Она, очевидно, решила дружить с Ольгой, сев с нею рядом, чем явила величайшую милость. Другие женщины неприязненно сверлили взглядами новенькую, которая неведомо как затесалась в их ряды.

Ну и ладно, ну и пусть. Она особо не стремится с ними познакомиться. Хватит с нее фотосессии, где она натянуто улыбалась, стараясь не думать, что на том же фото запечатлели персонал интерната и монахинь. Это фото она точно не захочет вклеить в альбом.

— Нет, — ответила Ольга. — Спасибо. Просто грустно… Осенний сплин. Не обращайте на меня внимания.

— Вижу, вы расстроились из-за детишек, — сделала ошибочный вывод женщина.

— И это тоже, — вздохнула Ольга, сцепив руки в замок на животе.

Вдруг она вздрогнула и замерла, прислушиваясь к себе. Легкое, почти неуловимое движение. Это шевельнулась ее дочь.

Глава 39

Дома Ольга была непривычно скована и молчалива. Зимин сначала подумал, устала или заболела, а потом заподозрил что-то неладное и начал настойчиво ее расспрашивать, что случилось. Она отмалчивалась.

— Вань, что произошло в поездке? — позвонил он телохранителю.

Тот сказал, что жена беседовала с какой-то монашкой. Ладно, захочет — расскажет сама. Не клещами же из нее вытягивать подробности. Может, Ольга повстречала кого-то знакомого? Или просто тетка сказала ей что-то неприятное.

Ну, вот. Переоделась в домашнее. Лежит в спальне поверх покрывала, свернувшись в комочек, обняв колени, и страдает. Мирослав присел рядом и пощекотал ей пятку. Ольга дернулась, очнувшись, и посмотрела на него.

— Слав! Ты чего?

— Хорош страдать, пошли есть.

— Не хочу, — отвернулась она, глядя в окно.

Зимин обошел огромную кровать по периметру, сел с другой стороны, загораживая ей обзор, и повторил:

— Пошли ужинать, я сам готовил.

Ольга села, удивленно глядя на него.

— Хвастаешься? — спросила она. — Или отравить меня хочешь?

Настроение — самое то, чтобы травиться. До сих пор неприятный, какой-то мерзкий осадок от встречи с прошлым. Ничем его не заесть и не перебить, увы.

— Ну, яичницу я в состоянии сварганить, — потянул ее за руку муж. — Давай, пошли.

Он хотел растормошить ее, чтобы Ольга не сидела с таким унылым и потерянным видом, не похожая сама на себя. Она сейчас напоминала девчонку, которая вот-вот расплачется. Губы кусает. Старается улыбаться, но видно, что глаза на мокром месте.

— Идем, — потянул он ее за руку. — Ты же не обедала.

— Почему же, — возразила она. — Там в столовой был торжественный обед.

— Не ври.

А-а-а… Вот оно что. Он все знает. Эта его вечная привычка следить и все контролировать. Охранники наверняка доложили, что она не пошла обедать, сославшись на головную боль, и раньше других вернулась обратно в автобус.

— Брилева уволю! — пригрозила она.

— Не уволишь, — усмехнулся Зимин. — Я работодатель. А ты охраняемый объект.

— Субъект.

— Идем, субъект, — поцеловал он ее.

Они ели шакшуку, весьма неплохую, кстати говоря. С уймой сладкого перца, как она любила. Ольга как-то незаметно для себя самой переместилась к мужу на колени. Даже попробовала немного прямо с общей сковороды. Зимин не стал размениваться на тарелки и накрывать на стол.

— Что сегодня случилось? — дождавшись, когда она поест, спросил Мирослав.

Ольга замерла.

— Я могу не рассказывать?

— Как хочешь, — ответил он.

Придет время — расскажет сама. Иногда ему казалось, что они близки как никогда. Но в такие моменты мужчина понимал, что они ужасно далеки друг от друга. Неизвестно, когда она подпустит его к себе на расстояние вытянутой руки. Ему принадлежало ее тело, но не душа.

Зимин раздраженно вздохнул и поцеловал ее в затылок.

— Я… — сказала Ольга, радуясь, что он не видит ее лица. — Я видела сегодня врача. Гинеколога, из-за которой не могла иметь детей.

— В интернате.

Он не спрашивал, а утверждал.

— Да. Я ее запомнила. Она была без маски, когда вышла из-за ширмы. Потом надела.

Этот спокойный, размеренный голос как будто не принадлежал ей.

— И что потом? — осторожно уточнил он.

— Она сказала мне, что это просто витамины. У меня анемия, поэтому голова часто кружится. Надо сделать укол. Как комарик, совсем не больно. Не надо бояться.

«Не надо бояться», — сказала она.

Да, было не больно. Сначала. Потом Ольге стало плохо, и она поняла: что-то не так. Ее обманули. Живот болел, ее крутило, сердце часто-часто колотилось в груди. Она встала с кушетки, где ее оставили отдыхать, и прислушалась. В коридоре медсестра говорила с кем-то по телефону. Врача не было видно. Из соседнего кабинета доносились приглушенные голоса. Кажется, ее мать говорила с кем-то.

Она просто ушла. Медсестра на посту, увлеченная разговором, даже не заметила. Ольга не стала одеваться, оставив свое пальто на входе. Придержав колокольчик над дверями, она вышла и некоторое время брела по улицам, не соображая, где она и что с ней. Потом упала. Кто-то нагнулся к ней и спросил, в порядке ли девушка. Ольга не смогла ответить. Все заволокло туманом от боли.

Очнулась она уже в муниципальной гинекологии.

— Я не хочу это вспоминать, Слав, — так же ровно сказала она. — И прощать не хочу. Эта женщина уволилась сразу после этого случая и ушла в монастырь. Как будто это что-то для меня изменит.

Ольга думала об этом в пути. Та женщина была просто рядовым сотрудником. Она сделала то, что ей велели. Но виновны все: Изабелла, владелица клиники и врач. Особенно бабка, которая привела ее на заклание и отвалила достаточно денег, чтобы врачи забыли про закон, совесть и клятву Гиппократа.

— Давай я пристрелю ее, а ты сегодня ляжешь спать пораньше, — сказал он.

Она дернулась, не понимая, он всерьез или шутит. Если всерьез, ей это не надо, а шутка вышла совсем не смешная.

— Слав, не смешно.

— А я и не смеюсь.

Зимин был в бешенстве. Ее, по сути еще девчонку, обманули. Лапши на уши навешали и… Мало он копал про психиатра. Похоже, там тварь на твари сидит и погоняет. Ему была эта тема неприятна.

— Я пойду спать, — сказала жена, вставая. — Спасибо за ужин.

* * *

Зимин позвонил Брилеву и уточнил насчет монастыря, под патронажем которого находился интернат. Потом велел Крагину пробить, что за монашки ездят в Маклаково ухаживать за детьми.

— Там была женщина, бывший медик, гинеколог, — сказал он. — Имени не знаю. Ранее работала в Мытищах в какой-то частной клинике. Год? Девяносто седьмой. Больше ничего не знаю. Надо пробить ее.

* * *

Ольга, приняв душ, тяжело забылась.

Иногда не различаешь грань сна и яви. Ей вдруг привиделось, как наяву: она снова студентка. Журфак, но Латышева почему-то рядом нет, как будто они никогда не встречались и не любили друг друга.

Ее кольнула странная неправильность происходящего.

Отучившись на первом курсе, Ольга рванула на каникулы на юг. Дикарем, с однокурсниками — в Туапсе, где жила подруга ее биологической матери. Заранее узнав всеми правдами и неправдами, как ее зовут и где прописана.

Ей виделись соседи по даче, которые что-то припоминали. Ах, да! Была такая женщина, нянечка, сидела с девочкой. Виделся усатый детектив, какая-то сердитая тетка в архиве колледжа, которая ее отчитывала, взятки… Вожделенный адрес и имя.

Она смотрела, как полноватая, самая обычная женщина с обесцвеченными волосами выходит из частного двухэтажного дома гуляет по морскому берегу с ребенком, мальчиком лет пяти-шести.

— Не подходи близко к воде, утащит! — прикрикнула она, когда волна захлестнула ножки малыша, и тот сел на попу прямо на песчаный бережок.

Эта женщина не имела ничего общего с «мамой Таней», которая иногда виделась ей во сне. Вообще другой человек. Наверное, частный детектив ошибся. Это не может быть она!

Ольге стало страшно, и она проснулась.

* * *

Ольга все еще не могла вынырнуть из странной, параллельной реальности, где все происходило совсем не так. Она все-таки сделала это. Съездила туда.

Такая вот ирония. Ожидания vs реальность. Причем реальность всегда побеждает.

— Не спишь? — спросил ее муж, тоже сев на постели, и щелкнул выключателем лампы на тумбочке. — Я тебя разбудил?

— Ты когда лег? — повернулась она к нему.

— Только что.

Вот кто ее разбудил. Ну и хорошо. Давненько ее не мучили такие реалистичные кошмары. Чем больше похоже на правду, тем страшнее.

Она легла рядом с мужем, обняла его за шею, стараясь не тревожить раненую руку с нашлепками пластыря, и вздохнула.

— Что теперь будет? — спросила она. — С Зелимхановым.

— Его свояк Пахомов дает показания, так что присядет.

— А он не попытается избавиться от Пахомова, как от тебя? — забеспокоилась Ольга. — Пока тот в СИЗО и не выступал на судебном заседании.

— За ним присмотрят. Кроме того, сын поумнее папаши будет, не станет лезть на рожон, — ответил Зимин. — Если, конечно, хочет бизнес сохранить.

Сын за отца не отвечает. Как-то так. Мирослав это просчитал, зная, что парень вырос в Москве и далек от реалий начала девяностых, когда передел бизнеса в основном шел бандитскими методами. Развязывать войну он не будет. Кроме того, Руслан Зелимханов однозначно виновник событий, он начал первым. Зарвался. Сам виноват. Мстить просто не за что.

А вот Зимин теперь с Гордиенко на короткой ноге. Сам не ожидал, что все так обернется. Это первый шаг в большой бизнес, где многое решают не деньги, а связи.

— Спи, — сказал он, поглаживая Ольгу по плечу. — Завтра поедем к бате. А после выходных регистрация у Калаша.