— Ха-ха-ха! Ярпен меня так лююбииит! Ха-хха-ха-хааа!!!

«Забыть, забыть всё это, как страшный сон…» — думал он, удаляясь от Садовой улицы всё дальше и дальше.

А Олива, пьяная в стельку, продолжала бушевать на кухне. Она лежала на коленях у Даниила, безобразно рыдая и смеясь, пела песни, несла какой-то бред.

— Ооо, как мне хорошо… Дайте мне ещё водки, дайте — я хочу пить!!! Купи отец нам маски — дети закричаали!.. Ха-ха-ха-ххааа!!! Он сказал, что я ему не нужна… Ха-ха-ха! Я ему не нужна! Не нужна! Не нужна!!!

— Оля… — тихо позвал её Даниил.

— Пшолнах! Какая я тебе «Оля»?! — крикнула она, — Я не Оля!

— А кто же ты?

— Я — ммеееелкий!!! Я трребую, чтоб ты называл меня «мелкий»!!!

— Хорошо, мелкий, — грустно усмехнулся Даниил.

— Я ссать хочу… — заплетающимся языком пробормотала Олива, — Отнесите меня в тулаллэт… Ик! Пжалссста…

Даниил со вздохом взвалил Оливу как мёртвое тело к себе на плечо и понёс на толчок.

— А где ттут шттаны? Ик! Сними мне шттны пжаллста…

— Ох, горе ты моё луковое…

Даниил расстегнул Оливе джинсы и, спустив с неё трусы, усадил на толчок.

— А ну, пшол отсюда! Чё сммотршь, как я ссать буду, да?

Она сделала неудачную попытку пнуть его ногой, но сама чуть не упала с толчка. Даниил, придерживавший Оливу, чтобы она не упала, отпустил её и вышел из туалета. Но как только он закрыл за собой дверь, грохот падающего тела заставил его вернуться.

Олива как труп валялась возле толчка голой жопой кверху, нырнув головой прямо в кошачий туалет.

Наутро она ничего не помнила. Голова раскалывалась, чертовски хотелось пить. Во рту было горько, от волос почему-то пахло кошачьей ссаниной. И было ещё плохо, очень плохо, скверно и мерзко на душе…

— Мелкий, — позвал над её ухом чей-то голос.

И — о, как же хорошо вдруг стало! Вот чего ей не хватало — этого простого слова: «мелкий». И ещё трёх слов…

— Мелкий, я люблю тебя, — произнёс тот же голос и чьи-то губы приникли к её губам. Олива и хотела бы обмануть себя, но не смогла: голос был не тот, и губы были не те. Она открыла глаза, и увидела, что и человек, лежащий рядом с ней, тоже… не тот…

— Но я уже не люблю тебя, — сказала Олива.

— Прости меня, — сказал Даниил, — Прости меня за то, что я так легко отпустил тебя тогда. И за всё плохое, что случилось с тобой потом, тоже прости меня…

У Оливы из глаз брызнули слёзы.

— Я давно уже простила тебя, — сквозь слёзы произнесла она, — Ты тоже прости меня за всё…

— Тебе не за что просить у меня прощения.

— Да нет, есть за что…

— За что же? — спросил Даниил.

— За то, что моя любовь к тебе оказалась ненастоящей…

Глава 62

Ярпен, ночевавший в ту ночь у себя на Сульфате, не мог сомкнуть глаз. Отвратительная пьяная выходка Оливы, её безобразные крики о том, что он... Нет, просто язык не поворачивался всё это передать. Впору было самому напиться вдрибадан, чтобы забыть всю ту мерзость. Но забыть не получалось.

«Я должен с ней поговорить, — наконец, решился он, — Это нельзя так оставлять. Пусть, наконец, поймёт... Я ей всё скажу».

Решив так он, едва дождавшись утра, поехал обратно на Садовую.

Дверь ему открыл заспанный, взлохмаченный Даниил.

— А где ты был? — удивился он, — Я думал, ты в соседней комнате спишь...

— Мне надо поговорить с Оливой, — сухо сказал Ярпен.

Даниил посмотрел на его лицо и осёкся: таким он Ярпена ещё не видел. С этими бескровными, плотно сжатыми в нитку тонкими губами, с дёргающимся мускулом на щеке, выражение худого и обычно доброго лица Ярпена было на удивление сухим и неприятным.

— Проходи, — только и сказал Даниил, давая дорогу.

Олива уже встала и, лохматая и опухшая с похмелья и слёз, сидела, сгорбив спину, на кухне, и, насупившись, мешала ложечкой свой чай. Сказать, что ей было погано — значит, не сказать ничего. За окном кисло сопливился дождь, на плите тихонько и жалобно посвистывал чайник — и свист этот вкупе с дождём заставлял Оливу плакать от жалости к себе — и чайнику, который, казалось, тоже стонал и плакал оттого, что был никому не нужен.

— Олив, нам надо поговорить, — без обиняков заявил Ярпен, садясь напротив неё.

Она вскинула на него глаза, но за пеленой своего горя не заметила перемен в его лице.

— Я слушаю.

— Я понимаю, что вчера ты была пьяная и не отвечала за свои слова, — сухо начал Ярпен, — Но теперь, когда ты протрезвела, нам необходимо кое-что прояснить.

Олива вспыхнула и опустила взор.

— Я не помню, что я вчера говорила...

— Зато я прекрасно помню. Ты говорила, что я... — Ярпен сделал над собой усилие, чтобы продолжать, — Что я в тебя влюбился... Так вот: я в тебя не влюбился.

— Ну, так и что же? — буркнула Олива в чашку.

— Более того, — продолжал Ярпен, которого равнодушная реакция Оливы разозлила ещё больше, — Я надеюсь, ты понимаешь, что после вчерашнего наши с тобой добрые отношения закончились. И ещё, — он встал из-за стола, — Если ты надумаешь писать продолжение своей книги, то пиши, пожалуйста, правду. Не надо корчить из себя звезду и выставлять остальных вокруг тебя шутами и влюблёнными болванами. Я к ним не причастен; да ты и сама знаешь, что всё не так...

— Что — не так? — спросила Олива.

— Всё не так. Ты — не звезда, и, между нами, не такой уж и талант. Вся твоя книга — не более, чем истерическая реакция брошенной женщины, маленького человека, которому до смерти хочется, чтобы его заметили. Вчера я это понял как никогда...

— Хм. Раньше у тебя было иное мнение...

— Да не было у меня иного мнения, Олив. Мне просто было жаль тебя. Мне и сейчас жаль, хотя ещё больше жаль времени, которое я на тебя потратил...

— Всё сказал? — жёстко перебила его Олива.

— Всё.

— Ну тогда развернулся на сто восемьдесят и пошёл нахрен отсюда.

Ярпен невозмутимо остался стоять.

— Дом не твой, — заметил он, — И уходить мне или нет, решать, опять же, не тебе.

— Тогда уйду я, — сказала она и, пулей вылетев из кухни, едва не сшибла с ног Даниила.

— Вот и поговорили, — пробормотал Ярпен себе под нос.

Даниил тоже был не в духе. Он медлил у плиты с чайником в руках.

— Завтракать-то будешь? — угрюмо спросил он Ярпена.

— Не хочется, — ответил тот, — Я, пожалуй, пойду...

— Погоди, и я с тобой, — сказал Даниил, ставя чайник на место, — Мне всё равно на работу. Да и...

— Да и нечего нам тут делать, — закончил за него Ярпен.

Глава 63

Последний приезд Майкла в Москву на майские праздники окончательно отдалил его от Юли, зато вновь сблизил с Настей. Та дилемма, над которой Майкл всю весну ломал голову — с кем же ему быть, с Юлей или с Настей — разрешилась после мая месяца сама собой.

Почти каждый вечер Майкл и Настя болтали друг с другом по скайпу. И каждый вечер им было о чём поговорить, и не было в их разговорах тех неловких длинных пауз, которые часто случаются, когда разговаривают друг с другом малознакомые парень и девушка. Всё, что разделило их когда-то: расстояние, Юля, Гладиатор — всё это теперь казалось таким ничтожным, что ни Майкл, ни Настя об этом даже ни разу не вспомнили.

— Мииишка! — сказала ему Настя в скайпе в один из летних вечеров, — Ну когда ты в Москву приедешь?

— Ой, ну я даже не знаю…

— Приезжай, Миш, — кокетливо прозвенела Настя, — На Воробьёвы горы съездим. А хочешь, в баню с тобой пойдём?

— Ой, блин… — Майкл аж покраснел от смущения и против воли заулыбался.

— Давай, Миш, приезжай! Я тебе дрищёвку свою покажу, будем там на сене лежать и смотреть на звёзды. Хочешь?

— Ох, ни фига себе… — Майкл засмеялся.

— Ну, чего такое?

— Да я не пхо то… Ты пхикинь, тут Салтыков мне только что написал, шо Олива его избила…

— Чего-о? — засмеялась Настя, — Реально ему накостыляла? Ха-ха-ха, вот молодец!

— Он пишет, она набхосилась на него с кулаками ни с того ни с сего, — сказал Майкл.

— Правильно-правильно! Так ему и надо.

— Не, ну избить человека ни за что…

— Здрасьте, ни за что, деловой!

— А за что?

— За то, что врёт много, — отрезала Настя, — Ничего, пусть ему это будет уроком…

Ночью Майкл проснулся от телефонного звонка. На часах было почти четыре утра.

«Салтыков, кто же ещё… — спросонья подумал он, беря трубку, — В такое время больше некому…»

— Аллоу, Майкел! — протянул в трубке пьяный голос.

— Ты щас где? — спросил Майкл, зевая и садясь на постели.

— В жопе я, — произнёс Салтыков заплетающимся языком, — В полной жопе…

— Ладно, хасслабься, — сказал Майкл, — В конце концов, это же твоё хешение хазойтись с ней…

— Ну, так-то да…

— Ну и не пахься…

— Она сказала, что ей всё известно. Что, мол, у мну девушка есть. Какая?

— Не знаю… Смотхя пхо кого Кузька пхоболтался…

— Он говорит, что не называл имён. Может, врёт?

— Да фиг знает…

— Жопа ж, Майкл! — пьяно икнул Салтыков, — Пипец я бухой…

— В баре, чтоль, сидишь?

— Какое там сижу, Майкел! Я сесть не могу — у меня поясницу пипец как ломит! Меня будто как фарш через мясорубку провернули…

— Да уж, пхедставляю…

— Не, Майкел! Не представляешь…

— Ладно, ты ещё скажи спасибо, шо легко отделался, — посоветовал Майкл, — А пхикинь, если бы тебя пахень замочил?

— Если бы она парнем была, я бы в долгу не остался. Отхуячил бы только так.

— Да уж… — озадаченно пробормотал Майкл, — Я вот подумал: а шо бы было, если б ты действительно на ней женился…