- Нет, никаких претензий к моей работе не будет. Никогда. - Инга все-таки не сдержалась - одна слезинка поползла по щеке. Девушка поспешно ее стерла - но Тамара Николаевна заметила.

- Инга, ну зачем вы расстраиваетесь, успокойтесь, пожалуйста, идите умойтесь, попейте чайку, нельзя все принимать близко к сердцу. Вы - хорошая девочка, вы неплохо справляетесь со своими обязанностями…

- Справлялась, - поправила Инга, вытирая глаза, - а расстраиваюсь я потому, что очень полюбила наш ИЦ, и мне жалко с ним расставаться.

- Вы мне угрожаете? - мгновенно подобралась Тамара Николаевна, и ее тон стал холодным.

- Нет, - честно ответила Инга, - просто сказала, как есть. Заявление я принесу через полчаса - успокоюсь, умоюсь, попью чайку и уточню, как его правильно составить. Вы должны его подписать или надо ждать Алексея Алексеевича?

Тамара Николаевна опешила, но все-таки выдержка у нее была железная.

- Инга, вы пожалеете. Давайте все-таки не будем принимать решения поспешно…

- Это не поспешно. Оно окончательное, снова перебила Инга.

Ей нечего было терять. Она поняла, что проиграла войну, а вместе с ней проиграл сайт, проиграло ее любимое детище, - и она больше не может здесь оставаться.

- Подумайте, Инга, где вы еще найдете такую работу? Вам, кажется, даже восемнадцати нет?

- Восемнадцати нет. Зато опыту меня большой. И работы в Москве много - особенно для тех, кто не боится трудиться. А вот где вы найдете дурака, который за эти копейки будет делать сайт, и чтобы он при этом обладал моими знаниями и о сайтах, и о местных особенностях, - это вопрос.

Инга вышла из кабинета, вскинув голову. Дверь прикрыла тихо, вошла к себе и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Она сидела за столом, и ее тельце сотрясалось от жалости к сайту, от невозможности расстаться с Ниной Михайловной, девочками с телевидения, любимым кабинетом, привычным укладом жизни - и одновременно от понимания, что по-другому нельзя. Нельзя унижать себя, работая за половину цены. Нельзя позволять, чтобы тебя унижало руководство. Просто нельзя.

- Инга, что случилось? - послышался голос Юли.

Юля заглянула поболтать - и испугалась. Инга всегда была такой веселой, смешливой, жизнерадостной, всегда пребывала в хорошем настроении - и тут вдруг рыдает, как на похоронах.

- Я увольняюсь, - глухо призналась Инга.

- Тамара?

Юля была в курсе - ИЦ представлял из себя гигантский муравейник, где знали все про всех.

- Юлечка, я тебя умоляю, ни слова про компромиссы, поспешные решения, гибкость и далее. Я поступлю именно так, как сказала, трави мне душу. Ты знаешь, как составлять заявление?

- Знаю, - ответила Юля.

Она понимала Ингу. Если бы не маленький ребенок, она уже давно поступила бы так же, но для нее потерять работу - значит сесть на шею родителям. А родители и без того не забывали при случае заявить, что Юля плохая мать: растит ребенка без отца, не содержит пожилых мать-отца, а, наоборот, тянет из них все жилы, что она безобразная хозяйка, что ей стоило бы заняться личной жизнью, что она просто все, буквально все делает неправильно. Если еще сидеть дома, как в первые, кошмарные полгода жизни Илюши - Юля сойдет с ума, родители ее просто съедят. ИЦ стал спасением - и Юля терпела и от Тамары Николаевны, и от Ольги все, что угодно, лишь бы не остаться без места.

- Какая ты смелая, Инга, - восхитилась Юля, - я тебе очень завидую, на самом деле.

Инга шумно высморкалась в бумажный платок и села писать заявление.

Шмелев его подписал. Он ничего не сказал, а Инга ничего не спрашивала.

- О чем я могу разговаривать с подлецом, который мало того что нарушил свое же обещание, но с добровольно, так еще и побоялся сказать об этом - спрятался за женщину? - спросила она Нину Михайловну.

Та только вздохнула.

- Устроишься на новом месте - заходи, - попросила она.

- Обязательно, - пообещала Инга, - я и просто зайду, и когда устроюсь - зайду похвастаться. Вот увидите, Тамара еще пожалеет о том, что не заплатила мне, когда замучается искать дурака на мое место.

Ингино предсказание частично сбылось. Замучилась Тамара Николаевна или нет - никто в ИЦ не узнал, заместитель генерального директора подчиненным не докладывалась. Но два месяца сайт стоял, зияя пустотой разделов, которые Инга только начала разрабатывать, посещения сильно упали, форум почти умер, когда нашли девочку лет двадцати по имени Таня. Таню принимала лично Тамара Николаевна, ее назвали в трудовой уже просто редактором сайта (Тамара Николаевна не делала дважды одной ошибки), и рабочее место определили в проходе, возле секретарей, почти у двери поставили маленький стол. Все эти меры никак не улучшили ситуацию с сайтом - около месяца Таня училась ставить новости, еще за месяц сумела освоить треть Ингиных ежедневных обязанностей и, пожалуй, через год-другой сумела бы продолжить запланированное Ингой и расчерченное в графиках, но Шмелев, кажется, понял уровень КПД Тани и уволил ее. Никто другой занять эту должность на предлагаемых условиях не пожелал, и сайт ИЦ, когда-то живой активный, успешный и одобряемый жителями и властью, умер навсегда.

Инга плакала, вспоминая любимое детище.

А Тамара Николаевна вряд ли поняла перспективность загубленного ею направления. ВИЦ, кроме Шмелева, мало кто имел представление об Интернете и его возможностях.

Глава 6

Едва переступив порог, Инга объявила родителям:

- Привет, мама, привет, папа, я теперь безработная! Через две недели получу трудовую - и свободна как ветер.

- Все-таки решила упираться, - констатировал очевидное папа.

- Решила быть собой и не унижаться. Работы в Москве полно.

- А выпускные? А поступать? - напомнила мама.

- Для всего найдется время. Я же не собиралась бросать работу еще месяц назад - значит, как-то планировала и работать, и экзамены сдавать. Какая разница - эта контора или другая?

Инга уже давно училась экстерном по большинству предметов. Почему-то нормальный экстернат оформить не удалось, ей просто разрешили сдавать почти все предметы, не посещая.

А те немногочисленные преподаватели, которые категорически упирались в посещаемость, к счастью, удачно вписывались в расписание работы ИЦ. Либо Инга успевала к ним утром, либо в обеденный перерыв (благо дом, школу и ИЦ разделяло по одному кварталу), либо ходила раз в две-три недели, а директор смотрел на ее выходки сквозь пальцы. Инга была гордостью школы, хотя и не медалисткой. Ее видели по телевизору читающей новости и ведущей программу, ее статьи печатались во всех местных газетах, девушка считалась вполне взрослым человеком. Директор, молодой веселый мужчина, откровенно выражал Инге свое уважение, признался, что хотел бы сыну таких же возможностей для работы с четырнадцати, а лучше раньше. Жаль, что сын мечтал стать врачом, непременно хирургом, вряд ли ему удалось бы открыть трудовую со столь раннего возраста.

Буквально через три недели после увольнения Инга устроилась в аналогичную компанию, находящуюся в соседнем округе, - делать для них сайт.

- С ума сойти! - сказала она маме. - Как будто я никуда не уходила. Все та же «трудовая дисциплина», те же сплетни и копошение, такая же дама в климаксе на руководящей должности и трясущиеся от ее выходок сотрудники - все родное до боли. Там префект Иванов, а здесь префект… только не падай - Смирнов. Там у него заместитель Лосев, а здесь заместитель Зайцев. И депутаты в муниципальном собрании с такими же глупыми лицами и в таких же мятых пиджаках.

Просто дежавю. Только ездить теперь сорок минут.

- А деньги?

- Денег больше, естественно. Получается, что я с повышением. Как всегда. Видимо, можно говорить о карьерном росте.

Инга запивалась веселым смехом - формально она была права. За пять лет она успела пройти путь от внештатного журналиста молодежной газеты до главного редактора сайта крупного информационного агентства, и ее зарплата выросла ровно в десять раз. Теперь она получала больше, чем мама или отец, что вызывало у родителей недоумение и чувство отторжения по отношению к нынешнему странному времени, в котором молодые девчонки без диплома зарабатывают больше образованных опытных специалистов.

- В наше время такого не было, - говорил отец.

- Ага, знаю, была сплошная уравниловка, - отмахивалась Инга, - сплошное равенство и братство. Ты, папочка, закоренелый коммунист, это не секрет.

Отец начинал заводиться. Он действительно был убежденным коммунистом и гордился, принципиально не голосовал за распад СССР и за Ельцина.

- Да, равенство. Не уравниловка, а именно равенство. Только не такое, как вам теперь в школе на уроках истории навязывают про социализм - дескать, все равны и ни у кого ничего нет, а равенство возможностей.

Чтобы у всех все было. И все были равны не по бедности, а по достатку и по возможностям.

- И в чем было твое равенство возможностей в твоем хваленом СССР? Каждый должен был делать, как скажут?

- Ничего подобного. Наше равенство возможностей было в том, что любой человек из любой провинции мог поступить в институт в Москве или Питере. Работать - и получить квартиру. Работать - и получать стабильную зарплату. Родить ребенка - и знать, что у него будет и образование, и лечение - все бесплатное. В конце концов, пенсию дадут по-честному. А сейчас что? В институт за деньги, на квартиру за десять лет не заработаешь, уволить могут ни за что в любой момент, не платят или платят копейки тем же ученым, врачам, учителям, про лечение бесплатное вообще молчу, про пенсию даже думать страшно.

- До пенсии мне еще далеко, здоровье надо беречь, а кто хочет крутиться - тот и сейчас без денег не останется, - легкомысленно отмахивалась Инга, - зато у нас свобода слова.