Салтыкову трудно было говорить. Он мямлил неразборчиво, словно каждое слово стоило ему титанических усилий. Ему легко было врать Оливе про любовь по эсэмэскам и по телефону, зная, что она далеко, за тысячу километров; но теперь, когда она сидела напротив него, и с перекошенным от боли лицом смотрела ему в глаза, он не мог выговорить ни слова. Врать было уже бессмысленно, да и невозможно, а правда тяжёлым комом застревала у него в горле.

— Скажи мне честно... — сказала Олива, пристально глядя в его глаза, — Я... действительно не нужна тебе?

Салтыков что-то пробормотал себе под нос. Она хотела услышать «нужна», хотела удостовериться в этом...

— Я не понимаю тебя! Говори отчётливо! — потребовала Олива.

— Н-нужна...

— Что?

— Не нужна.

— Ещё раз. Я не поняла... что ты сказал?..

— Я СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ МНЕ НЕ НУЖНА.

Мир лопнул у неё перед глазами. Олива забыла, зачем пришла сюда. Это был заведомо точный удар, и он вырубил в ней всё.

— Когда ты это понял? — выдавила из себя она, — Ты это понял до Нового года?

— Да.

— Зачем же ты продолжал меня обманывать тогда, что мы поженимся и будем вместе?

— Это было сложно... Я не хотел лишать тебя надежды...

— Ты женишься на другой? Отвечай правду! Ты сможешь жениться на другой женщине?!

— Да.

— Ты не любишь меня?..

Молчание.

— Салтыков, отвечай уже, и мы уйдём, — не выдержал Ярпен.

— Да. Я не люблю тебя.

— Всё. Он сказал правду. Теперь мы уходим, Олив, — Ярпен тронул её за плечо.

Олива молча, не отрываясь, смотрела в глаза Салтыкову.

— Не смотри ты на него так. Всё равно ты его взглядом не убьёшь, — сказал Ярпен.

— Я уйду, — наконец, произнесла она, — Но знай, Салтыков: ты никогда не будешь счастлив. Запомни: никогда! Никто и никогда, ни одна женщина в мире не полюбит тебя по-настоящему, а если кто и будет рядом с тобой, то только... ради твоих денег...

Ярпен и Хром Вайт, взяв Оливу под руки, поволокли её вниз по лестнице.

— Это ещё не всё, — останавливаясь, добавила она, — Когда-нибудь тебе отольются все мои страдания, вся моя разбитая жизнь ещё аукнется тебе! Живи, но знай: я проклинаю тебя! Я проклинаю и детей твоих, если они у тебя когда-нибудь будут! И смерть твоя будет мучительна, Салтыков. И ты ещё меня вспомнишь...

Сказав это, Олива развернулась на сто восемьдесят и вместе со своими друзьями покинула подъезд.

Салтыков же, вернувшись в свою квартиру, сел на кушетку в коридоре и неподвижно уставился в пол.

«Ну, вот и всё…» — устало подумал он и, прислонившись головой к стене, закрыл глаза.



Глава 61

Обнаружив, что Олива исчезла из дома, ребята почти сразу поняли, что дело пахнет керосином, но на этот раз решили не вмешиваться. Кузька и Даниил, позавтракав, ушли на работу, а Никки с Ярпеном и Гладиатором, чтобы хоть как-то отвлечься, сели смотреть фильм «Метод Хитча». Но не успели они досмотреть фильм до конца, как в коридоре зазвонил домашний телефон.

— Вика? — послышался в трубке чей-то мужской голос с растянутыми интонациями, когда Никки подошла к телефону, — Это Андрей Салтыков. Олива под дверью моей квартиры. Она в невменяемом состоянии. Я звоню, чтобы вы её забрали…

— Ты что, боишься её? — насмешливо произнесла Никки.

— Н-нет… — помолчав, выдавил из себя Салтыков, — Но ты знаешь… она лежала в психушке… Она ведь неадекватна…

— А откуда ты узнал мой телефон?

— Мне Кузя дал, я с ним только что разговаривал, — отвечал он, — Так вы с ребятами придёте её забирать, или нет?

— Нет, — отрезала Никки, — Выйди и разберись с ней сам.

— Я не выйду, — заявил Салтыков, — И если не заберёте её вы, её заберёт милиция.

— Подожди… — начала было Никки, но поздно: Салтыков, не дожидаясь её ответа, просто бросил трубку.

— Кто там звонил? — спросил Ярпен, когда Никки с растерянным видом вошла в комнату.

— Салтыков, — отвечала она, — Оля сидит в подъезде под дверью его квартиры. Он пригрозил, что если мы не заберём её, он вызовет милицию.

— Трус! — презрительно скривился Гладиатор, — Ладно, пойдём, а то он действительно сдаст её ментам...

Буквально в дверях они столкнулись с Хром Вайтом и взяли его с собой. Через пять минут компания была уже в подъезде Салтыкова в полном составе…

На Оливу было страшно смотреть. Салтыков оказался прав: она была невменяема. Гладиатор, чувствуя, как в нём раскалённой смолой закипает злость, подошёл к двери Салтыкова и изо всех сил шарахнул по ней ногой.

— Выходи!! — яростно прошипел он, хватая за ворот футболки выглянувшего из-за двери Салтыкова. Он испуганно заморгал, и Гладиатор с трудом сдержался от сильного желания размазать его по стене одним ударом.

«Мразь трусливая… — с отвращением думал он, стоя с ребятами этажом выше и наблюдая оттуда, как Салтыков объяснялся с Оливой, нечленораздельно мямля и пряча глаза, — И эта дрожащая, подлая, мерзкая тварь ещё может нравиться девчонкам?! Что они все в нём находят? Что Олива нашла в этом куске говна? Не понимаю, не понимаю…»

— Тут всё понятно, — вслух произнёс Хром Вайт, словно прочитав мысли Гладиатора, — Деньги. Статус. Положение в обществе. Ничего удивительного в этом нет…

Гладиатору стало противно. Едва дождавшись, когда Оливу, посланную на хуй Салтыковым, вывели под руки из подъезда, он, сказав, что ему надо успеть на автобус в Северодвинск, быстро попрощался и зашагал в сторону Воскресенской.

Олива вышла из подъезда как пыльным мешком саданутая. Лишь пройдя половину пути до дома Никки, она, поняв, что её увели насильно, рванулась было назад — но ребята, шедшие рядом начеку, схватили её.

— Пустите меня! — крикнула она, отчаянно мотая взлохмаченной головой, — Ярпен, пусти меня!!!

— Олив, успокойся…

— Ах, так?!

Секунда — и в её руке сверкнуло лезвие ножа. Ярпен перехватил её руку с ножом: она задрожала и выронила нож, который, упав, вонзился остриём в землю.

— Ёшки-матрёшки… — испуганно прошептала Никки.

Олива не могла плакать; выронив нож, она немного утихла, но горе, застившее разум, тяжело и вязко бурлило внутри, не находя выхода.

«Куда они ведут меня? Зачем?.. — отчаянно думала она, — Ну кто их просил соваться не в своё дело?! Вот Хром Вайт обнимает и целует меня… Зачем? Он же не Салтыков…»

— Оль, ну зачем он тебе, перестань думать о нём… — бормотал Хром Вайт, обцеловывая ей лицо.

Олива сообразила, что уже находится дома, в постели. Кипящая злоба пеной поднялась к её горлу. Она распирала изнутри, требовала выхода, подступала как блевотина…

— Пошёл вон!!! — не своим голосом взревела вдруг Олива, — Убирайся к чёрту!!!

Хром Вайт остолбенел.

— Пошёл вон!!!!! Вон!!!!! Вон отсюда!!!!!!!

Всё завертелось в глазах у Хром Вайта. Секунда — и он увидел себя, как бы со стороны, кубарем летящим вниз по лестнице.

И — душераздирающий, истеричный крик на весь подъезд — не её крик, она не могла так кричать.

— Вооооооооооооооооооооон!!!

Никки и Ярпен, сидя на кухне, тоже слышали этот крик. Потом всё стихло, и через минуту на пороге кухни появилась Олива с безжизненным и каким-то перевёрнутым лицом.

— Никки, — тихо, чуть ли не шёпотом произнесла она, — У тебя водка есть?

— Да, осталась с Гениного дня рождения...

— Наливай!

Никки нехотя достала бутылку и стопки. Олива молча налила водки себе в стакан и, не глядя, опрокинула в рот, быстро запив её кипячёной водой из кружки.

— Ещё!

Ярпен налил ещё. Олива выпила и закашлялась.

— Ох, ядрёна-матрёна…

Пришёл Даниил, сел рядом. Олива уже выпивала третий стакан.

— Чёт-то я въебала по полторахе — нихуя! — она треснула кулаком по столу, — А водка ядрёная, мать её перемать! Эхх, наливай! Выпьем за то, что ни пизды не срослось и ни хуя не удалось! И к чёрту всё, к чёрту эту жизнь, как негодную больше дрянь!!!

Даниил переглянулся с Ярпеном. Обоим было неприятно и больно видеть Оливу в таком состоянии. Но ей уже было наплевать.

— Никки, врубай музыку! КиШа! Купи отец нам маски дети закрича-али!

— Тебе нельзя больше пить, — Ярпен вылил в раковину остаток водки.

— Козёл! Мудак! Ты вылил мою водку! Ступай теперь за бутылкой, быстро!!! — она пнула его ногой.

Ярпен встал и ушёл. Олива треснула кулаком по столу.

— А ты что сидишь, моя любооовь! — она поцеловала Даниила, — Когда-то я тебя так любиила... А ты меня так и не трахнул...

Никки досадливо отвернулась.

— А чё Ярпена нет? Яарпен! Яаааарпеееен! — пьяно орала Олива, — Куда же ты пропал с водкой, сукин сын?!

Ярпен ещё был в прихожей и всё слышал. Он пытался надеть куртку, не попадая руками в рукава — Ярпен сам не знал, куда он теперь пойдёт. Однозначно не за водкой: он понимал, что Оливе пить больше нельзя.

— Ха-ха-хха!! Яааарпееен! — неслись из кухни безобразные пьяные крики, — А Ярпен меня лююююбиит! Ха-ха-ха!!!! Оооо, как он меня люююбииит! А я таакааая мрааазь!!! О-ха-ха-ха!!!

Ярпен вспыхнул до корней волос — т а к о г о он не ожидал даже от Оливы. Он пулей вылетел из квартиры — лицо его горело, словно от пощёчины. Он побежал, не разбирая дороги; больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Всё смешалось в голове у Ярпена; сейчас он думал только об одном: подальше от этого дома, от этой страшной, вконец обезумевшей ведьмы. Ему уже было невыносимо больно и стыдно вспоминать, как он жил с ней под одной крышей, как дарил ей свои стихи. Перед глазами его так и мелькали её взлохмаченные волосы и остриё ножа, вонзившееся в землю; в ушах так и стояли эти жуткие крики, этот дьявольский смех: