В дверях комнаты стоял Тассадар и смотрел на неё своими огромными синими глазами.



Глава 65

Олива понуро сидела в тёмной комнате у окна. У её ног лежал тот же синий матерчатый чемодан, что и полгода тому назад. Зарёванное лицо её, красное и вспухшее как у алкоголички, было более чем некрасиво — оно было страшно, но Тассадар думал об этом меньше всего. Он подошёл к ней и молча сел перед ней на корточки. Кузька и Никки тут же вышли из комнаты и затворили за собой дверь.

— Не смотри на меня, — попросила Олива, пряча лицо.

— Хорошо, – сказал Тассадар, — Я не буду смотреть, если тебе это неприятно.

Минуты две они оба молчали.

— Ты слышал, что сказал Кузька? — нарушила молчание Олива.

— Что бы он ни сказал, ничто не стоит твоих слёз, — сказал Тассадар, и тут взор его упал на чемодан.

— Ты уезжаешь...

— Да, я уезжаю, — отвечала она, вставая и отходя к окну, — Хэппи-энда не будет. Ну, хоть мне глаза открыли, спасибо.

— На что тебе открыли глаза?

— На то, что я глупа и бездарна. Что я только порчу людям жизнь, и что любить меня такую, в общем-то, никто не обязан. Что ж, — Олива прерывисто вздохнула, — Как сказал один герой одного фильма: «Я достаточно себя уважаю, чтобы не быть там, где меня не хотят». Спектакль окончен, я самоустраняюсь. Хотя и не знаю, что буду делать дальше...

— Жить, — коротко отвечал Тассадар.

— Это не жизнь, — Олива горько усмехнулась, — Это вялое существование зомбака: работа-дом, дом-работа, вставай-ложись-с новым годом. Хотя вон, Никки говорит, все так живут. Вот другие пускай и живут так. А я не буду.

— Всё от тебя зависит...

— Нихрена от меня не зависит! — крикнула Олива и слёзы вновь брызнули у неё из глаз, — Если бы от меня зависело, Салтыков бы меня не разлюбил! Если бы от меня зависело, Негодяев ответил бы Яне на её любовь, и ничего этого не случилось бы! Если бы от меня зависело... я не страдала бы так, и не мучилась!..

— Через страдания лежит путь к очищению, — задумчиво сказал Тассадар.

— Страдания сделали меня сволочью. Какое же это очищение?

— Не это делает людей сволочами. Но, пока ты это сама через себя не пропустишь и не осознаешь, ты прольёшь ещё реки слёз. Моря слёз...

— Хорошенькую перспективу ты нарисовал, — вытирая глаза, сказала Олива, — Чем так, лучше бы я вообще тогда умерла!..

— Нет, не лучше. Если б ты умерла, это была бы самая большая глупость в твоей жизни.

— Глупость то, что меня спасли. Зачем мне жить, если я одинока и несчастна? Кому от этого легче?

— А с Салтом ты была бы счастлива? Вспомни: ты когда-нибудь была счастлива с Салтыковым?

— Была, — всхлипывая, отвечала Олива.

— Когда?

— В прошлом году, на ноябрьские праздники… И, может, ещё немного летом...  И...

— А теперь посчитай, в сумме, сколько по времени длилось это твоё счастье.

Олива задумалась.

— Если в сумме, то… дня три, наверное…

— Вот. А теперь вычти эти три дня из всего срока, пока вы были вместе, — сказал Тассадар, — Сколько останется?

— Много…

— И это время ты была с ним несчастлива, — подвёл итог Тассадар, — Вот и подумай, стоят ли эти жалкие три дня целой загубленной жизни…

— Да, может и не стоят, — сказала Олива, — Но что же делать, мне и с ним плохо, а без него ещё хуже! Как он сказал, что я ему не нужна… — голос её оборвался слезами, — Зачем же и жить тогда…

— Если ты не нужна ему, это не значит, что ты не нужна никому.

— А кому я нужна? Вон, друзья и те от меня отказались...

— Ты маме своей нужна. Мне нужна. Миру нужна…

— А мне весь мир не нужен, — сказала Олива, — Салтыков один для меня всё. Я бы, может, всех вас отдала бы за него одного…

Тассадар опешил, словно от удара. Он встал и, не глядя на Оливу, направился к двери.

— Ну, тогда тебе никто не поможет. Даже я.

Олива несколько секунд неподвижно сидела, и только когда Тассадар уже открыл дверь, чтобы уйти, до неё, наконец, дошло, как сильно она ранила его. И ещё до неё дошло быстрее чем когда-либо, что если она сию секунду не остановит его, то действительно потеряет всё.

— Куда ты? — окликнула его Олива.

— Я поеду в Северодвинск, — отвечал Тассадар, — Да и то, не знаю, зачем я сюда приехал…

— Подожди! — Олива схватила его за рукав, — Чёрт с ним, с Салтыковым! Хочешь, я вообще о нём больше никогда не заговорю? Одно твоё слово — и ты о нём больше не услышишь!

 Тассадар остановился.

— Я буду рад, если ты забудешь его, но я хочу, чтобы ты это сделала не ради меня, а ради себя…

— А что бы ты хотел, чтобы я сделала ради тебя?

— Просто будь хотя бы, — сказал Тассадар, — Согласна?

— Согласна…

Они обнялись.

— Спасибо тебе, — тихо произнёс Тассадар.

— За что?

— За то, что ты есть…

Олива поцеловала его в губы и спрятала лицо у него на плече.

— И тебе спасибо... За хэппи-энд...

Тассадар слегка отстранился и серьёзно посмотрел ей в глаза.

— Только Оля, давай договоримся сразу...

— Не продолжай! Я знаю, — она зажала ему рот рукой.

— Что ты знаешь?

— Что хэппи-энд этот только для книги. Что в жизни всё не так просто, короче — что ты со мной не будешь. Оно и понятно, после всего, что было... Я ни на что уже не претендую...

— Просто я не хочу поступать с тобой, как Салтыков, — сказал Тассадар, — На самом деле, ты значишь для меня гораздо больше, чем ты думаешь. Но обещать тебе любовь до гроба было бы с моей стороны и подло, и глупо...

— Почему?

— Потому что я не знаю, что будет с нами завтра. Через месяц или через год. Может, мы будем вместе всю жизнь, а может, разойдёмся, как в море корабли. Но, что бы ни случилось, знай — с тобой рядом всегда будет человек, которому ты никогда не будешь безразлична. Это ты сама.

— А ты? — спросила Олива.

— А я с тобой здесь и сейчас. И здесь и сейчас, в данную минуту — я только твой...

Глава 66

Окольцованный рекой, город тихо спал, закутавшись в белый ночной туман. В этот час почти не ездили машины, не ходили по улицам люди. Лишь по деревянному тротуару улицы Розы Люксембург шумно и весело возвращалась из клуба компания молодых парней.

— Ну чё, может, ещё по пивасику? — спросил Флудман, — На посошок, так сказать…

— Э, не, ребят. Я пас, — Райдер развёл руками.

— А я бы и от водочки не отказался, — подал голос Хром Вайт.

— Смотри, допьёшься, и будешь вон лежать, как Салтыков вчера ночью в луже с хуем наружу…

— Это где такое? — поинтересовался Гладиатор, — Чё, в натуре, что ли, Салт вчера так ужрался?

— А то нет! Реально, упал вчера на улице в лужу, и хуй наружу.

— Так-таки хуй наружу?

— Ну чё я, врать, что ли, буду? — обиделся Райдер, — Мне сам Негодяев рассказал.

— Да Негодяев-то тебе расскажет, ты только уши развешивай, — хихикнул Флудман, — Негодяев да Олива — два знаменитых сказочника у нас в городе.

— Кстати, Олива-то, говорят, с Тассадаром теперь замутила…

— То Сорокдвантеллер, то Салтыков, то Тассадар, — изрёк Флудман, — Интересно, кто у неё будет следующим?

— Ну, Флудманизатор, держись! Следующим будешь ты!

— Нет уж, спасибо, — заржал Флудман, — Мне как-то, знаете ли, не очень хочется в конце отношений получить ботинком по морде…

— Знаю-знаю я об этих боях без правил, — изрёк Гладиатор, — Жаль, что я не видел своими глазами эти рукопашные бои с элементами кунг-фу.

— Зато Паха Мочалыч видел, — сказал Райдер, — Он, кстати, до сих пор жалеет, что ему не удалось тогда заснять всё это дело на видеокамеру.

— Действительно жалко, вот бы мы угарнули! Дом-2 отдыхает!

— Жара в Архангельске-2, ёптыть!

Райдер фыркнул.

— Я так и не понял, о чём книга-то была?

— Андрюха, сказать, о чём книга? — Флудман обхватил приятеля за шею согнутой в локте рукой и, рывком притянув к себе, дурашливо зашептал: — О том же, о чём и «Три поросёнка».

— Так о чём?

— О том, что дунул волк... А крышу снесло у домика!

Грянул дружный хохот.

— А-а-а, сука, ты чё смешишь?..

— Да харе ржать уже, а то в бубен!

— Ну-ка, Глад, как ты там говорил-то? Порву на-кус-ки!!!

— Накуски! Однозначно!!!

— На мясооооо!!!

— Доооо! Это не мясоооо! Это куха-гхиль!

— Кстати, что-то «куха-гхиль» давненько к нам носа не кажет, — заметил Флудман, — Зазнался там у себя в Питере…

— Зато он в Москву в последнее время частенько нос кажет, — сказал Райдер, — Сказал, на следующей неделе опять туда поедет.

— Значит, скоро в Москве на свадьбе будем бухать? Круто! — обрадовался Хром, — Как раз двух зайцев убьём: и Москву посмотрим, и побухаем на халяву…

— Всё б тебе бухать, халявщик, — осадил его Гладиатор, — Делом бы занялся.

— Каким делом-то? — возразил Хром Вайт, — Чё ещё делать нам на отдыхе? Бухать, да гулять, да песни орать. Тем и живём!

И все, как по команде, хором заорали песню:

— В чёрном цилиндре, в наряде старинном

В город на праздник путник очень спешил…

Долго ещё разносилась эхом и песня, и смех, и весёлые юношеские голоса по спящим ночным кварталам города Архангельска. А потом всё стихло, и город снова погрузился в дрёму, спокойно и безмятежно ожидая, когда взойдёт утренняя заря и окрасит своим золотисто-розовым светом холодные и неподвижные воды Северной Двины.

( К О Н Е Ц )