— Не слушай её, Вероника! — раздался голос Беатриче со стороны решётки, и на этот раз в нём не было ни спокойствия, ни показушной святости. — Маэстро Гольдони, усыпите её скорее!

— Не подходи! — рыкнула Вероника и выставила нож в сторону доктора. — Пусть она договорит!

— Вас отправят обратно на остров и посадят в комнату без окон, — продолжала говорить Дамиана. — И буду пичкать опиумом, чтобы вы всё время были в забытьи. И чтобы быстрее умерли, потому что этой святоше не нужны живые свидетели. Она даже пожертвует больнице ещё денег, чтобы стены там сделали толще. А она, — Дамиана выразительно скосила глаза в сторону Беатриче, — останется альбицийским ангелом и назовёт этот проклятый пансион именем своей матери! Её брат станет дожем, а вы умрёте в забвении на Острове проклятых. Вот, что она задумала! Все эти «бабочки» нужны были лишь для того, чтобы избавиться незаметно от Умберты и Лоренцо!

— Ты врёшь! — воскликнула Беатриче. — Не слушайте её, она от страха скажет всё, что угодно!

— Погодите, синьора, — доктор Гольдони достал другой нож, и глаза прекрасной Беатриче округлились от ужаса. — Что в твоих словах, правда? Советую тебе чем-нибудь это подтвердить, — обратился он к Дамиане, — или ты умрёшь прямо сейчас.

— Откуда газетчики узнавали про убийства? Да ещё в подробностях? — спросила Дамиана, глядя на доктора, а потом перевела взгляд на Веронику и добавила: — Она написала письмо от твоего имени. Письмо синьору Лоренцо делла Скала, где она ему угрожала. И точно такое же второе письмо, которое потом нашли бы во Дворце Дожей, в его кабинете. И оно бы подтвердило, что это ты его убила. И всё — путь был бы свободен. Альбериго Ногарола — дож Альбиции. А она — жена Райнере делла Скала и самая могущественная женщина, объединившая два дома. Она думала, что синьор Лоренцо получит письмо и всё расскажет брату, и они будут метаться и искать Веронику. Газеты будут трубить об убийствах и подеста Альбиции попадёт в опалу. А эта святоша будет молиться в базилике на глазах у всех о душах невинных убитых дев. Но синьор Лоренцо переиграл тебя. О-ля-ля! — Дамиана с торжеством посмотрела на Беатриче. — Он нашёл гадалку из гетто, чтобы выяснить, каким образом его жена восстала из мёртвых. Ты умная, синьора Беатриче. Но ты просчиталась в отношении синьора Лоренцо. И если я вру… Если я вру, то почему эта святоша так торопится отсюда уйти? И почему по каналу Джеронимо уже плывут лодки с констеблями? Я вижу будущее… Вы собираетесь отвезти моё тело на кампо Контарини, а вас там уже будут ждать. Синьора Беатриче послала гонца к командору Альбано, чтобы тот предупредил о подозрительных людях с мешком. А главное… этот обряд тебе не поможет, Вероника, — прошептала она хрипло, ощущая, как силы её покидают. — Это зеркало, напитанное кровью, лживо. Оно показывает то, что ты хочешь видеть. Оно отражает безумие. Посмотрись в другое… Вон у доктора такой блестящий нож, и ты увидишь своё настоящее отражение…

Удерживать картинку было всё труднее. Кружилась голова, ноги и руки больше не чувствовали ничего, но главное ещё не было сделано. И на последних каплях ускользающего сознания, она поймала нужный осколок будущего и прошептала одними губами, проваливаясь в темноту:

— Райно… вспомни: нитки, воск, кровь…

…кровь на полу… Много крови… В ней тонут осколки разбитого стекла… Вокруг темнота, и свет фонарей отбрасывает на стены уродливые вытянутые тени. Низкие сводчатые потолки, грубая штукатурка, и по сторонам из мрака проглядывают пузатые бока тёмных бочек. А под ногами на полу раскатились мотки белых нитей, и часть их утонула в луже крови…

Она рассказывала ему это видение. Он должен вспомнить… Он должен догадаться…

Эпилог

Это утро в Альбиции было ясным и чистым и по-летнему тёплым. Нагонная волна ушла. Вода спала, даже больше, чем обычно, обнажив местами почерневшую границу фундаментов.

Райно устало опустился на мраморную скамью на галерее палаццо Скалигеров. Этой ночью он будто умер и родился заново. Умер, когда узнал, что Дамиана пропала. И родился, когда нашёл её в подвале пансиона святой Лючии. Живую и без сознания.

Они успели, как раз вовремя. Обезумевшая Вероника зарезала Беатриче Ногаролу.

Из-за двери в покои Лоренцо раздавались раздражённые голоса. Райно прислушался…

Герцог Альбериго Ногарола и его брат уже полчаса обсуждали совместное будущее, и Райно ждал, когда они оба выпустят пар.

— Нет, Альбериго, не пытайся собрать эти крохи! Ты теперь не диктуешь условия! И ты всё сделаешь, как я скажу! Ты поддержишь меня на выборах дожа и обеспечишь, чтобы твои прихвостни тоже меня поддержали. Или вся эта гнусная история с Умбертой и твоей сестрой уже сегодня будет во всех альбицийских газетах, — голос Лоренцо звучал жёстко. — Уж поверь, Райно накопал достаточно мерзких подробностей, чтобы навсегда утопить род Ногарола в сточной канаве. Выбирай, кем ты хочешь проснуться завтра: сыном убийцы, поддерживающей богомерзкие опыты над сирыми и убогими, над сумасшедшими и сиротами? Или отцом, счастливо обретшим свою дочь, породнившимся с другим светлейшим домом, и скорбящим о невинно убиенной сестре и матери? А в качестве жеста доброй воли, так и быть, когда я стану дожем, должность подесты освободится, и я готов учесть твои интересы в выборе кандидатуры.

— Ты просто дьявол, Лоренцо! — воскликнул герцог Ногарола.

— А ты болван. Пока женщины держат за яйца Альбицийского Волка, он так и останется щенком.

— Не зарывайся, Лоренцо!

— Готовься к свадьбе, Альбериго, — произнёс Лоренцо насмешливо. — И прочти бумаги.

— Я за эту ночь потерял мать и сестру, ты мог бы проявить хоть немного сострадания! Но нет, Лоренцо! Не зря змея присутствует на твоём гербе! Ты чудовище!

— Я сочувствую твоей утрате, Альбериго. И нет, я не чудовище. Я просто хороший политик. Так ты скажешь своё «да» или мне, как подеста, сделать заявление для газетчиков?

— Да.

— Тогда сегодня после Совета я пришлю бумаги. И будь добр, не задерживай подписание.

Герцог Ногарола вышел, едва не сорвав дверь с петель и торопливо удалился. А Райно, выждав немного, вошёл в покои брата и застал того, наливающим себе вина. И на лице у него застыло выражение плохо скрываемого торжества.

Увидев Райно, Лоренцо молча взял второй бокал, наполнил и его и протянул брату.

— Празднуешь победу? — спросил Райно, беря бокал.

— А почему нет? — усмехнулся Лоренцо.

— Пришло время поговорить.

— О чём? О том, что ты снова по уши влюблён в мою невесту? — усмехнулся Лоренцо. — Ну, так это было понятно ещё тогда, когда ты перевернул всё гетто, разыскивая её за удар подносом по лицу. Я сразу узнал этот безумный взгляд.

— Ты сделал это специально? Да? Пожалуй, в кои-то веки я согласен с нашим врагом — ты чудовище, — спокойно ответил Райно, как будто смирившись с ситуацией.

— Я просто хороший политик.

— И это тоже, да, — усмехнулся Райнере.

— Ты, очевидно, пришёл сообщить мне, что поскольку моя жена так внезапно оказалась жива, то я не могу жениться на Дамиане? А поскольку Вероника зарезала синьору Беатриче, то ты внезапно остался без невесты, так? — Лоренцо посмотрел на брата через край бокала и, отпив немного вина, вышел на террасу.

Над Альбицией раскинулось голубое небо, и позднее утро плавно перетекало в день.

— Ты знал, что Вероника жива! И ты не сказал мне. Скажи, спасибо, что я нашёл её письмо в твоём столе!

— Рыться в моих вещах было очень некрасиво, кариссимо.

— Держать меня в неведении было подло.

— Мне нужно было выманить эту гидру на свет божий. Но помня, как ты сходил с ума по Веронике, я решил, что тебе понадобится трезвый ум, чтобы вести своё расследование. А значит, ты не должен был знать о том, что она жива. И как видишь, я не прогадал. Ты даже догарессу начал подозревать! — хмыкнул Лоренцо. — А узнай ты в первый день об этом письме? Уверен, ты бы снова рисовал и страдал сидя на террасе. Как видишь, всё удалось. Умей быть благодарным, кариссимо.

— Дамиана могла погибнуть!

— Вот только не начинай корить себя ещё и за это! Ты только что избавился от одной трости, тебе что, нужна теперь вторая? — криво усмехнулся Лоренцо. — Она не погибла. Она жива. Ты влюблён в неё, она в тебя и она здесь. Чего ещё тебе нужно? Всё хорошо закончилось — умей радоваться победе.

— Скажи, когда ты понял, что она дочь Моники делла Бьянко? — спросил Райно.

— Не сразу… Тётя Перуджио обмолвилась мне о ней, о том, как сильно она похожа на Монику. Всё удивлялась, как так может быть. И я отправился на рива дель Карбон, чтобы убедиться. Когда я её увидел, то и сам сильно удивился сходству. Потом я послал людей разузнать о ней побольше…

— … и это твои люди разгромили её лавку?

— Это незначительный ущерб. Я думал, можно будет найти что-то связывающее её с домом делла Бьянко или Ногарола. Мне нужны были любые средства давления на Альбицийского Волка и могло пригодиться абсолютно всё. В том числе и его дочь.

— И почему ты мне этого не сказал? Почему ты решил, что дальше я докопаюсь до всего сам? И что я вообще буду это искать?

— Недосказанность, кариссимо, твой лучший стимул, — Лоренцо посмотрел на брата, чуть приподняв бровь. — Я настоял на участии гадалки в расследовании, но не сказал почему. Я знал, что ты не упустишь возможности докопаться до истины. И я был прав. Можешь не благодарить.

— Альбериго прав — ты дьявол….

— Ладно, иди к ней. Я вас благословляю. Каждый из нас получил то, что хотел. Но ты снова должен мне, Райно! И в этот раз ты так просто не отделаешься, — Лоренцо допил вино и вернулся в кабинет.

— И что же ты хочешь взамен? — усмехнулся Райно, отставляя нетронутый бокал.

— Обещай, что ты позволишь мне сделать величайшего дожа Альбиции из твоего сына.