Люк вздыхает и откидывается на спинку дивана, складывая руки на животе.

— Не думаю, что она вернется. Она учится в штате Флорида. И проделала весь этот путь сюда, чтобы ... — Он делает паузу и надувает щеки. — Понятия не имею, почему она приехала. У меня есть подозрение, что она слегка неадекватна.

— Если твоего отца убьют, ты тоже тронешься умом, — бормочу я, потянув одеяло на себя. Люк поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и хмурится.

— Не защищай ее. Ты не заслужила такого обращения. — Я смотрю в сторону и изучаю ногти. Люк подвигается ко мне и трогает меня за подбородок. Он поднимает его так, что наши глаза снова встречаются. — Послушай меня, ты ни в чем не виновата. И мы докажем, что твой папа тоже, и все успокоятся.

Абсолютная вера на его лице становится для меня последней каплей. Я сжимаю челюсти, но чертовы слезы наворачиваются на глаза.

— Возможно, нам удастся доказать, что он не убивал этих девочек, Люк, но он точно убил папу Мэгги. Этого не изменить.

— Не думаю, что он это сделал, — тихо говорит Люк.

— Что? — Я напрягаюсь, изучаю его глаза, обрамленные длинными темными ресницами, высокие скулы и пухлые губы. Его лицо непроницаемо, плечи слегка зажаты, он затаил дыхание.

— Я не думаю, что он вообще хоть кого-то убивал, — шепчет он. Мое сердце стучит как сумасшедшее, когда он продолжает: — Я никогда не верил, что он это сделал. Все это время я считал, что он не виновен.

— Это смешно, — шокировано произношу я. Я отодвигаюсь так, что он больше меня не касается. Люк реагирует и, вздрогнув, тоже откидывается назад. Поворачиваюсь в кресле лицом к нему и кладу подбородок на колени, желая установить барьер между нами. — Почему ты так говоришь?

— Потому что это правда. Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь. Кое-что... — Он замолкает и тяжело сглатывает, наклоняясь вперед, чтобы упереться локтями в колени. — Хотя, это неважно. Я считаю, что твой отец взял на себя вину за то, чего он не совершал.

— Комната была заперта изнутри, Люк. Ты сам мне это сказал пять лет назад. Никто не мог войти или выйти из нее. Эти люди были связаны, а у папы в руке был пистолет, которым он убил их. Черт, тот самый пистолет, которым он убил и себя! — Мой голос срывается, я практически его теряю. Почему он это делает? Почему он дает мне надежду на то, что отец невиновен? Это жестоко и невыносимо, особенно после всего, что произошло сегодня. Я прячу лицо в коленях, сосредоточившись на дыхании.

— Эвери. Эвери... — Люк хватает мою руку, я пытаюсь вырвать ее, но его хватка только усиливается. — Я не отпущу тебя, — говорит он. — Я не пытаюсь причинить тебе боль. Но это то, то, во что я верю. Есть кое-что, чего ты не знаешь. То, что полиция скрыла от прессы.

Я поднимаю на него глаза и вижу, как он нервно кусает губу.

— Макс не был мертв, когда мы нашли его, Эвери. Он умирал, но... он все еще был в сознании.

Люк скользит по дивану и крепче сжимает мои руки, в то время как я пытаюсь оттолкнуть его, — он предугадывает мою реакцию. Я наношу ему удары, пытаясь оттолкнуть, но он слишком близко ко мне, и размахнуться не получается. Комната наполнена сдавленными рыданиями, слышны звуки борьбы.

— Успокойся, — рычит он, прижимая меня к себе так, что мое лицо оказывается на его груди. Я не могу. Я не могу. Я не могу. Изо всех сил пытаюсь отодвинуться от него и сосредоточиться, чтобы дышать через рыдания, но он держит меня слишком сильно. Я пытаюсь снова и снова, но это бесполезно; он сильнее меня. Недолго думая, я позволяю телу контролировать свои действия. Погружаю зубы в его грудь и сильно кусаю. Люк издает стон, отпускает меня, и неожиданно поднимается, сжимая кулаки.

Он в ярости. Я забиваюсь в уголок дивана и пристально смотрю на него, захлебываясь слезами. Люк опускается на корточки передо мной и убирает руки за голову, его лицо искажено гневом и болью

— Ради всего святого, твою мать, дай мне обнять тебя, — произносит он

— Ты должен был рассказать мне! Нельзя было это скрывать!

— Я знаю. Прости, но у меня не было другого выхода. Пожалуйста…

Я зажмуриваю глаза и затыкаю руками уши.

— Нет. Нет, ты сказал, что он умер быстро.

Я снова слышу, как он двигается.

Руки Люка мягко касаются моих запястий, он пытается заставить меня опустить руки. Я отталкиваю его и бью по груди, но он просто хмыкает и наклоняется ближе.

— Я не отпущу тебя, — повторяет он. Ему удается опустить мои руки вниз, и он снова опускается на диван, все еще стоя на коленях передо мной. Я открываю глаза, пытаясь отразить в них всю злость и ненависть, на которую способна. Он не отступает; хватается за мои бедра и дергает на себя, так что я падаю на спину, секундное колебание — и он фиксирует мои запястья над головой.

— Ты можешь злиться на меня, Айрис. Ненавидеть меня, и это нормально. Я должен был сказать тебе. Я хотел. Каждый раз, когда я предлагал тебе встретиться Брейке, причиной было то, что я хотел рассказать тебе. Но каждый раз ты выглядела такой разбитой. Я не мог стать еще одной причиной твоей боли. — Он стискивает челюсти и смотрит на меня сверху вниз, его мышцы напряженно замирают. Я брыкаюсь и вырываюсь, пытаясь избавиться от него.

— Отстань от меня, Люк.

— Нет. Нет, пока ты не услышишь все. Твой отец не умер быстро, ясно? Он умирал медленно, и в это время я держал его за руку. Его горло было разорвано в клочья. Он едва мог говорить, но пытался, понятно? Он говорил. Посмотри на меня, Айрис. Посмотри на меня! — Я отворачиваюсь, чтобы не слышать. Во мне нет сил для того, чтобы услышать, что он говорит. Он хватает мои запястья и удерживает их одной рукой, второй касаясь моей щеки так, что я не могу отвести взгляд. — Он сказал две вещи, прежде чем он умер. Он сказал: «сделка». Ты знаешь, что он имел в виду? Это говорит тебе о чем-то?

Я все еще борюсь с ним, но это не работает. Он намного сильнее меня, и мне не вырваться, пока он сидит на мне.

— Нет, — рычу я. — А теперь отпусти меня.

— Дыши, красавица. Просто дыши.

— Не называй меня так, черт возьми!

Он игнорирует мои слова.

— Дыши. — Он пристально смотрит на меня и подавляет своим взглядом. Люк резко выдыхает. — Подумай. Просто прекрати вырываться и подумай об этом пару секунд. Говорит ли тебе что-нибудь слово «сделка»?

Крик застывает в горле. Я еще не успокоилась.

— Вот так. Просто дыши. Подумай.

Я с трудом могу что-то вспомнить, мне нужно, чтобы он отпустил меня, но слова Люка, наконец, проникают сквозь панику.

Я делаю вдох, длинный и глубокий, стараясь расслабить каждую мышцу тела. Я дрожу от адреналина и горя, когда говорю:

— Нет. Это ничего мне не говорит.

Люк опускает голову, его разочарование очевидно.

— Сейчас я отпущу тебя, хорошо? Не выходи из себя. — Хватка на запястьях ослабевает, и он, сидя на пятках, медленно выпускает мои руки. Он по-прежнему ограничивает меня, но слегка наклоняется назад, чтобы дать некоторое пространство. Я потираю руки и облокачиваюсь на локти, пытаясь успокоить безумное сердцебиение.

— Было что-то еще. Ты говорил, он сказал две вещи, — произношу я, отказываясь смотреть на него, сосредоточившись на созерцании царапин на пряжке его ремня, которая находится на уровне моих глаз.

— Да. — Люк немного отодвигается, когда понимает, что я собираюсь снова драться. Перекидывает ногу через меня и обратно усаживается на диван, вздыхая неровно. — Хотя это полный бред. К тому времени он едва дышал. Я тысячи раз проигрывал его слова в голове, пытаясь понять, правильно ли его расслышал.

— Просто скажи мне, — я шепчу, обнимая себя.

Он опускает голову к груди и поджимает губы. Я не пытаюсь оттолкнуть его, когда он снова берет меня за руку. Он смотрит вниз на нее, лежащую на его коленях, и выводит медленные круги по нежной коже, словно прося прощения кончиками пальцев. Я вся трепещу в ожидании, когда он, наконец, поднимает свои глубокие карие глаза на меня и произносит:

— Летай высоко, Икар.

23 глава


Желание


Сердце замирает. Люк сжимает мою руку и придвигается ближе.

— Что? Ты знаешь, что это значит?

Я не могу говорить. Горло сдавило так, что я не в состоянии даже сглотнуть. Я просто киваю, позволяя слезам течь по лицу. Он наклоняется, и все еще удерживая мою руку, просит:

— Дай мне обнять тебя. Пожалуйста.

Его боль так же ощутима и реальна, как и моя. Она затягивает его, заставляя выглядеть потерянным. Я выпрямляюсь и сажусь к нему на колени. Он обнимает меня и прижимается лбом к моему виску, шепотом проговаривая мягкие, успокаивающие глупости мне в волосы, а я плачу. Мы сидим так довольно долго, прежде чем я собираюсь с силами и беру себя в руки. Эти слова — Летай высоко, Икар — послание. Послание для меня. Это точно. Хотя я не могу рассказать об этом Люку. Я слишком не в себе, чтобы говорить об этом, так что вместо этого делаю то, о чем точно пожалею. Я прячу лицо у него на плече и позволяю себе поплакать еще минуту. А затем слегка отклоняюсь назад и целую его челюсть, чуть пониже уха. Он перестает шептать, но руки все еще успокаивающе нежно гладят меня по спине. Я застываю в нерешительности. Часть меня хочет повторить это снова, но другая часть кричит, что пора слезать с его колен и бежать сломя голову. Но тут я думаю о поездке в метро назад в Колумбийский, вспоминаю плакаты, Ноа, и то, что Тейт по-прежнему отсутствует, и понимаю, что мне это нужно. Мне нужен Люк так отчаянно, что я не могу дышать. Отчаянное желание внутри меня вырывается наружу, я рывком расстегиваю его одежду и снова крепко прижимаюсь губами к его коже.