Удерживая её ровно, Жмур медленно поднялся, стараясь делать это без лишних рывков и ненужных движений. И продолжая вслушиваться в тихий, подрагивающий голос, добрался до так и не заправленного с утра дивана. Что бы так же аккуратно устроить на нём отчаянно цепляющуюся за него девушку, почти беззвучно нашёптывая ей успокаивающие слова на корейском. Очень хотелось говорить на русском, но пришлось довольствоваться тем что есть.

И радоваться, что Харон была очень восприимчива к интонациям в чужом голосе, неосознанно расслаблялась, продолжая говорить:

— Самое смешное, Жмур, что я сама эту чёртову должность проклятой назвала. Никто там долго не задерживался. То ли нервы шалили, то ли просто не те люди попадались… Но менялись они с завидной регулярностью. И только, когда Захарыч «осчастливил» повышением меня, выплыло это. Оказывается, есть в наших пред загробных пенатах крайне падкая на бабло, казино, проституток и хорошую жизнь личность. Ну как личность… — Женька вяло подняла руки, позволив стянуть с себя толстовку и оставшись в одной просторной футболке, съехавшей с одного плеча и прекрасно демонстрирующей в широкий ворот новую коллекцию синяков. Жмур стиснул зубы сильнее, помогая девушке улечься на диван, специально отодвинув её к стене. — Я бы сказала псевдо личность, близкая по духу и происхождению к одноклеточным. Только такая вот «инфузория туфелька» умудрилась встретиться с прагматичным бизнесменом криминальной наружности. Сладкая парочка «Твикс», блин…

Вздохнув, она потянулась к носу, явно намереваясь привычным жестом сжать переносицу. Перехватив её пальцы, несильно сжал и покачал головой в ответ на недоумённый взгляд затуманенных от усталости и боли карих глаз. С минуту Харон вглядывалась в его лицо, потом перевела взгляд на пальцы, зажатые в ладони мужчины, и медленно кивнула головой, закрывая глаза:

— Точно. Всё время забываю…

Глянув на неё ещё раз, Жмур выпустил её руку и сходил на кухню. Найти таблетки обезболивающего труда особого не составило. И вернувшись в комнату, он споил две штуки сонно моргающей Женьке, прежде чем завернуть её в плед и устроиться рядом, осторожно обнимая за талию.

Почему-то казалось очень важным не разрывать этого тактильного контакта. Прикасаться, обнимать, оберегать, заботится… Просто дать понять одинокой, по сути, девушке, что можно побыть слабой и беззащитной.

Что просто можно побыть собой, без всего наносного.

— Меня тут дурой обозвали, мягко и ласково сообщив об отсутствии у меня инстинкта самосохранения и любви к жизни, — совсем уж неслышно промямлила Женька, уткнувшись лбом ему в грудь. — Защитить порывались… И я бы рада, что б меня кто-то защитил. Только… Знаешь, Жмур, детство у меня ж не сладкое было. Юность, отрочество и что там дальше — тоже сказкой не назовёшь. И всё, что у меня ценное — так это близкие. Эльза с её братьями-неразлучниками, да Шут, прицепившийся сама не знаю как. И я не хочу их терять, совсем. Себя мне не жалко, в конце концов, что с меня взять-то? Окромя анализов и те плохие? А вот их терять не могу… И не хочу… И не буду… — глубоко вздохнув, девушка обняла его за талию, пробормотав. — Разберусь как-нибудь…

Харон замолчала, наконец-то расслабившись и заснув. А Жмур легко гладил её по спине, хмурясь и слишком уж внимательно разглядывая висящий на стене ковёр. Желание проверить на прочность стену под ним было просто непреодолимым.

Жаль, осуществить его пока невозможно. Да и если быть совсем уж откровенным, его состояние сейчас — это наименее важная вещь в мире. Куда важнее теперь понять, что делать и как быть. Особенно с этой самой, сладкой парочкой «Твикс»…

Глава 7

Утро красит добрым цветом…

Глядя на себя в зеркало в ванной, я к этому утверждению относилась куда скептичней, чем обычно. Синяк на пол лица, с великолепным фиолетовым отливом. Опухший нос, ещё один лиловый отлив по краю волос, разбитые губы…

Ниже смотреть было как-то даже страшно. Потому что чем дальше в лес, тем больше я себе напоминаю тот самый неопознанный кирпич из советского мультфильма про Алису Селезнёву.

Как там? А давайте я его стукну! И он станет фиолетовым в крапинку! Вот так я сейчас примерно и выгляжу. Прям мечта мазохиста и фетиш садиста в одном субтильном теле. Которое болит везде, где можно и везде, где нельзя. А ещё хочет жрать.

Вот последнее, кстати, самое актуальное на данный момент. Хотя бы потому, что поесть необходимо, не смотря на все бурные и не очень протесты многострадального желудка, выворачивающегося на изнанку только от одной лишь мысли о еде. И плевать он хотел, что рвать меня банально уже нечем.

Тихий стук в ванну отвлёк от созерцания чудесной картины и, коротко вздохнув, я хрипло откликнулась, включая холодную воду:

— Не боись, Жмураэлло, хоронить меня пока рановато. Так что отменяем прибытие похоронного агента, отправляем труповозку по известному адресу и тихо мирно ждём на кухне, когда ж туда выползет бледная тень отца Гамлета… В смысле, когда туда я выползу. С тебя чай.

И на такой вот оптимистичной ноте, я всё же засунула голову под воду, закрыв глаза и стараясь не думать. Ни о чём. Вообще. Не вспоминать, почему напоминаю сама себе жертву разборок футбольных фанатов, не пытаться понять, с чего вдруг беспокоюсь и так забочусь о бедном Жмурике и с какого коня неподкованного я вчера ему, незнакомому и совершенно чужому мне человеку рассказала не только, что случилось, но и кто в этом самом «случилось» виноват!

Ну, исключая моё ослиное упрямство, конечно же. Его винить смысла нет, оно просто есть. И эта данность, с которой я жила, живу и буду жить. Надеюсь. Если смогу понять, как выйти из мёртвой петли, не потеряв ни горячо любимую работу, ни собственную, не менее горячо любимую жизнь.

Повторный стук в дверь вызвал противоречивые чувства. С одной стороны опека и беспокойства зомбика было приятно. С другой, он мне своим вмешательством мешал спокойно страдать и заниматься самоуничижением с присущей мне основательностью и любовью к этому делу. И самое страшное, что проигнорировать его внимание было просто невозможно.

Когда я в прошлый раз попыталась засесть в ванной и пострадать, Жмурик не стесняясь дёрнул дверь так, что щеколды она лишилась моментально. А вместо того, что бы осознать всю ошибочность собственного поведения и смутиться от моего укоризненного взгляда, он так на меня посмотрел, что стыдиться и нервно прятать взгляд пришлось уже мне. Парень же подошёл ближе, обхватил моё лицо ладонями и минуты две внимательно и требовательно глядел на меня.

После чего легонько коснулся кончиками пальцев опухоли на переносице и отрицательно помотал головой, выйдя из ванной. И как ни странно, смысл этого немого послания не понять было просто невозможно. К тому же, вряд ли в моей кладовке найдётся ещё один крючок, а в магазин меня пускать можно только в качестве оружия массового поражения.

Вздохнув, я выключила воду и накинула полотенце на голову, выползая из своего теперь уже далеко не тайного убежища. На пороге кухни меня отловили за руку, осторожно промокнули волосы, недовольно цокнув языком, и отобрали полотенце. Ещё и укоризненным взглядом наградили, подталкивая в спину в сторону свободной табуретки.

— Гад, — как-то обречённо выдала, осознавая, что я даже разозлиться на него толком не могу. Только не на эту молчаливую заботу, поддержку и опеку.

Ну не могу и всё тут!

Насмешливо фыркнув, Жмур настойчиво подтолкнул меня к столу, а сам засуетился у плиты. Глядя на эту идеалистическую и посему жутко абсурдную картинку, мне оставалось только подпереть щёку кулаком, размышляя над тем, когда ж мой невольный сосед стал настолько органично вписываться в обстановку холостяцкой квартиры одинокого патологоанатома?

И почему меня этот факт нисколько не напрягает-то?

Перед носом поставили пиалу с каким-то хитрым блюдом неизвестного происхождения. Рядом аккуратно примостилась пузатая кружка с горячим чаем. С плавающим листком мяты сверху. А на стуле напротив меня устроился сам автор данных произведений искусства, положив руки на стол, сцепив пальцы и внимательно, пристально глядя на меня. Взгляд сей недвусмысленно намекал на необходимость съесть всё, до последней крошки. В противном случае меня обезвредят, посадят на колени и будут как маленького ребёнка кормить с ложечки.

Плавали, знаем. И тихо радуемся, что никто не видел этого позора. До сих пор уши горят от стыда, как вспомню!

— Откуда дровишки? — взяв в руки вилку, я принялась вяло ковырять в тарелки, всё больше и больше хмурясь, по мере изучения её содержимого.

Ладно, яйца, лук, даже грибы в моих запасах ещё могли затесаться. Хотя насчёт грибов я как-то не очень уверена, разве что где-то на дне морозилки окопались и дожидались своего звёздного часа. Я и не такие находки обнаруживала после завалов на работе и покупок в режиме «Я — Зомби».

Хорошо ещё с работы нечего не тянула, а то был бы тут сюрприз сожителю в виде какой-нибудь не очень нужной части чужого тела в формалине и в холодильнике на самом видном месте!

Тихо фыркнула, представив себе гипотетическую реакцию своего ожившего трупа. Ну, предположим, после знакомства со мной он бы не удивился… Зато, возможно, мог бы наконец-то заговорить на родном русском! Матерном, правда, но тоже ведь прогресс!

Невольно задумавшись над этой идеей, бросила оценивающий взгляд на своего соседа. Тот только брови вскинул, состроив такое выражение лица, что мне за помыслы свои стало несколько стыдно, пусть и не понятно по какой причине. Ведь для него же стараюсь! Но нет, глаза опустила, ещё раз вилкой поковыряла подозрительный кусок мяса. Наколола, принюхалась, попробовала на зуб…

— Ну и откуда в моих скромных владениях такая роскошь как креветки? — мрачно поинтересовалась, продолжая жевать нехитрое, но всё-таки очень вкусное блюдо. И мой желудок даже бунтовать не стал, охотно принимая завтрак.