Журнал предполагалось сделать глянцевым и полноцветным и выпустить в розницу за семь рублей - и Инга старалась, чтобы за семь рублей деревенская учительница или студентка из маленького городка получили максимум удовольствия и пользы. Все остальное отошло на второй план. Руководство твердо обнадежило.

- Все будет, - пообещал генеральный директор, - как только проект раскрутится, ваша зарплата будет удвоена, появятся премии, наберем людей, будет гонорарный фонд, выделим технику, надо подождать пару месяцев.

Инга готова была ждать сколько угодно и работать в стесненных условиях за копейки. Помимо любви к проекту, существовала еще одна причина, по которой девушка с радостью согласилась стать главным редактором «Венеры». Причина банальная, но веская - Инге недавно исполнилось двадцать два года. Ее мама работала бухгалтером, папа - конструктором, а муж учился в аспирантуре Московского строительного университета, хотя и зарабатывал. Родители мужа трудились в одной школе: мама преподавала историю, а папа математику. Проще говоря, Шахри Амирханова, конечно, возглавила журнал на год раньше Инги, в двадцать один год, но ее дедушкой был Расул Гамзатов, Шахри с ранних лет помогала крупному издателю в работе и училась в Европе, а Инга не могла похвастаться ни связями, ни деньгами, ни европейским образованием, ни дедушкой. Генеральные директора не строились за Ингой в очередь, посмотрев в резюме на ее возраст, а кадровики обычно отсеивали ее на первом же собеседовании, иногда открытым текстом объясняя, что нужен человек намного старше.

В тех немногих случаях, когда Ингу допускали до руководства, она не производила впечатления. Сложно произвести впечатление, когда твоя голова находится на том уровне, где у большинства людей грудь (или даже живот), весишь ты меньше крупной собаки, твой размер одежды считается детским, а про обувь и вовсе помолчим.

В «Венере» Инге дали шанс, наконец-то оценив ее опыт, горячие заверения в любви к работе и стремление занять эту должность. И Инга, переполненная благодарностью к компании, стремилась сделать возможное и невозможное. Своим вдохновением она заразила сотрудников - люди с таким энтузиазмом взялись за работу, что дело спорилось с небывалой быстротой. Даже дома по ночам писали тексты и искали фотографии, корректор забирала полосы на выходные, верстальщица ночевала в здании, снова и снова пытаясь удивить мир сногсшибательным дизайном.

Первый номер улетел с прилавков со скоростью света, и уже через десять дней в редакцию принесли первые две сотни писем. Секретаря в штат не выделили, и Инга сама вскрывала конверты. Оттуда выпадали исписанные листочки - Чита, Ростов, Новгород, Иваново, Великие Луки, село Никольское, п. о. Большой Корчуган, деревня Измайловка…

Потом письма повалили мешками. С фотографиями, открытками, рисунками и стихами читательниц, добрыми пожеланиями редакции, похвалами и критикой. Инга не уставала взрезать конверты и читать каждое от корки до корки. Это была настоящая жизнь - Инга занималась делом, в котором нуждались тысячи, она чувствовала смысл в своем существовании.

Часто Инга читала сотрудницам вслух какие-то отрывки из писем. Журнал устраивал конкурсы с призами, но реально деньги никому не выплачивались, поэтому в редакции девочки сами отбирали самые трогательные истории (или самые красивые поделки) и после зарплаты посылали их авторам бандеролью дешевые наборы косметики или какие-нибудь сувениры. Благодарили всегда так горячо, как будто подарили «мерседес», - девочкам становилось неловко. Об этих благотворительных акциях они по молчаливому уговору никому не рассказывали и даже между собой не обсуждали - просто переписывали адреса и отправляли читателям то, на что хватало денег. Руководство об этом не знало. Впрочем, руководства благотворительность и не касалась, его средства по-прежнему экономились.

Над экономией смеялись. Но смех месяц от месяца становился больше похож на истерику. «Венера» делала сумасшедшие деньги, тираж рос и рос, росло и количество рекламных полос - но в редакции ничего не менялось. По-прежнему с боем добывали каждую ручку и каждую скрепку.

Решение увеличить количество полос не повлекло за собой решения расширить штат - теперь редакторы постоянно засиживались до десяти вечера, а на бильда приходилось каждую неделю оформлять заявку на работу до полуночи. Обеденный перерыв исчез. Рабочий день перестал заканчиваться в семь часов - до девяти даже в лучшие дни не мечтали вырваться. Генеральный директор все время отказывал Инге в приеме - она предчувствовала, что смех обернется бедой - никому ничего не заплатят. Не будет премий и сверхурочных, не будет обещанных прибавок и расширений, не будет ничего. Либо выжимать из себя последние силы, либо уходить.

- Знаешь, Ин, - сказала вдруг Анечка, - если мне придется уехать, мне не того будет жалко, что я в Москве так и не закрепилась. Мне будет жалко нас. Того, как у нас все было.

Инга и Полина поняли сразу.

В «Венере» все дружили. Господин генеральный директор никогда не появлялся в редакции, к нему на ковер ходила регулярно Инга, предлагал ценные идеи он тоже через Ингу, поэтому для рядовых сотрудников генеральный директор был фигурой абстрактной. Собирательным образом жадного и злого существа. Инга числилась главным редактором, но никого не «строила», не требовала подтверждений своей власти, исправно прикрывала отдел от гнева генерального директора, крайне разумно делегировала полномочия - и совершенно искренне считалась «своей».

Подчиненных у Инги было всего восемь. Редакторы, Анечка и Кристина, которые вели почти по половине журнала (остальное забрала Инга, чтобы им помочь) - обе молоденькие и очень старательные девочки. Бильд и она же фотограф, Полина, живущая рядом с издательским домом. Верстальщица Галя, девушка со сложным характером и способностями к дизайну. Корреспондент Лена, в лице которой руководство обрело вожделенную даму без прописки. Корректор Анна Фридриховна, работавшая еще в «Правде», полная и веселая женщина, старейший сотрудник «Глубинки» (текучка кадров составляла более восьмидесяти процентов, работавший два года считался старожилом). Машинистка Вера Ивановна, тоже пришедшая из «Правды». И Марина, занимавшаяся всем понемногу - и сайтом, и статьями, и пиаром, и частично секретарскими обязанностями. Рекламный отдел Инге не подчинялся. Так вот, Инга и ее восемь подчиненных абсолютно искренне дружили. Не было стукачества и ябедничества, сплетен, склок и прочих «радостей» традиционного женского коллектива, никто никого не подсиживал и не пытался выставить в черном свете. Инге не нужно было запугивать и требовать - она просила, и девочки охотно делали, переделывали, исправляли ошибки и даже работали сверхурочно. Одалживали друг другу деньги при возможности, дарили хорошие подарки на праздники, устраивали чаепития и даже курить ходили все вместе. Практически все перебывали друг у друга в гостях - коллегу можно было попросить посидеть с ребенком, пригласить на день рождения или просто заехать при случае. В общем, далеко не каждому повезет попасть в подобный коллектив - а Инга и ее сотрудницы создали себе свой рай самостоятельно.

- Уйду! - повторила Полина. - Буду плакать, буду выть и кусать локти, но уйду.

А Инга вспомнила про листочек, оставшийся на ее столе. Буквы-букашки складывались на нем в слова: «Прошу уволить меня по собственному желанию»…

Она быстро вышла и закрылась в отдельной кабинке - как ни старалась сдержаться, слезы покатились по щекам.

Глава 2

Инга очень рано стала журналистом - получилось это случайно. Ее родители не относились к той амбициозной породе мам и пап, которые старательно пристраивают детей во все кружки и секции, толкают на олимпиады и конкурсы и засовывают в гимназии и лицеи. Ингу природа тоже лишила пробивной силы - девочка несколько раз посылала стихи и рассказы в «Мурзилку» и «Трамвай», но не пыталась узнать об их судьбе, принимая отсутствие ответа как отсутствие таланта.

Слово «графоман», произнесенное в любом контексте, с раннего детства заставляло ее внутренне съеживаться, будто от ушата холодной воды, - ведь Инга не могла не писать, но ее никто не печатал - значит, диагноз ясен. Чем старше становилась девочка, тем реже она показывала кому-либо свои произведения - и, наверное, в итоге стала бы очередным несчастным инженером или бухгалтером, в котором погиб творец, но в шестом классе к ним пришла новая учительница литературы, Ольга Викторовна. Ольга Викторовна, совсем молоденькая, только закончившая институт, была амбициозна, обидчива до крайности, обожала свой предмет и боялась за собственный педагогический авторитет. С учениками она спорила едва ли не на равных, азартно и до победы, панически страшилась ошибиться и уронить достоинство, но при этом умела заинтересовать детей классикой - столько в ней бурлило энергии.

За первое же сочинение по Лермонтову «Белеет парус одинокий» она влепила отличнице Инге четверку с комментарием: «Прекрасное эссе, далекое от темы». После второго сочинения поинтересовалась, не пишет ли Инга стихи или рассказы, и попросила дать ей почитать при случае (Инга каждый день приносила в школу тетрадку, но так и не отдала - ей казалось, что она провалится сквозь пол от стыда, и лучше умереть, чем показать). А после третьего сочинения написала Ингиной маме пространную записку, которую читали вслух на семейном совете с большим удивлением:

«Уважаемая Ирина Сергеевна!

У Вашей дочери отличные литературные способности - чувство слова, узнаваемый выпуклый язык, богатая фантазия. Я считаю, что алмазы следует гранить - тогда из них получаются бриллианты. Вы никогда не бываете в школе, видимо, считаете, что если ребенок учится на пятерки, то и нечего беспокоиться и тратить время, но школьных уроков для Вашей девочки недостаточно. По субботам в Центральном доме журналиста проходят занятия для подростков, называются СЮР - Студия юного репортера. Их организует «Московский комсомолец». Я бы рекомендовала возить девочку на эти занятия - не исключено, что это поможет ей не только в выборе профессии.