Короткий спор, и вот отряд уже двигался вперёд, прижимаясь к скалам, прячась в их тени, замирая всякий раз, когда из-под ног вылетал очередной камушек. Страх, мысли о пленницах, переживания — всё ушло, осталась только сосредоточенность, напряжённое ожидание скорого боя, нервы, взведённые, как курок. Глаза горели, казалось, разум всех мужчин в отряде захватила только одна мысль — предвкушение, азарт, желание убивать. Даже разговора о том, чтобы взять кого-то в плен, не было. Никто не знал, сколько воинов их ждёт. Зато точно знали, что пощады от индейцев ждать тоже не стоит.

Свет рос, превратившись от бликов на камнях в большой костёр, и можно было различить фигуры индейцев и пленниц, сбившихся в кучку у дальней скалы. Силуэты лошадей темнели за пределами светового круга, навевая на мысль, что тропинка уходит дальше, за площадку. Короткое совещание, и вот преследователи уже рассыпались по склону, распластавшись на камнях, медленно окружая.

Оставалось ждать сигнала, и Киллиан ждал, не обращая внимания на впившееся в ладони каменное крошево. Взгляд первым делом, невольно, конечно же, нашёл Алексис, прислонившуюся к камню. Темнота скрывала её лицо, но при взгляде на безвольно лежавшие по бокам руки сердце сжалось, а желание подхватить её и унести как можно дальше отсюда, стало почти нестерпимым. На его глазах к ней подошёл индеец, заставляя встать, и Киллиан сам не заметил, как достал нож, стискивая рукоять, обтянутую кожей. Выдавать себя было рано — надо дождаться, пока все займут свои места. Нельзя, чтобы хоть один краснокожий вырвался отсюда.

Алексис прошла мимо, и Киллиан проводил её жадным взглядом, с трудом сдержав желание идти следом. Рядом что-то зашуршало — Лоуренс лёг рядом, тяжело дыша.

— Все на месте, Смит вот-вот подаст сигнал.

— Я перекрою им выход, — прошептал Киллиан, косясь на тропинку, на которой только что скрылась Алексис. Лоуренс кивнул и отвернулся, пытаясь разглядеть в темноте остальных. А Киллиан уже полз вперёд, обдирая колени о камни, не слыша ничего, кроме шума крови в ушах и собственного тяжёлого дыхания.

После света костра здесь, за поворотом, оказалось совсем темно. Глаза постепенно привыкли к лунному свету, поэтому он не сразу заметил высокую фигуру индейца, прижавшего Алексис к стене. Мелькнули белые ноги, приглушенная мольба опалила сознание.

Она была здесь, совсем рядом, и нуждалась в нём, отчаянно нуждалась. И никакой сигнал к атаке, никакой приказ не мог остановить его сейчас. Киллиан поднялся медленно, будто призрак гор, почти мечтая, чтобы дикарь обернулся. Но тот был слишком поглощён своим делом, чтобы обращать внимание на звуки за спиной. Резкий выпад, чужие волосы, зажатые в кулак, и чёткое, отточенное годами, проведёнными на нью-йоркских улицах, движение.

Индеец булькнул, захлебнувшись. Изо рта хлынула кровь, заливая перепуганную, ничего не понимающую Алексис, и Киллиан едва успел зажать ей рот ладонью, другой рукой осторожно опуская тело, которое продолжал держать за волосы, на землю.

— Всё будет хо… — только успел прошептать он, как тишину распороли выстрелы, и почти сразу на тропинке заплясали тени.


_____________

*Псалом 22 1:4. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.

========= Глава 17 ==========

Всё происходило слишком быстро. Картинки сменяли друг друга в бешеном калейдоскопе: искажённое похотью разукрашенное лицо, чужие руки, шершавые, грубые, оставляющие синяки на бёдрах. Собственный страх, теснящий грудь, затапливающий разум. И, как во сне: лицо Киллиана за спиной дикаря. Его распахнутые глаза, в темноте кажущиеся почти чёрными. Горячая кровь, чужая, обжигающая, потоками по горлу, по груди. И снова рука на губах, призывающая молчать, держащая крепко, но бережно.

Алексис кивнула скорее машинально, чем действительно понимая, что происходит. Спасение, когда она уже перестала надеяться, всё ещё казалось игрой разума. Тем, во что очень хочется поверить, но верить опасно, чтобы не сойти с ума. Она отстранённо наблюдала, как опускается на землю тело, намеренно избегая смотреть на Киллиана. Голова гудела, ноги стали ватными, и Алексис с трудом удерживалась на грани рассудка, боясь упасть в обморок.

Громкие выстрелы, крики — звуки вдруг наполнили горную тропу, заглушая шум водопада и стук собственного сердца. Алексис вздрогнула, наконец приходя в себя, понимая, что всё это — правда. И Киллиан действительно здесь, и теперь всё обязательно будет хорошо. Повинуясь его знаку, она вжалась в скалу, напряжённо наблюдая, как он идёт обратно, взводя курок, в то время как нож вернулся в ножны на поясе. Едва заставила себя не броситься следом, понимая, что будет сейчас только мешать.

Всё, что оставалось — ждать, прислушиваясь, не обращая внимания на высыхающую кровь, стягивающую кожу липкой коркой, на то, что дрожит всем телом, а зубы начинают отбивать дробь. На дорожке заплясали тени, приближаясь, становясь больше, чётче, и Алексис взвизгнула, узнав в двух из них индейцев. Заметив её, они закричали и бросились вперёд, а она, не помня себя от страха, подхватила юбки и помчалась дальше, в темноту тропы. Водопад гудел где-то совсем рядом, обдавая ледяными брызгами. Алексис бежала, боясь оглянуться, задыхаясь в водяном мареве, когда нога поскользнулась и поехала вниз. Взмахнув руками, она попыталась сохранить равновесие, но вторая нога ступила на тот же камень. Леденящий ужас пронзил сердце, собравшись в животе, и, издав короткий крик, она полетела вниз.

Алексис уже не видела, как упали, один за другим, индейцы, как тело одного из них покатилось по склону, скрываясь в потоках воды. А Киллиан подбежал к краю тропы, вглядываясь вниз, а потом, чертыхнувшись, прыгнул следом.

От удара о воду тело вспыхнуло острой болью, ледяные иголки пронзили каждую клеточку, выбивая воздух из лёгких, заставляя инстинктивно раскрыть рот, который тут же наполнился водой. Юбка промокла и потянула на дно, течение закрутило, ударяя о камни. Алексис оттолкнулась от дна, пытаясь выбраться на поверхность, успела глотнуть немного воздуха, и снова оказалась под водой, вслепую шаря вокруг в безумной надежде уцепиться за что-нибудь. Лёгкие жгло, с каждой минутой тело цепенело, становясь неповоротливым, отказываясь слушаться. Мысли расплывались, принося блаженное оцепенение разуму. Сопротивляться стихии больше не хотелось. Алексис раскинула руки и закрыла глаза, отдаваясь на волю реки.

Киллиан вынырнул, едва погрузившись в воду, огляделся, но в темноте река казалась угольно-чёрной, ветви леса смыкались над головой, закрывая от призрачного лунного света. Он грёб вперёд, с каждой минутой понимая, что надежда найти Алексис тает, а сам его прыжок становится бесполезным. Ему никогда не найти её здесь: если она не разбилась сразу, то наверняка уже утонула, и к утру тело вынесет на отмель. Стиснув зубы, Киллиан упрямо плыл дальше, задыхаясь от холода, когда впереди забрезжил свет.

Река разлилась, вихрясь редкими порогами, сверкая серебром. Водопад стих, ноги всё чаще цеплялись за дно. Оттолкнувшись, Киллиан поплыл к берегу, рассчитывая пройти вдоль течения, надеясь найти тело Алексис там, когда взгляд зацепился за тёмное пятно, плывущее в нескольких ярдах впереди, посередине реки. Безумная догадка обожгла разум, и он поплыл, почти не чувствуя своего тела, вытянул руку, цепляясь за ткань, потянул на себя, тут же запутавшись в облаке светлых волос, окружавших лицо, словно водоросли. Несколько гребков, и вот они уже на берегу.

Подхватив Алексис за плечи, Киллиан вытащил её, отчего-то ставшую тяжёлой и почти неподъёмной, на берег, и упал на колени, убирая волосы с её лица. Алексис не дышала. Резко повернув её на бок, Киллиан стукнул по спине кулаком со всей силы, что ещё оставалась в нём. Потом снова, и ещё раз. Потянулся к ножу, в спешке путаясь с ножнами. Рванул рубашку, нащупывая шнуровку корсета, начал подрезать завязки, но мокрая ткань поддавалась туго, нехотя, а пальцы закоченели и слушались с трудом. Наконец корсет разошёлся в стороны, и Киллиан надавил на грудную клетку, вновь поворачивая её набок. С отчаянием, с бездумной методичностью, не веря в чудо, он продолжал колотить её в спину, пока Алексис не вздрогнула всем телом, сжимаясь почти пополам. Изо рта хлынула вода, заставляя горло сжаться в хриплом судорожном кашле.

Алексис вздохнула, глубоко, обдирая лёгкие холодным воздухом, оперлась на дрожащие руки, встала на колени, продолжая кашлять. Холод наконец напомнил о себе, и Киллиан затрясся, растирая плечи в тщетной попытке согреться.

— Алексис, — голос получился хриплым, каркающим. Она подняла голову, находя его глазами, попыталась что-то ответить, но губы не слушались, превратившись в две заледеневших полоски.

— Х-холодно, — наконец проговорила она.

Хотелось спать. Лечь вон под тем корнем, свернувшись в мокрый ледяной клубок, и заснуть, отдохнуть, забыться… С трудом Киллиан поднялся на ноги и протянул руку, но, видя, что Алексис не реагирует, взял её за локоть, заставляя встать.

— Нам надо идти. Нельзя останавливаться, пока хоть немного не согреемся. И ночевать в лесу нельзя. — Зубы отбивали дробь, и слова звучали невнятно, да и говорил их Киллиан скорее себе, не надеясь, что она поймёт и услышит его сейчас. Несколько резких движений, причинявших боль обоим: Киллиан попытался растереть её плечи, спину, заставляя окоченевшие руки двигаться. Потянул за болтающийся корсет, вытаскивая его и бросая в сторону. Алексис слабо вскрикнула, попыталась отодвинуться, но, наоборот, покачнулась вперёд, прижимаясь к нему, словно надеялась найти хоть немного тепла.

— Идём, — прохрипел Киллиан, подхватывая её за талию и перекидывая руку через своё плечо. Первые шаги давались с трудом, ноги одеревенели, но они брели в лес, к черневшим впереди горам. Шли, не видя ничего перед собой, на одном упрямстве, чувствуя, как нехотя кровь возвращается в мышцы, и сердце начинает стучать быстрее, разгоняя ослабевшее тепло. До рассвета было ещё далеко, когда Киллиан опустил Алексис на землю в тени большого куста, и сам сел рядом, непослушными пальцами раскладывая свой скудный скарб.