где Салтыков год назад чуть не погиб, доказывая Оливе свою любовь, — Мне Салтыков на новый год подарил одну вещь… Я хочу ему её вернуть через тебя…

Она порылась в своей сумке и извлекла из неё синий бархатный футляр с золотой цепочкой — тот самый, с кулоном в виде Девы. Майкл ожидал этого жеста и даже отшатнулся от протянутого ему футляра.

— Извини, но я у тебя этого не возьму, — сказал он.

— Но почему?

— Видишь ли, я сказал Салтыкову, что ты хочешь вехнуть ему его подахок, но он оскохбился и категохически заявил, шо не пхимет его назад.

— Но и мне не нужны его подарки! — воскликнула Олива, — Когда так, я сейчас же выброшу эту цепочку в реку! Мне от него ничего не нужно!

Олива занесла футляр над рекой, однако Майкл мягко перехватил её руку.

— Пожалуйста, не делай этого, — попросил он, — Вещь ни в чём не виновата. Оставь её у себя, хотя бы как память…

— Память?! — у Оливы на глазах блеснули слёзы, — Какая память, Майкл? Память о моих страданиях, об унижениях, которые он мне причинил, память о моей загубленной и разбитой жизни? На хуй такую память! Не нужны мне подарки от этого человека! В последний раз спрашиваю: возьмёшь, нет?

— Нет. Не возьму.

И Олива, ни слова более не говоря, замерла у края моста с футляром в руке — всего на один миг, а потом решительно разжала пальцы.

Майкл, опершись на перила моста, со скорбью молча смотрел, как коротко блеснул в отсвете фонаря падающий футляр и, сделав сальто в воздухе, тихо шлёпнулся на воду и поплыл, подхваченный тёмными водами Москвы-реки.

Глава 21

Вода в Средиземном море была почти как в ванне. Из колонок доносилась песня — My heart will go on, уже пятый раз за день. От разноцветных тентов и лежаков, то там, то сям раскинутых по пляжу, пестрило в глазах, и Салтыков, вальяжно расположившийся на одном из лежаков, утомлённо прикрыл глаза.

Хорошо было лежать на берегу Средиземного моря, разморясь на жарком южном солнце, слушать шум прибоя, заглушаемый музыкой из колонок, и ощущать в своей голове приятную пустоту, отдыхая и не думая ни о чём. Всё, что осталось в Архангельске — работа, нетерпеливые заказчики, срочные проекты, чертежи в Автокаде, объекты, контрольный пакет акций, Нечаева — ушло куда-то далеко-далеко, уступив место приятной лени и более лёгким мыслям.

Салтыкову захотелось пить. Словно обленившийся домашний кот, он нехотя открыл один глаз, затем второй. Надев шлёпанцы, он уже собирался подняться со своего лежака и идти в лавочку, мысленно прокручивая английскую фразу, с которой он обратится к продавцу, чтобы купить себе воды или пива, как вдруг заприметил буквально в двух шагах от себя двух загорелых девушек под пляжным тентом.

«Не мешало бы с ними познакомиться, — подумал он, — Но они, наверное, нерусские. Эх, надо было лучше учить в школе английский…»

Он с видимым сожалением прошёл мимо них, решив, что на обратном пути обязательно уж как-нибудь подойдёт к ним, а за это время успеет сформулировать две-три английских фразы, смутно надеясь, что этих фраз, возможно, будет достаточно, чтобы хотя бы одну из этих девушек затащить в постель, однако уверенности, что всё получится, у Салтыкова было маловато. С русскими бабами у него, по крайней мере, было куда меньше проблем, поскольку русским языком он владел настолько превосходно, что им он компенсировал с лихвой даже свою не слишком-то привлекательную внешность.

Салтыкову даже пить расхотелось. Он с видимым сладострастием рассматривал грудастые длинноногие фигуры баб в открытых купальниках. Заметив же, что одна из них куда-то ушла, очевидно, купаться в море, а вторая осталась в гордом одиночестве, он решился в одну секунду. «Эх, была не была!» — пронеслось в его голове, и Салтыков решительным шагом направился к красному тенту.

— Хэллоу, лейди, хау ду ю ду? — без обиняков начал он на ломаном английском с характерным русским акцентом, — Ит из файн дэй, изн`т ит?

Девушка хмыкнула и скептически оглядела корявую фигуру Салтыкова с головы до ног. Его квадратное, красное от загара лицо с лоснящейся кожей, очевидно, тоже ей не понравилось, но ей было скучно. «В конце концов, послать его я всегда успею», — мысленно решила она.

«Чёрт! Ну как же ей сказать, что, мол, почему такая красивая девушка скучает в одиночестве? — вертелось в голове у Салтыкова, — Бьютифул гёрл… Почему — вай… Одиночество — лонели… А скучать? Как же будет по-английски «скучать»?..

Однако времени на раздумья тратить было нельзя, и Салтыков бездумно ринулся в атаку.

— Вай соу бьютифул гёрл энд соу лонели?.. Май нейм из Энди… Энд уот из ёр нэйм?

— Laura, — коротко ответила девушка, едва сдерживая смех.

— О, айм вэри глэд! Лора из вэри бьютифул нэйм! Лора, вере вилл ю би зыс ивнинг?

К Лауре подошла её подруга и обе стали что-то быстро говорить на иностранном языке. Затем девушки фыркнули, засмеялись и убежали к морю, оставив Салтыкова в полном недоумении.

«Ну вот, наверно я что-то не то сказал… — тоскливо подумал он, — А может, морда моя им не понравилась… Ну и хуй с ними, с этими иностранками! Пойду куплю чего-нибудь выпить».

— Экскьюз ми, — обратился он к продавцу, — Гив ми плиз… зыс эйл…

— Эйл? — продавец-турок недоуменно поднял одну бровь.

«Неприятная штука — языковой барьер, — мучительно размышлял Салтыков, — Как неуютно одному в стране, где тебя не понимают! Хотя… это лучше, чем всю жизнь топтаться на одном месте… В жизни ведь столько всяких возможностей, и я рад, что могу себе многое позволить…»

— Какие проблемы, парень? Ты русский? — прозвучал над его ухом молодой женский голос. Салтыков обернулся и увидел возле себя симпатичную девушку лет двадцати пяти, немного полную, но стройную, в лёгком платье.

— И ты русская? Вот здорово! — просиял Салтыков, — Кстати, меня Андрей зовут. А тебя?

— А меня зовут Марина, — представилась она, — Только я не совсем русская. Моя мама родом из Донецка, а отец немец.

— Вау, так ты полукровка, получается? А как твоя фамилия?

— Штерн, — кокетливо улыбнулась она.

— Марина Штерн, значит? Круть! — сказал Салтыков, — Ну чё, может, сядем где-нибудь в уютном кафе и отметим наше знакомство?

— С удовольствием, — мигом согласилась Марина…

День, подаривший Салтыкову новое приятное знакомство, окончился бурной, не менее приятной ночью в отеле.

— Ммм, какая ты классная, — томно произнёс Салтыков, лаская свою новую партнёршу, подарившую ему массу приятных ощущений, — Я тебя просто обожаю…

— А ты, оказывается, настоящий smoking hot, — сказала Марина в перерыве между поцелуями, — Вот уж не думала, что северяне могут быть такими горячими в постели…

— А то, крошка!

Так, незаметно пролетели десять дней. Салтыков и Марина Штерн почти всё время весело проводили в обществе друг друга. Марина познакомила Салтыкова со своей подругой Марго, которая приехала отдыхать на море вместе с ней, и часто они тусили вчетвером: Салтыков, Марина, Марго и её приятель-турок. Впрочем, последний вечер перед отлётом Салтыков провёл наедине со своей новой пассией.

— Мариночка, я люблю тебя! — шептал он ей, сидя на скамейке в тени кипарисов, — Я более всего хотел бы никогда больше не разлучаться с тобою. Я приеду к тебе в Германию, обязательно приеду… Хочешь?

Марина ничего не ответила, только потянулась к нему, и они принялись целоваться.

— Хочешь? — переспросил он в перерыве между поцелуями.

— Приезжай, — коротко ответила Марина и обмякла в его руках.

«Отлично, — подумал про себя Салтыков, — В жизни всё надо попробовать, всё испытать… Кто знает, может, я там, в Германии, и останусь... Почему бы и нет...»

В ночной тишине у моря было слышно, как шуршит прибрежная волна о гравий. Пахло кипарисами и морским бризом, а южные звёзды на чёрном небе необыкновенно ярко блестели для привыкшего к белым ночам северянина.

И Салтыков с новой страстью принялся за свои поцелуи, незаметно и ловко расстёгивая пуговицы на блузке симпатичной немки-полукровки Марины Штерн.

Глава 22

— Оля, ты чем сейчас занимаешься? Ничем? Я смотрю, ты вообще в последнее время ничего не делаешь и ничем не интересуешься. Если так и дальше пойдёт, нам придётся расстаться.

Олива, быстро прикрыв на компьютере свою писанину, вжала голову в плечи. Уж насколько добр был её начальник, Игорь Константиныч, а и тот уже начал терять терпение и высказывать крайнее недовольство своей подчинённой.

Оно и немудрено. Мало того, что Олива систематически опаздывала на работу и приходила чёрти в каком виде, так она ещё и прямые свои обязанности выполняла кое-как, если вообще выполняла. Вот и теперь — ещё вчера просил её разобраться в папках с документацией и подготовить протокол совещания — воз и ныне там. Отговорки стандартные: «Не успела...» А чего, скажи на милость, можно было не успеть, когда и так целыми днями сидит за своим рабочим компьютером и неизвестно чем там занимается?..

Нет, жалко, конечно, девочку. Возит её жизнь об асфальт, что там говорить. Но бизнес есть бизнес. И так не выгонял её все эти месяцы, потому что жалко. Но всему же есть предел, ёлки-зелёные...