Живет один. Постоянной дамы сердца нет. Или хорошо ее прячет. Откуда я это знаю? Да что уж тут юлить? Придется признаться: я пыталась ее увидеть и периодически подсматривала за теми, кто приезжал к Коршуну в гости! Кстати, друзей-приятелей у него в отличие от меня полным полно. Несмотря на то, что участки у нас здоровые, с его территории до меня регулярно доносятся звуки, которые безошибочно дают понять, что мужик умеет провести время весело. Не беден — одни машины чего стоят. Да и дом… Покруче моего будет. Но чем занимается — не понятно. По крайней мере на работу к 9 часам утра ежедневно не ездит. Впрочем, как и я… Зато я могу сидеть на даче безвылазно неделями, никуда нос не высовывая. Он — нет. Отправляется куда-то считай ежедневно. Вот только что это все мне дает? Да ничего.

Несколько раз видела у его дома черный мерседес с мигалкой и неизменным джипом охраны. Как-то даже удалось подсмотреть, кто же в этом мерседесе к соседу прибывает. Что ж, мир действительно до отвращения тесен. Этого человека знают все. По телевизору его показывают не реже Президента с Премьером…

В очередной раз осматриваю место своего заточения и пожимаю плечами. Во всем следует видеть хорошее. Подумаешь — матрас вместо кровати и ведро вместо унитаза! Зато похищение — прекрасный повод закосить от работы! Улыбаясь почти счастливо укладываюсь на матрас. Хоть бы простынку дали! Одно слово мужики…

Черт! Я замираю и приподнимаюсь. Мужики… Мужики…

Внезапно в моем и без того перетруженном мозгу начинается какое-то мучительное шевеление. Что-то такое, связанное с работой… С работой и мужиками…

Точно!

Я все вспоминаю. Дело было действительно в нашем офисе, куда я езжу только на совещания, когда затевается какой-нибудь новый проект. Ну или чтобы обсудить текущий. Мы сидели тогда в кабинете у моего продюсера и как раз мозговали над очередным. Была я, продюсер и Олег — будущий ведущий проекта, матерый новостийщик, вхожий в самый высокие правительственные кабинеты. Когда обговорили все дела, мужики как обычно ударились в сплетни.

Мужики…

Олег тогда что-то такое рассказывал… Причем в этом его рассказе как раз присутствовало имя того самого типа, который регулярно наезжает на дачу к Коршуну… Что же? Я не люблю все эти политические сплетни. Не интересны мне они. Тем более, что ничего конкретного он не говорил. Какой-то там, по словам Олега, назревал скандал в высоком семействе… Первый что ли? Или, может, последний? Ничего экстраординарного. Вот и слушала невнимательно… В чем же там была суть?

Вспомнить мне не дали. В замке опять завозился ключ и на пороге на этот раз возникли сразу оба моих тюремщика. Хму-у-урые. Демонстративно принесли скотч, паяльник и какие-то железки явно из гаража. Я даже развеселилась. Почему-то совершенно не верю в то, что они на самом деле будут меня пытать.

Коршунов:

— Ты извини, соседка. Но если ты нам не расскажешь все про этот самый ключ, тебе придется плакать. Чес-слово не хочу тебя мучить, но ты ведь девочка взрослая, знаешь, что дело — превыше всего. Как говорится — ничего личного, только бизнес.

— Так это именно бизнес? Никакой политики?

Пробный шар удался. Хоть они и пытаются скрыть свою реакцию, она несомненно есть.

— Дура! От любопытства кошка сдохла.

Отвечаю почти на автомате, занятая другими мыслями:

— Я не кошка. Была бы кошка, меня бы мужики любили…

Тьфу ты! Нашла кому говорить такое. Осклабились оба. Стрельников:

— Ну хочешь мы тебя сейчас полюбим? По очереди.

А вот это он зря. Нельзя безнаказанно наступать женщине на больную мозоль. Отвечаю с энтузиазмом:

— Хочу. Телевизор вы мне не предоставили, компьютера лишили, даже книг здесь нет. Пусть хотя бы здоровый секс будет. Надо же как-то время убить…

Коршунов, который все это время старательно хранит на лице злобную мину, вдруг отворачивается, хлопает себя по бедрам и принимается смеяться. Стрельников только разводит руками.

— Ну что с этой идиоткой делать? Не боится она почему-то нас с тобой, братишка, совершенно. Хотя надо бы.

Теперь оба смотрят на меня спокойно и серьезно. И именно эти их спокойствие и серьезность вдруг пугают меня по-настоящему. Потому что на этот раз они ничего не разыгрывают. Теперь они те, кто есть на самом деле. Нормальные ребята, которые просто делают свое дело. И сделают его несмотря ни на что.

Игры кончились.

Я встаю. Иду в угол, в котором раззявив молнию словно перекошенный от боли рот валяется моя сумка. Отстегиваю от связки с ключами тот самый, заветный, для меня уже на самом деле золотой ключик и молча на открытой ладони протягиваю его Коршунову. Просто потому, что нравится он мне больше, чем Стрельников…

Оба смотрят на мою ладонь с недоверием.

— Вот так просто?

— Вот так просто. Предвосхищая дальнейшие расспросы, говорю сразу — что это за ключ, не знаю. Он был зажат в кулаке у того мужика, которого подстрелили в Порше, а потом добили в больнице. Он мне его вроде как передал, но говорить не мог — только хрипел…

Замолкаю, сглатывая. Перед глазами серые глаза на залитом кровью лице, в ушах — хрип вместо нормальной человеческой речи. Так могло бы хрипеть большое, пока еще сильное, но смертельно раненое животное… Прокашливаюсь.

— Так что только ключ и больше ничего.

Коршунов:

— И все это время он просто висел у тебя на связке домашних ключей?!

Пожимаю плечами, отводя глаза. Смотреть на него тошно. Столько презрения и откровенной, ничем не замутненной злости у него на лице.

— Ну ты и…

Коротко размахивается и бьет меня в живот. Растерянный Стрельников пытается Коршунова перехватить, но не успевает… Господи, как это оказывается больно, когда кулаком прямо поддых!.. Больно и страшно. Потому, что хочешь вдохнуть и не можешь. Ну никак не можешь! А они просто стоят рядом и смотрят, как я корчусь и ловлю ртом неподатливый воздух. И Стрельников продолжает придерживать Коршунова за плечо, чтобы тот еще раз меня не ударил… А у того глаза бешеные и руки дрожат…

* * *

Выпускают меня только через неделю. В один прекрасный момент молчаливый и хмурый Коршунов просто отпирает дверь и уходит, оставив ее нараспашку. Ни угроз, не обещаний. Все всё прекрасно понимают. Я молчу — и он ничего не предпринимает. Я начинаю болтать — и тут же получаю по заслугам. Причем ему для этого даже ходить далеко не надо будет. Соседи, черт бы его подрал!

Вылезаю на белый свет и только тогда понимаю, что все это время просидела в подвале собственного дома. В дальней кладовке, в которой не бывала по-моему ни разу с того момента, как закончилось строительство. Изящненько, ничего не скажешь…

Больше всех моему возвращению в мир живых радуется мой продюсер. И тут же начинает требовать сценарий, который пока что так и не написан. Еще очень рады мужики из сервиса, в котором зависла моя машина. Она уже несколько дней как готова, а я куда-то пропала.

Больше радоваться некому…

Друзья давно привыкли, что я объявляюсь на их горизонте весьма эпизодически, зато могу неделями просто не брать трубку при включенном телефоне. Так что они меня и не теряли. А бабушка в отъезде. Вернется только через четыре дня тогда и позвонит.

Собаку что ли завести? Буду с ней гулять… И она никогда меня не бросит и не предаст… И в живот кулаком не ударит…

Сижу дома. Забрала только машину из сервиса — вот и все. Видеть никого не хочу. Покопалась в И-нете. Хотелось знать, что же произошло в большом мире за время моего вынужденного отсутствия. Кое-что нарыла. Во-первых, сообщение об аварии на «бетонке». Тут все, как Коршунов и планировал — сумасшедшие лихачи не справились с управлением и вылетели на встречку прямо под грузовик. Об участии в аварии шального Порше со мной за рулем — ни слова.

Во-вторых, натыкаюсь на статью, в которой рассказывается о крупной антитеррористической операции, в ходе которой погибло несколько боевиков. Первоначально удивляет, что проводилась она не на Кавказе, а в Москве. А потом вижу кое-что, что объясняет мне очень многое. В том числе и о тех людях, с которыми я невольно связалась — о Коршуне и Стрелке. Дело в том, что к статье прилагаются до дрожи реалистичные фотографии, которые плохо знакомые с нормами морали журналисты ничтоже сумняшеся выложили на всеобщее обозрение. На одной из них как раз и запечатлен труп того самого мужика, который стрелял в сероглазого Стрельникова. Стало быть этот вопрос закрыт…

* * *

Через пару дней на дорожке, которая ведет в порогу моего дома, прямо у калитки нахожу здоровенный букет цветов, а в нем карточку с одним единственным словом: «Извини».

Почему-то сразу решаю, что это Коршунов, который как и я до сих пор переживает тот факт, что сгоряча ударил меня. Сердце радостно подпрыгивает. Беру ручку, быстро пишу ниже: «Извинения приняты». Перебегаю улицу и сую кусочек картона в щель между досками его калитки.

Реакция есть, но совсем не такая, как я, дура наивная, ждала. Следующим утром нахожу ту же карточку торчащей уже в моей калитке. С короткой угловатой припиской: «Не по адресу». Значит не он… Делаю вид, что факт этот меня совсем не задевает. Вот только врать самой себе — занятие бесперспективное…

Но если это не Коршун, кто же тогда передо мной надумал извиняться? Собственно вариант остается только один — Егор Стрельников. Стрелок… Позвонить узнать? Вот только позвонить я никогда не решусь. Не дружу я с телефоном. Редкая у нас с этим достижением технической мысли антипатия. Проще подъехать. Тем более знаю куда. И даже блондинку и ее выдающийся бюст тревожить не стану. Сразу в к задней двери можно подойти. Подкараулю, увижу, что он в это свое турагентство вошел, зайду в проулок и постучу. Такой вот чудо-план…