— Ты хочешь, чтобы я умолял тебя, да? — шепчет он.

Я отказываюсь отвечать. Медленно скольжу вниз по его телу и избавляю от боксеров, по пути изучая скульптурные линии его торса и ног. Он перестает дышать и резко вздрагивает, когда я слегка облизываю кончик его члена.

— Я не могу. Мне нужно быть внутри тебя, — выдает он, зарываясь руками в мои волосы. — Я не продержусь долго.

— Может быть, я тоже хочу попробовать тебя на вкус, — шепчу я.

Вдруг руки Люка оборачиваются вокруг моей талии, он хватает меня и снова бросает на спину.

— Я хочу быть внутри тебя. Мне нужно чувствовать тебя изнутри, Эвери. Ты такая чертовски узкая. Мне это нужно. Пожалуйста. Пожалуйста, позволь мне. — Он неистово целует меня, засовывая язык в мой рот, и мое тело реагирует, изгибаясь ему навстречу. Я еще раз обхватываю ногами его талию, но на этот раз между нами нет преград. Ни джинсов. Ни белья. Его член давит на меня, глубоко между ног, это вызывает страх и восторг одновременно.

Люк качает головой, словно пытаясь прийти в себя, и прижимается лицом к моей груди.

— Боже, я знаю, что это неправильно, но видит Бог, я так хочу тебя. Скажи мне. Пожалуйста, скажи, что ты тоже этого хочешь, — стонет он.

Я толкаюсь к нему и чувствую, как он скользит вниз, так что теперь находится почти у самого входа в меня, и с трудом произношу:

— Да. Да. Пожалуйста.

Он быстро выпрямляется. На секунду мне кажется, что он передумал, но это не так. Он тянет ящик на своей тумбочке с такой силой, что на нем отлетают пружины, и он с грохотом падает на пол. Кажется, это не беспокоит его; в течение пары секунд он роется в нем и возвращается, держа в руках маленький синий квадратик. Люк разрывает фольгу и раскатывает презерватив, не особо заботясь о том, что я подглядываю. Когда дело сделано, он снова устраивается сверху.

—Ты уверена? — шепчет он.

— Уверена. — Я развожу коленки и впиваюсь ногтями в его задницу, давая понять, что не могу больше ждать. Когда он качается вперед, толкаясь в меня, мы оба замираем, ошеломленные нахлынувшими ощущениями. Он больше, чем те, с кем я была до этого. Я на грани боли и наслаждения, это невероятно.

— Черт, ты такая узкая. Не двигайся! — просит он. Я до сих пор под ним и смотрю на его лицо, он изо всех сил старается выровнять дыхание. Его глаза впиваются в мои, пока он медленно выскальзывает из меня; не отрывая взгляда, миллиметр за миллиметром. Я не могу совладать с собой, когда чувствую новый толчок; выгибаюсь навстречу, прижимаясь бедрами, отчаянно желая чувствовать его глубже. Он издает страдальческий стон.

— К черту. — Он хватает мои запястья, как делал раньше, но теперь я более чем готова держать их над головой. Он целует мое горло, пока входит в меня снова, восхитительная смесь боли и удовольствия проходит между моих ног, пока он погружается глубже и глубже.

Я уже в раю или в аду, не знаю, и наконец, в теле Люка нарастает дрожь.

— О, дааааа... Я сейчас... Я не могу...

Я сцепляю ноги в замок, принимая его настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Прижимаюсь к нему так, чтобы чувствовать его грудь своей грудью и неожиданно мы вместе кончаем. Напрягаясь, он освобождается, задыхаясь с криком, и я следую за ним, через мои нервные окончания проходит сильнейший импульс, и я разлетаюсь на кусочки.

По рукам все еще бегут мурашки, когда Люк отпускает меня. Я вожу вверх и вниз пальцами по его спине, наслаждаясь ощущением того, как перекатываются его мышцы. Он накрывает меня своим телом и тихо шепчет нежности в мои волосы. Через пару минут я чувствую его напряжение и понимаю, что он собирается встать.

— Нет, — тихо говорю я. — Останься во мне.

Словно зная, что мне нужно, Люк сжимает меня в объятиях и придвигает ближе к себе. Мы лежим в той же позе, пока не исчезает последний луч дневного света, и засыпаем как единое целое.


24 глава


Бегство


Холодный и яркий солнечный свет заливает комнату, и я просыпаюсь. Это напоминает мне о снеге горах в Вайоминге и безмолвной тишине. В Нью-Йорке тишину днем с огнем не сыщешь, независимо от погоды. Шум и смог — неотъемлемая часть города, и мне придется свыкнуться с этим. Люк спит на своей половине, закинув рук и за голову и обнимая подушку. Белая простынь обвивается вокруг его талии. Я встаю, стараясь не разбудить его. Я тише, чем когда либо, собираю свои разбросанные вещи и выхожу в гостиную в поисках футболки и лифчика.

В голове разгорается настоящая война по поводу того, стоит ли мне осмотреться здесь и приготовить кофе, но трусость, в конце концов, побеждает. Я хотела этого в течение нескольких последних недель. И получила, но сейчас, когда мы имеем то, что имеем, я в растерянности. Я выхожу настолько тихо, как только могу, и бегу вниз по трем лестничным пролетам, чувствуя себя все более опустошенной с каждым шагом. Я знаю, что должна делать, но поход в хоромы моей матери на Манхэттене — почти столь же пугающая перспектива, как и возвращение в Колумбийский. Слушайте, по-хорошему в такой ситуации я в первую очередь должна идти к матери. Она должна быть моей жилеткой. Но реальность такова, что она скорее поспешила бы на работу, чем стала разбираться с моими проблемами, неважно, насколько расстроенной я бы выглядела.

Я сильнее закутываюсь в пальто и выхожу на улицу, тут же понимая, что была права насчет снега. Он везде. Огромные сугробы у тротуаров, где дороги расчищены, серый и черный цвет покрыты семнадцатисантиметровым слоем белого. Люди уже заполняют тротуар с дымящимися чашками кофе в руках, сигаретами в зубах и с телефонами, прижатыми к ушам. Никто не замечает и не кидается с криками, когда я появляюсь среди них. Я растворяюсь в толпе.

Пройдя квартал, я вхожу в первый попавшийся небольшой ресторанчик и заказываю кофе. Делаю глоток и замираю у двери на выходе, услышав знакомый голос.

— Судя по тому, что стаканчик одни, возвращаться ты не планировала?

Волосы Люка взъерошены и покрыты снегом, который снова начал сыпать, пока я была внутри. Он одет в одну только футболку и тренировочные штаны, и выглядит запыхавшимся.

— Что… Что, черт возьми, ты творишь?

— Нет, — он делает шаг навстречу мне и убирает руки в карманы. — Это что ты творишь?

— У меня занятия.

— Эвери, у тебя нет занятий. Сейчас шесть утра. И у меня есть серьезные сомнения, что ты собираешься туда возвращаться. Ты просто бежишь от меня.

— Я не бегу!

— Тогда почему не разбудила меня, когда собралась уходить?

— Потому что…— Я обвожу взглядом улицу, не желая встречаться с ним глазами.

— Ты реально умеешь заставить парня чувствовать себя дерьмом, ты в курсе? — Он делает еще один шаг ко мне. — Я, бл*дь, в шоке. Мы… Прошлая ночь… Я знал, что это плохая идея, но, по крайней мере, надеялся, что ты не ополчишься против меня.

Я опускаю взгляд на наши ноги и замечаю что он в наспех надетых тонких кроссовках.

— Не будь дураком! Я ничего не имею против тебя. Просто мне показалось, что для тебя так будет проще.

— Для меня проще… — он не заканчивает предложение. Поднимает руки над головой и сцепляет пальцы, прижимая локти к ушам, как вчера, когда удерживал мои руки. — Проклятье, иногда ты думаешь только о себе, так?

— Постой, просто… Так будет лучше.

Он сужает глаза и сокращает расстояние между нами, тянет в сторону тротуара, подальше от людей, которые проходят мимо и толкаются.

— Почему, твою мать, так будет лучше?

— Открой глаза, Люк. Сегодня ночью ты переспал со мной, чтобы я почувствовала себя лучше. И мне действительно лучше. Так что спасибо.

— Спасибо? — В непонимании он трясет головой. — Спасибо? — Он сжимает кулаки, и на секунду я пребываю в уверенности, что он собирается впечатать их в стену. Вместо этого он хватает мою руку и прижимает ее к своему лицу. — Я не делал одолжение, когда спал с тобой вчера, идиотка. Господи, как ты не понимаешь, что я просто забочусь о тебе?

Я действительно знаю, что он заботится обо мне, и, возможно, это даже хуже. Потому что если он заботится обо мне, то все по-настоящему. И это… это мне незнакомо, понятия не имею, как справиться с этим. Я говорю первое, что приходит в голову, и это — самая хреновая вещь, которую я когда-либо говорила вслух:

— Ты не переживаешь обо мне. Просто жалеешь, потому что мой папа умер.

— Серьезно? Ты так думаешь? — Его щеки краснеют. Пронзительно темные глаза сияют лихорадочным блеском. — Ты очень сильно ошибаешься.

— Тогда, почему ты всегда предлагаешь мне встретиться? Приглашаешь выпить с тобой кофе?

Люк отступает дальше по улице, но не отводит от меня взгляд. Гнев искажает его красивое лицо.

— Сначала я предлагал тебе встретиться в память о твоем отце. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Но это быстро изменилось. Я… У меня проснулись чувства к тебе. Но тебе было всего шестнадцать, ты была так сломлена и чертовски, чертовски прекрасна, я не мог совладать с собой, как бы ни пытался. Я не помню и дня в то время, когда не хотел бы быть первым человеком, к которому ты придешь, если тебе будет нужна помощь. Дня, когда ты не была той, о ком я думал в первую очередь, проснувшись утром.

— Теперь ты выглядишь смешным, — говорю я, отступая на шаг. — Все то время ты был с Кейси. Я была ребенком.

— Ты никогда не была просто ребенком! А с Кейси я встречался по неправильным причинам. И понял это, когда мы вместе сюда переехали. Я, бл*дь, и спать с ней перестал, потому что, бл*дь, не любил ее! Я перестал с ней спать, потому что не мог выбросить тебя из своей гребаной головы! — Он срывается на крик.