Олива, распечатав и отдав Бочковой смету, еле дождалась, пока она ушла и снова принялась ходить по кабинету как безумная.

…В оружейном магазине был большой выбор пистолетов. Олива присмотрела себе небольшой чёрный Аникс А-112, и хотела было купить его, но до неё вовремя дошло, что из пневматического пистолета не убьёшь даже собаку. Травматическое же оружие стоило в десять раз дороже.

«И то не факт, что я убью его резиновыми пулями, — размышляла она, — Хотя… если целить в голову, или — ещё лучше — выстрелить в висок, то… Но, опять же, если попаду в цель, а если нет? Стрелок я никакой, а мне надо, чтоб наверняка…»

— Девушка, а у вас есть лицензия на приобретение оружия? — спросил её один из продавцов-консультантов.

— Нужна лицензия? — сказала Олива, — Как я смогу её получить?

— О, вам нужно обратиться в своё районное отделение милиции, написать заявление, оставить копию паспорта, пройти медкомиссию, в том числе и… — парень подозрительно посмотрел Оливе в глаза, — …Предоставить справку из психоневрологического диспансера о том, что вы психически абсолютно здоровы и вменяемы…

— Ладно, — пробормотала Олива и пулей вылетела из магазина.

Призрак психушки преследовал её неотступно. Ей вдруг вздумалось, что сейчас на улице её задержат и отправят в соответствующее заведение. Всю дорогу она ехала, затравленно озираясь по сторонам и щурясь, тщетно пытаясь рассмотреть в мешанине силуэтов, не угрожает ли ей откуда-нибудь опасность. Даже дома она не могла прийти в себя от чрезмерного нервного возбуждения.

«Это пройдёт, пройдёт… — уговаривала она сама себя, расхаживая по комнате и хрустя костяшками пальцев, — Я успокоюсь и смогу получить лицензию на оружие… а если нет, то у меня есть запасной вариант…»

— Ты словно помешанная, — сказала ей раз Яна, — Оставь ты в покое этого Салтыкова, забей на него. Тебя же в тюрьму посадят!

— Пусть, — твердила Олива, — Не боюсь я ни смерти, ни тюрьмы. Но этот урод должен сдохнуть. Должен! — повторяла она, яростно сцепив зубы, — Пусть даже мне не жить, но я клянусь, что убью его! Пока он не окажется в гробу, я не успокоюсь.

Оставшись дома одна, она отодвинула в большой комнате ящичек в шкафу и, нащупав кожаный чехол, вытащила из него острый охотничий нож. Этот нож остался у неё после смерти деда. Она криво, болезненно ухмыльнулась, провела лезвием плашмя по тыльной стороне ладони и, кинув взор на зеркало, злобно прошипела:

— Проклятый! Ты мне за всё заплатишь…

Олива много раз мысленно прокручивала сцену убийства Салтыкова. Вот она появляется в Архангельске, проникает в его подъезд и ждёт там Салтыкова. Вот он возвращается под утро из клуба или от бабы, естественно, пьяный, и не сразу различает в темноте подъезда фигуру девушки в чёрном кожаном пиджаке, с чёрными, коротко обрезанными волосами. От лифта до двери квартиры всего несколько шагов, и он, конечно, не успеет их пройти, прежде чем навстречу ему шагнёт она и, криво ухмыляясь, достанет из сумки пистолет…

— Ты?! — испуганно, затравленно прохрипит он, и ужас мелькнёт в его широко раскрытых, остекленевших глазах.

— Не ожидал увидеть меня здесь? — спокойно, с усмешкой спросит Олива, наводя на Салтыкова дуло пистолета.

— Мелкий, не надо… Я умоляю тебя, мелкий… — шепчет он спёкшимися губами, распластываясь по стене. Спазм перехватывает его горло, он не может кричать и только судорожно водит замёрзшими от страха глазами.

— Что ж ты теперь не признаёшься мне в любви? — цинично ухмыляется Олива, — Ну же, давай. Говори мне, как ты меня любишь, говори, что не можешь жить без меня. Если ты сейчас соврёшь, я тебя тут же застрелю. Ну?

Но Салтыков не может говорить. Он пытается что-то выдавить из себя, но выходит лишь какой-то полустон-полухрип, какое-то нечленораздельное мычание. Он не видит перед собой ничего, кроме расширяющегося и поглощающего всё во тьму отверстия пистолетного дула.

— Ну? — властно и требовательно повторяет Олива.

— Мелкий, не надо… пожалуйста!!! — переходит он в вопль.

— Цыц! Будешь орать – застрелю.

В льдисто-серых глазах Оливы ни капли жалости. Лишь презрение, ненависть и отвращение к тому, что недавно было Салтыковым, а теперь же представляет собой какое-то жалкое, склизкое, ползучее существо со стеклянными белками глаз, наполненных ужасом, дрожащим и переливающимся как ртуть.

— Ну? Считаю до трёх: раз… два…

— Аааааааааааааааа!!! — вырывается нечеловеческий вопль из его груди.

В ту же секунду раздаётся выстрел. Салтыков съезжает по стене вниз. Олива хохочет, страшно оскалив зубы, и стреляет ещё и ещё. Он падает, истекая кровью.

И последнее, что он видит — это её изменившееся, очерствевшее лицо в рамке остриженных волос, её злой оскал, её страшные, неумолимые, ледяные глаза. Глаза убийцы.

И — её слова, доносящиеся до него уже как сквозь вату:

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

Глава 28

Бледный диск луны поднимался над дремлющим городом. Июньская ночь была светла — но что-то страшное было и в этом молочно-светлом небе, и в этом едва различимом на нём ущербном диске луны.

Салтыков спал, беспокойно мечась на кровати и стоная во сне. Очевидно, ему снился кошмар. Он метнулся в сторону и застонал, постепенно переходя в крик, и проснулся среди ночи весь в холодном поту. Он резко сел на постели, пытаясь открыть глаза, но сил прогнать кошмар не было. Перед его глазами так и стоял этот страшно хохочущий призрак с пистолетом. И призрак этот была Олива.

— Тьфу, ёпт, и приснится же такая хуйня! — пробормотал Салтыков, проснувшись окончательно, — Наверно, полнолуние влияет. Иначе с чего бы это вдруг?..

Однако заснуть второй раз не получилось. Он вышел на балкон, выкурил сигарету, надеясь успокоиться. Но жуткие впечатления от кошмарного сна продолжали неприятно сосать под ложечкой.

Салтыков старался не обращать внимания на угрозы Оливы расправиться с ним, которые начали поступать от неё с тех пор, как он вернулся со Средиземного моря. Он уже был в этом отношении тёртый калач, не первый раз получал подобные угрозы от отставных любовниц, которых он бросал, утратив к ним интерес, поэтому знал по собственному опыту, что самое правильное в таких ситуациях — это полный игнор. К Оливе он давно утратил интерес как к девушке, и теперь просто тупо игнорировал все её поползновения. Салтыков не отвечал ей на смс, не реагировал ни на её мольбы, ни на её угрозы.

Так катились дни, не слишком приятные из-за того, что Олива таким вот образом напоминала о себе, но и не настолько жуткие, чтобы придавать этому большое значение. Салтыков ходил на работу, договаривался с заказчиками о проектах, обустраивал свой офис, по вечерам пил пиво с приятелями или же удовлетворял своё необузданное сексуальное либидо у одной из своих пассий. Олива была для него не более, чем прошлое, которому уже не было места в его жизни. Но сегодняшний ночной кошмар впервые заставил Салтыкова по-настоящему содрогнуться.

«О Господи, и зачем я только связался с ней… — думал он, гася бычок о парапет, — Дошло уже до того, что кошмары снятся. Ну, разошлись — подумаешь, все же когда-то расстаются, и ничего… Зачем уж так-то меня ненавидеть…»

Салтыков кое-как успокоился, докурил и лёг обратно в постель. «Ладно, — подумал он, уже засыпая, — В конце концов, чего мне её бояться — я в Архангельске, она в Москве. Ничего она мне не сделает — собака, которая лает, не кусает…»

Утро началось как обычно. Салтыков уж и почти забыл про свой ночной кошмар. Он встал, сходил на работу, вернулся, поужинал. Ничто в этот день не предвещало беды до тех пор, пока вечером не написал ему в аську Павля.

— Похоже, у меня для тебя есть кое-какой сюрприз, — ехидно бросил он, — Смотри, какую я ссылочку интересную в инете надыбал…

— Чё за ссылка-то, Павля? — не понял Салтыков.

— А ты прочитай, — загадочно ответил Павля, — Похоже, твоя Олива решила прославить тебя и всех нас на весь интернет. Ты только глянь, что она там про нас понаписала, особенно про тебя…

Салтыкова как будто оглушили. Он даже не понял сперва, что, собственно, произошло. Не сразу до него дошло и тогда, когда он открыл кинутую Павлей ссылку на Прозу.ру и прочёл заглавие «Жара в Архангельске»…

Он читал быстро, глотая строчки, пропуская страницы про Даниила и ища в тексте себя. Кровь шибанула ему в голову, стучала в висках, когда он читал это, и по мере того, как он читал, в нём всё больше росло ощущение, что он вымазался в чём-то таком липком, грязном и вонючем, от чего никогда уж теперь не отмоешься…

— Бред!!! — сдавленно крикнул он, когда оторвался, наконец, от этого кошмарного чтива, — Павля, ну это же бред полный!!! Здесь девяносто процентов выдумки! Эта мразь решила отомстить мне за то, что я её бросил, вот и всё!!!

— Да уж... — отозвался, в свою очередь, Павля, — Хоть бы имена, что ли, изменила, по крайней мере…

— Пи-пец!!! Слушай, я в полном ахуе… Мало того, что такой хуйни понаписала и имена не изменила, так ещё и по всему интернету развесила! Вот сучка…

Салтыков пошёл в «Модерн» и заказал себе спиртного. Ему хотелось нажраться так, чтобы забыть обо всей этой мерзости. Но даже водка со швепсом не помогала ему отключиться настолько, чтобы не думать о том позоре, который так внезапно обрушился на него.

«Кошмар, теперь вся жизнь к чёртовой матери… — думал он, облокотившись на стол и подперев руками голову, — Что же мне теперь делать?»

Он взял лежащий рядом телефон и накатал Оливе смс:

«Прости меня за то, что я не оправдал твои надежды, но знай, что ты все мои жизненные планы порушила!»

«Какие же такие твои планы я порушила? — цинично отозвалась Олива, — Ну, то, что я в эти твои жизненные планы не вхожу, я уже поняла. А остальное меня не ебёт».