Ксю наблюдала за происходящим круглыми от удивления глазами. А уж когда двери мне всё-таки открыли, и на свет явилась та самая парочка закадычных друзей и стихийное бедствие всего отдела судмедэкспертизы, так и вовсе рот открыла. От несказанного восхищения…

Или испуга. Смерив скептичным взглядом открывшийся вид, покосилась на даму и кивнула собственным мыслям. Однозначно испуг. Потому как пережить спокойно вид высоченного Артемия Шукшина и худощавого, но низенького Данилы Багрова в костюме химзащиты, мог далеко не каждый. А они мало того что напоминали водолазов на суше, так ещё и в противогазе были. И держали в руках колбы, с коктейльными зонтиками, торчавшими из горлышка и серо-синей жижей на донышке.

Я только глаза к потолку возвела, скрестив руки на груди.

«Слоники» что-то прогундосили, но увидев мою ехидно выгнутую бровь и выражение «морда-кирпич-если-будешь-плохо-себя-вести», соизволили стянуть противогазы. И уже нормально полюбопытствовать, а что тут забыл товарищ Харина. Товарищ Харина в моём скромном лице потыкала пальцем в блондинку Ксю и выдала краткую версию трагической гибели канарейки Гоши.

Парни на всякий случай принюхались к своим колбам и смерили меня пристальным, подозрительным взглядом. Я покрутила пальцем у виска и показала им кулак. Пантомима была расшифрована верно, с поправкой на выразительные гримасы с обеих сторон. Друзья-неразлучники понятливо кашлянули, хмыкнули дружно и утащили жертву в своё логово. Только замок лязгнул, едва не впечатав мой нос закрывающейся дверью.

— Ну, собственно… Никто и не настаивал, да, — задумчиво протянула, потирая едва не пострадавшую часть тела. И только каким-то чудом не сиганула под потолок, когда рядом раздалось насмешливое покашливание.

И голос из темноты, подозрительно похожий на несравненного Ивара Захариевича Блюменкранца, так загадочно и так ехидно протянул:

— Развлекаетесь, Женечка?

— Инфаркт миокарда, инсульт миосульда! — схватилась за сердца, развернувшись и уставившись круглыми глазами на любимое, в кавычках и местами, начальство. — Ивар Захариевич, что ж вы так подкрадываетесь, аки ниндзя?! А ежели моя хрупкая психика не вынесет такого давления? Куда ж мы столько трупов-то денем, Ивар Захариевич?!

— Шо значит мы? — Блюменкранц грозно нахмурился, притворяясь пятым лебедем в тринадцатом ряду. Если б не улыбался так довольно и благостно, я бы обязательно поверила!

А так стою, созерцаю довольного шефа и думаю, что хуже обиженной женщины, может быть только женщина еврейской национальности, оскорблённая в лучших чувствах и стремлениях. И если товарищ Блюменкранц не прекратит так счастливо и загадочно улыбаться, то придётся примерить на себя образ великого кляузника и закладчика. Дабы уведомить разлюбезную Софочку о поведении её мужа, в письменном виде и в трёх экземплярах!

— Ивар Захариевич, уберите с лица такую довольную улыбку, а то люди могут сделать верные выводы, — показав забавляющемуся начальнику морга кулак, я только вздохнула печально видя его незамутнённое страхом лицо.

Начальство даже впечатлиться моим грозным видом не соизволило. И после этого меня обвиняют в том, что я над людьми издеваться люблю! Ха, да по сравнению с товарищем Блюменкранцем я милая, белая и пушистая…

Одуванчик, в общем. И пофиг, что металлический!

— Ну что вы, Женечка, когда это люди да в стенах морга да делали правильные выводы? — добродушно похлопав меня по плечу, заведующий продолжил щеголять счастливым выражением морды лица. Кажется, теперь я начинаю осознавать, что ж Эльза так лимоны-то любит…

Если Олежек свет его Геннадьевич такую же лыбу при каждом удобном случае давит, то тут уже не про цитрусовые пора начинать думать, а про наковальню. Что б раз, уронила на ногу и всё. Всё счастье резко эмигрировала с лица мужчины в неизвестном и далёком направлении. Эх, мечты-мечты…

— Женечка, а не хотите ли попить чаю со стариком? — неожиданно оборвал мои размышления хитро сощурившийся начальник. Вид при этом у Ивара Захариевича был загадочный, подозрительно весёлый и даже я бы сказала пакостный. Коли такое определение применимо к пожилому одесситу с еврейскими корнями…

Ну или еврею с одесским колоритом.

— А шо, у меня таки есть повод отказаться? — скептично переспросила, засунув руки в карманы джинсов. Из-за двери в секретный бункер судмедэкспертов послышался чей-то визг. Очень надеюсь, что это не канарейка Гоша, после проведение ритуала малого экзорцизма.

Не то, что бы фентези вдруг стало суровой реальностью, и в нашем мире завелась такая бяка, как магия. Но учитывая увлечение Шукшина и Багрова сериалом «Сверхъестественное», я бы на всякий случай присыпала порог солью. Демонов-то, может, и не существует, а вот фанатеющих парней в нашем дурдоме хватает с избытком. И эта парочка ещё самая безобидная из всего набора девиантных отклонений!

— Повод есть всегда, — Ивар Захариевич хмыкнул и одёрнул воротник своего халата, кивая в сторону собственного кабинета. — А вот причин увиливать от разговора на серьёзные темы я таки в упор не наблюдаю, Евгения Сергеевна. Так что вперёд, с песней.

— Похоронный марш пойдёт? — тяжко вздохнув, последовала за разогнавшимся начальством, шествовавшим по коридорам морга как ледокол «Арктика» по водам Северного ледовитого океана. Во всяком случае, санитары в разные стороны похлеще осколков льда разлетались, туша сигареты, выкидывая пиво и пряча девушек в ближайшем тёмном углу.

Последним я искренне посочувствовала, потому что в том самом углу притаился местный артефакт неизвестного назначения. В смысле, учебный скелет, изрядно побитый временем, нездоровой психологической атмосферой и интернами со стажёрами в обнимку. Герман был любимцем морга, о нём даже заботились, время от времени полируя тряпочкой. Но не так давно кому-то пришла (и я даже знаю кому и это в кои-то веки не я!) гениальная мысль сделать из бедняги Геры подобие собаки Баскервилей.

Уж где эти энтузиасты раздобыли флуоресцентную краску, как пронесли её в морг и успели сделать своё чёрное дело — история умалчивает. Зато результат их трудов был виден каждому: бедный Герыч пугал нежданных прохожих светящимися глазами, боевой раскраской рёбер и тазовых костей. А ещё добрыми высказываниями на латыни, понятными исключительно медикам.

Что, в общем-то, не особо волновало слишком впечатлительные экземпляры, насмотревшиеся того же «Сверхъестественного» и прочего «типа» мистического мусора. Как сборник хохм приключения братцев ещё можно глянуть, а вот во всём остальном я бы лучше сценариста на наркотики и запрещённые препараты проверила.

Возле кабинета Захарыча, где висела ласковая и добрая табличка «Не влезай — убью!», отобранная у меня Блюменкранцем ещё в пору ученичества и старой, доброй подработки в этом самом морге. К ней кто-то прибил парочку псевдо-настоящих волчьих клыков и маленький брелок-скелетон. Пропустив начальство вперёд, я по привычке щёлкнула по нижней челюсти скелетона и вошла следом, совершенно не представляя, чем может закончиться для меня, сей приватный разговор.

И уж точно, вот совершенно определённо, я не ожидала, что начнут его загадочной фразой с таинственным выражением на лице и демоническим хохотом (пусть и в моих мыслях) на краю сознания:

— Итак, Женечка… Как ты смотришь на должность моего заместителя?

— Как на проклятое самым чёрным чернокнижником место, где не задерживаются дольше года ни одни, даже самые железобетонные задницы, — честно ответила, принимая из рук Ивара Захариевича пузатую чашку с каким-то секретным травяным сбором.

Принюхалась, пытаясь определить, что вошло в состав варева, но не уловив ничего хоть отдалённо знакомого, сделала осторожный глоток. Здраво рассудив, что травить меня не выгодно, а в случае чего кора дуба была где-то в столе. Патологоанатом должен быть как бойскаут и пионер в одном флаконе, готов ко всему и всегда готов!

Чай оказался таким как я люблю: терпким, пряным, с лёгкой горчинкой, оттенённой сладостью цветочного мёда. И зажмурившись, как довольный кошак, я позволила себе насладиться такой вкуснятиной сполна. Заведующий даже не трогал меня, первые минуты три, а потом всё-таки многозначительно кашлянул, возвращая меня из нирваны на суровую землю. Пришлось вздохнуть, с сожалением отставив кружку в сторону и настороженно поинтересоваться:

— А что? Неужто нашёлся новый камикадзе и впереди нас ждут потрясающие своим непотребством гонки на выживание?

Наверное, мне стоило насторожиться и почуять подвох уже от одной доброжелательной и любящей улыбки Блюменкранца. Но я, как те самые пионеры, к которым не имела ну ни малейшего отношения, верила в светлое коммунистическое будущее и надеялась, что всё будет хорошо. Зря…

Ой, как зря-то! И счастливый до неприличия заведующий моргом только уверил меня в этом, когда сообщил:

— Женечка, мы тут посовещались и я решил… В общем, твоя кандидатура рассмотрена и утверждена на должность моего заместителя.

На всякий случай принюхалась к остаткам чая ещё раз. Ткнула указательным пальцем в плавающие чаинки, вытащила одну, поглазела на неё на свет лампы. И осторожно так, как с душевнобольным (благо практики в своё время хватило!), поинтересовалась:

— Ивар Захариевич… А как у вас здоровьице? Нервишки не шалят? Сердечко не сбоит? Желудок там, гастрит, язва, цирроз? Не мучает, нет?

— А шо? — безмерно удивился Блюменкранц, откинувшись на спинку своего кресла и постукивая ручкой по столу. — Я таки настолько плохо выгляжу? Менэ портит всю ауру этот чёртов галстук? Говорил же тёте Розе, не надо дарить такую гадость! Но Софочка была, увы, непреклонна… Видите ли у тёти Розы просто таки шикарный вкус.

— Плюньте тёте Розе в кофе, наличие у неё вкуса явно недоказанный наукой и Британскими учёными факт, — машинально съязвила в ответ. — Ивар Захриевич, скажите честно… Это месть за мои тиранские замашки? За воспитательные меры в адрес обнаглевшего лежбища морских котиков в прозекторской? Или просто неудачная шутка?