Фу, как грубо. Мог бы и не брать трубку, раз занят. За кадром раздался звук битого стекла, какие-то вопли и глухие удары. Да чем он занят, в самом деле? Женщине стало не по себе.

— Я в ресторане с Большаковым, — кратко, как в армии, доложила она. — На работу сегодня больше не поеду, возвращаюсь домой. Встречаемся там.

— Лады.

Он отключился.

— Проблемы? — спросил Большаков.

— Нет. Не думаю.

Зимин в своем репертуаре. Кажется, она уже привыкает к его своеобразной манере общения. Дома увидятся, и она узнает, что случилось. Раз трубку снял, значит, жив-здоров. Остальное второстепенно.

Большаков, кстати, после разговора оживился. Вместо того чтобы впадать в депрессию, он развил бурную деятельность. Мужчина названивал юристам и заму, уточняя детали сделки и назначая встречу какому-то Айвазу. Имя показалось ей знакомым.

— Простите, вы кому звоните? Айвазу Багратуни?

— Да.

— Зачем?

— Есть идея.

Ольге совсем не улыбалось снова общаться с новоявленными родственниками, но ее никто пока не обязывал делать это, так что не стала влезать.

После обеда Большаков проводил ее на стоянку. Охранник распахнул перед ней дверь авто. Женщина сделала шаг и вдруг услышала за спиной:

— Хочешь присутствовать на внеочередном собрании акционеров?

Ольга резко развернулась на каблуках.

— Но… я же не акционер, — удивленно возразила она.

— Я могу включить тебя в свою команду вместе с юристом, — ответил он и добавил, заметив ее колебания. — Не отказывайся сразу.

— Я подумаю.

* * *

Мирослав как раз закончил общаться с особо ретивым репортером, который проник в ночной клуб «Колоссиус» под видом рядового посетителя. И куда только смотрел фэйс-контроль? Металлодетектор должен был показать, что в сумке у парня камера. И тем не менее.

Мужика изловили, изъяли камеру и телефон, после чего отвели в подсобку, еще раз обыскали и допросили с пристрастием. Плюгавенький журналюга раскололся почти сразу. Его нанял Петр Тюнин, продюсер певицы Лилии. Надо было заснять «бесчинства» в ночном клубе, желательно, чтобы владелец клуба был на фоне баб. Когда Зимин задал вполне закономерный вопрос, зачем, тот ответил, что надо было создать образ неразборчивого в связях кобеля и плейбоя.

И ведь ему почти удалось выполнить задание! Мирослав как раз общался с диджеем, а одетые в кожаную сбруйку девочки в «клетках» рядом разминались, лениво дрыгаясь под ритм, бьющий из колонок. В этот миг он боковым зрением заметил, что их снимают.

Почему-то стало неприятно, что статью могла прочитать Ольга. Она, конечно, поймет, что это подтасовка, но люди считают иначе. И так они теперь замазаны после телевизионного скандала.

— Поп, куда его? — еще раз тряхнул засланца Зимин.

— Ты чегой-то перемудрил, — сказал зам. — Подержать, покормить да отпустить после банкета. Мы же не звери.

— Заявит, сука, — пробасил один из бойцов, который держал под руки пленного.

— Не заявит, — мягко, ласково сказал Зимин и наклонился, взглянув прямо в бегающие глазки папарацци. — Он же не дурак, да? Ну, ошибся человечек, бывает. На первый раз простим.

— Да-да, — зачастил журналист. — Да, я не специально, я так… Я ничего!

— Ну, вот и ладушки. Пакуйте его.

Ольга дома ждет. Отлично! Что-то он соскучился.

— Эй, а камера? Камера-а? — тоскливо провыл папарацци, когда его уводили.

— Кстати, да, — запоздало сообразил Зимин и велел Попову: — Хорошо, что напомнил. Отдай Крагину карту памяти из фотоаппарата. Вдруг там еще что-нибудь интересное. Удостоверение тоже. Все, я пошел.

С утра Зимин изучал бумаги, которые юрист принес на подпись, а после обеда с этим говнюком общался. В качалку уже не успевает, так что прямым курсом домой. Поест уже там, и будут собираться на прием, будь он неладен.

* * *

Дело доктора Гладышева, составленное службой безопасности и напрочь забытое, так и осталось лежать в сейфе. До поры, до времени.

* * *

Ильхан Ибрагимов собирался на светский раут. Еще никогда он так тщательно не брился второй раз на дню, не подбирал костюм и галстук.

«Черт! Словно на свидание собираюсь», — удивился он и еще раз оценивающе взглянул на себя в зеркало.

Он думал о чужой жене. Мысли то и дело возвращались к ней. Ольга. Ради нее он предал старую дружбу просто потому, что захотел сделать ей приятное. Борис Летков заслужил это, потому что посмел ее обидеть.

Нельзя так с женщиной, нельзя. Тем более с дочерью. Всему есть предел.

У олигарха сносило крышу всякий раз, когда он ее видел. Простое прикосновение к руке при встрече, короткое и мимолетное, заставляло его напрягаться. Он, как охотник, выслеживал дичь. Приходили на ум странные мысли, и казалось, что он сходит с ума. Иначе зачем бы он на полном серьезе размышлял, как избавиться от ее мужа? Соблазнить ее, отбить — или его убить. Бред. Сейчас не лихие девяностые, а он не «браток», как Зимин. Хотя… Нет.

Это было не просто увлечение, а настоящее наваждение.

Седина в бороду — бес в ребро? Похоже на то.

И ведь раньше у него был шанс. Почему тогда не было такого чувства? Ее присутствие тогда, много лет назад, так не будоражило кровь. Может быть, потому что сейчас она принадлежала другому, он взглянул на все иначе?

Ибрагимов мечтал, чтобы Ольга хоть раз посмотрела на него так же, как на Зимина, улыбнулась бы ему, поцеловала… И не только. Впервые за долгие годы ему вдруг приснился «влажный» подростковый сон с ее участием. Ильхан проснулся и понял, что испачкал простыни, как мальчишка, у которого ни разу не было женщины.

— Черт!

Искушение. Самое ужасное, что умом он это понимает, но ничего не может с собой поделать. Когда Ольга оказывается рядом, мозги напрочь отказывают. Остается только безумное желание.

Если бы он посоветовался с теткой, то эта мудрая женщина сказала бы ему, что он наконец-то влюбился. Мира Загитовна давно мечтала, что ее племянник остепенится. Когда родителей не стало, она заменила ему мать. Но мужчине нужна семья и дети. Она пыталась намекать о какой-то соседке. Совпадение? Судьба. От нее не уйти, так он решил. Однако желание тетки исполнилось совсем не так, как она хотела.

Раньше он только использовал женщин. Теперь все изменилось. Появилась та, ради кого он был готов на все.

* * *

Ольга приехала, скинула костюм и пошла в ванну. Хотелось смыть с себя негатив и всю ту грязь, что налипла за день. Она блаженно откинулась на краешек ванны, утопая в ароматной ванильной пене, и блаженно закрыла глаза.

— У-у… У-у-у… — встал на за задние лапы пекинес и облокотился о бортик ванны.

Собакин переживал, что хозяйка может утонуть. Если бы не этот скулеж, Ольга бы так и заснула в воде. Пекинес сунул нос в душистое облако, чихнул и отпрянул, и она наконец-то улыбнулась. Паршивец. Четвероногий позитив!

Краем уха она услышала, как хлопнула массивная стальная дверь. Потом шаги. Эту уверенную поступь ни с чьей не спутать. Муж приехал, однако.

А до вечера еще целых четыре часа. Это если без дороги… Мысли опять идут в известном направлении.

— Чарли, как думаешь? Что можно успеть за четыре часа?

— Вуф! — вполне осмысленно ответил он.

Влажный нос принюхивался, темные глазки блестели и как будто что-то сообщали хозяйке.

— «И за что тебя зовут собакою?» — послала она ему воздушный поцелуй.

Песик гавкнул еще пару раз, забил хвостом и метнулся к выходу, встав на задние лапы. Дверь открылась, и пес Чарли пулей вылетел в коридор. Показался Зимин. Он закрыл дверь, подошел и наклонился над ванной, отбросив тень и заполнив собой все пространство. Его голубые глаза, казалось, налились штормовым сумраком, а сам он стал темным силуэтом на фоне плафона.

— «Не загораживай мне солнце»! — усмехнулась она и притянула его к себе.

— Не мочи мой галстук, — ответил он.

— Поздно.

Он завоевал весь мир — и ее в придачу, сам того не замечая. Вряд ли Зимин понял, о чем она, но ответил на поцелуй с не меньшим энтузиазмом. О, эта извечная игра с касанием языков, когда дыхание пресекается, а в животе все скручивается в тугой узел от желания!

Его пальцы скользили по ее груди, невидимой в облаках пены, сжимали мгновенно затвердевшие соски, спускались ниже. Мужчина потянул ее наверх, но поскользнулся, когда через край выплеснулась вода, и только молниеносная реакция спасла его от падения. Залаял пес за дверью.

— Прости, — рассмеялась Ольга. — Давай лучше ты ко мне.

Она встала, напоминая Венеру, рожденную из пены морской, и начала неверными, чуть подрагивающими от нетерпения пальцами развязывать ему галстук. Вода стекала по ее телу, капала с рук. Мокрый шелк поддавался с трудом. Мирослав смотрел испытующе, ожидая, что дальше.

Ольга стянула с него рубашку и пиджак, расстегнула пояс. Замерла. Хотела посмотреть. Вроде, цел. Ни синяков, ни ссадин. Она взяла его за руку, перевернула ладонь и изучила костяшки пальцев; повторив операцию с другой рукой, женщина пришла к выводу, что драки не было.

— Что так? — спросил он, смутно догадываясь, что она искала.

Она не ответила. Снова поцеловала, сначала в уголок этих твердых губ, потом в шею. Игриво куснула его плоский сосок, отпрянула, снова приникла, проложила дорожку из поцелуев по крепкой, мускулистой груди, опустилась обратно в облако пены и коснулась губами плоского мускулистого живота чуть выше ремня. Зимин вздрогнул, как от электрического разряда, и втянул воздух сквозь зубы.

Она посмотрела на него снизу вверх и сказала:

— Я жду!

И, как русалка, откинулась подальше и отплыла, заманивая к себе. Он разделся и последовал за ней.