Странно, но здесь впервые за несколько лет одиночество не было таким невыносимым. Окружённая чужими людьми, в сотне миль от дома, она чувствовала умиротворение. Возможно, сказывалась усталость и напряжённая дорога, где приходилось постоянно быть на виду, среди десятков незнакомцев. А сейчас, в этой тишине, в домике, затерянном в лесу, ей было тихо. Словно в насмешку до слуха донёсся пронзительный вой. Вздрогнув, Алексис обеспокоенно посмотрела на дверь, но засов выглядел надёжным и крепким. Подумав, она открыла сундук и осторожно достала винтовку. Положив её на колени, снова залезла внутрь и добавила к ней револьвер. Оружие было холодным и тяжёлым, таким же, как когда она впервые взяла его в руки. Забравшись в кровать, Алексис положила револьвер под подушку, а винтовку поставила рядом, прислонив к стене. Перед глазами отчётливо вставал тот день, когда она стала их хозяйкой.

* * *

«Белый цвет», Вирджиния, 1864 г.

Мужчина стоял спиной к ней, копаясь в комоде. Кружевные чепцы, панталоны, нижние сорочки летели на пол, покрывая его шёлковым ковром бледных цветов. Алексис шла медленно, почти не дыша, держа в руках большой кухонный нож. Больше никто не посмеет ограбить её! Никто и никогда! Она лучше лично спалит «Белый цвет», но больше его не переступит ни одна нога янки!

Солдат тем временем покончил с одним ящиком и рванул на себя другой. В этот момент Алексис оказалась как раз над его спиной и, замахнувшись, всадила нож в основание шеи, стараясь не думать о том, что пронзает живую плоть. Мужчина булькнул и завалился вперёд, утыкаясь головой в стопку платков. Кровь закапала на пол, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее. Лужа стремительно расползалась, и пришлось отступить, чтобы не испачкать юбки.

Несколько мучительно долгих минут, а может, часов, Алексис стояла над телом, не решаясь двинуться с места. Но потом, очнувшись от потрясения, обошла его и быстро опустилась на колени, осторожно снимая с плеча солдата винтовку. Отложив её в сторону, она быстро осмотрела китель, доставая из кобуры револьвер. Патроны нашлись в заплечной сумке.

Когда вернулись с поля Сэм и Генри, — последние оставшиеся при ней рабы-мужчины, и янки обрёл вечный покой на заднем дворе, Алексис разложила перед собой на столе оружие, пытаясь вспомнить, что слышала и знала о том, как с ним обращаться.

Гораздо позже, спустя несколько дней, под молчаливое одобрение старой няни Розы и визгливые и напуганные причитания её племянницы Мэнсис, Алексис училась стрелять на заднем дворе. Винтовка была не только тяжёлой, но ещё и очень больно била в плечо во время выстрела. Вскоре оно превратилось в сплошной синяк, но Алексис, сжимая зубы, снова и снова взводила курок, пока не стала хотя бы попадать в ствол векового дуба в три обхвата, который рос перед домом.

Несколько раз винтовка спасала жизнь ей и её людям. Чаще всего достаточно было просто выйти с ней наперевес на порог дома, и солдаты, редко забредавшие в поместье большими группами, уходили. Два раза пришлось стрелять, и один раз она даже попала. Алексис не стала выяснять, куда, и даже думать не хотела, что человек мог умереть, но тот факт, что мародёры ушли благодаря ей, наполнял гордостью.

* * *

Впервые за долгое время Алексис проснулась отдохнувшей. Матрас, впрочем, проветривать надо не один день — за ночь она словно вся напиталась запахом сырости. Но в остальном спалось отлично. Закутавшись в шаль, Алексис нырнула ногами в домашние туфли и вышла на веранду. Край солнца только показался из-за гор, окрашивая лес на склонах в ярко-зелёные краски. С громкими криками пролетела мимо стайка скворцов. Счастливо рассмеявшись, Алексис раскинула руки, словно пыталась обнять весь этот яркий, просыпающийся мир.

После завтрака и очередного сражения с матрасом, пришла очередь большой лохани, которую вынес вчера во двор отец Колум. Пока грелась вода, Алексис оттирала её, представляя, как помоет, наконец, голову. Наполнить такую большую ванну оказалось непросто: пришлось греть три ведра, причём, пока они нагревались, вода в лохани постепенно остывала. Но всё же труды были вознаграждены, и спустя два часа Алексис уже погрузилась в неё, с наслаждением намыливая голову.

Вода стремительно остывала, но вылезать наружу не хотелось. Отец МакРайан сказал, что Каннинги прибудут после обеда, а значит, пока у неё масса времени на себя. Прикрыв глаза, Алексис откинула голову на деревянный бортик и блаженно вздохнула. От воды поднимался слабый аромат жасмина — остатки былой роскоши, привезённой из дома. Тёплый ветер шевелил высыхающие волосы, солнечные лучи скользили по лицу, щекоча нос. Оглушительно чихнув, Алексис открыла глаза и громко вскрикнула от неожиданности — в нескольких шагах от неё стоял всадник. Плюхнула вода. Подтянув колени к груди, Алексис возмущённо воскликнула:

— Отвернитесь!

Лошадь послушно качнула головой, разворачиваясь, а Алексис уже рванула из лохани, драпируясь в простыню, лежавшую рядом. Скрутив волосы жгутом, она принялась отжимать их, недовольно поинтересовавшись:

— Давно вы здесь стоите?

— Хотелось бы постоять подольше, — раздался ленивый ответ. Возмущённо фыркнув, Алексис обошла всадника и, не оборачиваясь, скрылась в доме.

— Я смотрю, вы нашли применение лохани! — задорно крикнул Киллиан, спешиваясь и снимая с седла сумку. — Я стираю в ней попоны, если вам интересно! — Он подошёл к веранде и, облокотившись на стойку перил, достал огрызок сигары. Когда Алексис снова показалась на пороге, Киллиан уже вовсю курил, довольно жмурясь. Шляпа лежала рядом, и солнце играло в тёмных каштановых волосах.

— Лучше бы вы мылись в ней сами! — заявила Алексис, на ходу закрепляя мокрый пучок на голове шпильками. Злость на Киллиана кипела, затмевая все доводы благоразумия и учтивости. О каком воспитании может идти речь, когда здесь все поголовно им пренебрегают?!

— Я приехал посмотреть крышу, — примиряющим тоном сказал Киллиан, не спеша, впрочем, идти следом. — И я действительно только подъехал, когда вы открыли глаза! — донеслось до неё. Хотя это была ложь, и оба прекрасно об этом знали.


Киллиан поругался с Колумом ещё вечером, когда тот заявил, что надо срочно починить крышу.

— Я не просил тебя селить её туда! — возмутился он, когда брат поймал его по пути в салун. — Чини сам, насколько я помню, ты неплохо управляешься с молотком и гвоздями.

— Меня ждут на фермах, — спокойно произнёс Колум. — А ты, — его палец упёрся Киллиану в грудь, — совершенно свободен до следующей недели. Это я знаю точно.

— Слишком много ты знаешь, — досадливо ответил Киллиан, сплёвывая длинную тягучую табачную струю ему под ноги.

— Знаю, что Сомерсен собирает команду охотников, — прищурив глаза, Колум обвиняюще смотрел на брата. — И что ты уже записался ехать с ними.

— А вот это уже не твоё дело! — ощерился Киллиан и развернулся, собираясь уходить.

— Ты прав, твоя жизнь — давно не моё дело! — Поймав его за рукав, Колум резко дёрнул брата на себя и сгрёб одной рукой за грудки, нависая над ним.

— Я давно не несу за тебя ответственности, — прошипел он угрожающе. Его глаза зажглись ледяным гневом. Казалось, ещё немного, и он зарычит. — Но если тебя поймают, если кто-то начнёт расследование, если…

— Кому они нужны, эти краснокожие? — презрительно ответил Киллиан, стряхивая его руки. — Агенты** не обращают внимания на то, что мы отлавливаем индейцев. А остальным нет до этого дела. Даже спасибо скажут, когда принесём десяток скальпов.

— Дело твоё. — Колум уже взял себя в руки, и теперь ничего не напоминало о прежней вспышке ярости. Приветливо кивнув семейной паре, прошедшей мимо, он повернулся к брату. — Ты же знаешь, что я тебя люблю.

— Знаю, — усмехнулся Киллиан, надевая шляпу.

— Будь осторожен. — Колум посмотрел на брата долгим, выразительным взглядом.

— А ты ведь и сам не прочь погонять индейцев по лесам! — На щетинистом лице расплылась хитрая улыбка. — Вот отчего ты так злишься! Так может…

— Не может, — отрезал Колум, одёргивая чёрный сюртук.

— Ладно-ладно. — Киллиан примиряюще похлопал брата по плечу. — Я поохочусь за нас двоих.

— Но сначала заедешь к учительнице и посмотришь крышу. — Открыв было рот, чтобы возразить, Киллиан обречённо кивнул.

И вот теперь он смотрел, как Алексис швыряет в лохань свою одежду, и про себя посмеивался, вспоминая возмущённый взгляд, которым она его одарила, когда заметила.


__________

*джембе — западноафриканский барабан в форме кубка.

**Агенты — сотрудники Бюро по делам индейцев. Первое Бюро было открыто в 1806 году.

========== Глава 5 ==========

Алексис так яростно тёрла платье в лохани, что кожа на руках покраснела и стёрлась на костяшках пальцев. Всякий раз, когда ветер доносил стук молотка, она вздрагивала и раздражено поджимала губы, стараясь не думать о возмутительном поведении младшего МакРайана. Снова и снова возвращаясь мыслями к произошедшему, Алексис чувствовала, как вспыхивают щёки, и начинала тереть несчастное платье ещё сильнее.

Это было возмутительно! Киллиан МакРайан был возмутителен в своей наглой самоуверенности и полном равнодушии к чужому мнению. Его ленивый оценивающий взгляд так и стоял перед глазами. Будь её воля — толкнула бы его в эту лохань. Представив, что под её руками оказалась голова Киллиана, Алексис удвоила усилия, не чувствуя боли в стёртых костяшках. Неизвестно, чем бы закончилась эта яростная стирка, если бы не весёлые крики и смех, зазвучавшие в лесу.

Спустя несколько минут из-за поворота показалась повозка, в прямом смысле слова полная людей. На козлах сидела пара: мужчина держал вожжи, а женщина — маленького ребёнка на руках. За их спинами покачивались и подпрыгивали дети всех возрастов.